Наконец три часа службы прошли, и пришло время для покаяния. Марина и я вышли из церкви и пошли в дом из красного кирпича. Воздух на улице показался мне таким чудесным и свежим. Людей, желающих покаяться, было в этот день немного. Первой зашла моя подруга, затем я.
Комнатка для покаяния была довольно маленькой, сквозь небольшое окошко проникало недостаточно света, поэтому над небольшим иконостасом горела дополнительно небольшая лампочка. Священник, одетый в свою длинную золотую ризу, стоял перед иконостасом, держа в руке большой металлический крест. Он велел мне опуститься на колени и протянул мне крест для поцелуя. Я покорно поцеловала крест.
– Как твое имя? – спросил священник.
– Наталия.
Священник пробормотал какую-то волшебную формулу с моим именем, я не поняла ни слова. Он перекрестил меня, и мне можно было начинать.
Я вытащила из кармана мой список и зачитала его священнику. Дойдя до пункта «прелюбодеяние», я бросила взгляд на лицо священника. Тот нахмурился. Мне стало стыдно. После покаяния священник отпустил все мои грехи, однако сказал, что так как прелюбодеяние смертный грех, он пока меня не может допустить к причастию. Чтобы мне снова разрешили причащаться, нужно каждый день по полчаса читать молитвы, ходить каждую неделю в церковь на покаяние и никогда больше не прелюбодействовать. Я должна была или повенчаться с Богданом, или больше не заниматься с ним сексом.
Я вышла немного подавленной. Я не могла себе представить, как же мне объяснить Богдану, что я больше не буду с ним спать, а если он со мной хочет спать, он должен на мне жениться. Это была большая проблема – побольше, чем зачитать список грехов священнику.
Марина пошла после службы на причастие, а я, которой этого было нельзя, чувствовала себя обделенной и грешной. На выходе Марина раздала очень щедрую милостыню нищим, стоящим у церкви. И опять я почувствовала себя недостаточно хорошей и щедрой. У меня не было столько денег, чтобы давать такую щедрую милостыню. В общем, после этого утра я чувствовала себя отвратительно. Только одно радовало – предстоящий обед.
Но за обедом я опять почувствовала себя грешницей. Марина соблюдала пост: она не ела мяса, рыбы и молочного, в то время как я ела все подряд и с большим аппетитом.
Я начала каждый день читать молитвы, как мне наказал священник. Я морально готовилась к разговору с Богданом и очень боялась этого. Я сама понимала, насколько смехотворны мои требования. После года совместной жизни я вдруг меняю мое мнение и заявляю: «Дорогой, я больше не буду спать с тобой, потому что это грех». Мне самой тоже не хотелось отказываться от регулярного секса, но желание быть хорошей и правильной в тот момент преобладало.
Сейчас я думаю, что я упорно не хотела брать ответственность за свою жизнь и поступки и лихорадочно искала того, кому бы эту ответственность передать. Мне так хотелось наконец почувствовать себя в безопасности, найти духовную гавань, и чтобы мне кто-то мудрый объяснил, что хорошо, а что плохо. Я думаю, что именно нежелание взять ответственность за свою жизнь и поступки очень часто приводит людей в секты.
Марина вскоре уехала, а я осталась еще на пару недель погостить у родителей, благо было лето и каникулы.
Неожиданно и Богдан приехал к моим родителям, так как соскучился по мне. Как только мы остались наедине, я сказала, что больше не собираюсь с ним спать. Богдан сначала не поверил. Но когда я все же убедила его, что я не шучу, он так возмутился, что выбежал в ярости в огород, чтобы немного успокоиться. Богдан был очень зол на меня, ему казалось, что я сошла с ума. Я пыталась его успокоить, говоря, что это не насовсем. Я предложила, что мы могли бы пожениться, и тогда нам снова разрешат заниматься сексом.
– Ну что за глупости! – возмущался он. – Все было хорошо, и словно гром среди ясного неба, на́ тебе, не будем заниматься сексом!
– Но можно же пожениться… – пыталась оправдаться я.
– Я из-под палки жениться не буду! – категорически заявил Богдан и был прав.
Я ничего на это не сказала. Мне было, с одной стороны, обидно, что Богдан не хочет на мне жениться. С другой стороны, я его понимала, поэтому не очень злилась. Зато я испытывала огромное чувство вины. Это я была виновата, что Богдан теперь страдает. И зачем только я ходила на это покаяние! Но я всегда отличалась упрямством. Если уж я что-то начала, то старалась всегда доводить начатое до конца. Я не сдавалась. Богдан вскоре уехал в полностью расстроенных чувствах, оставив меня не менее расстроенную у родителей. Погостив еще пару недель, я вернулась в общежитие к Богдану.
Мне больше было некуда ехать, но я сразу же купила газетку и пыталась найти квартирку или комнату, которую я бы могла себе позволить. Позволить я себе ничего не могла. Но все же я позвонила по одному объявлению и хотела снять комнату за триста рублей в месяц. Я собрала вещички и приехала в двухкомнатную квартиру неподалеку от вокзала. Жить бы мне пришлось с опрятной женщиной лет пятидесяти, в комнате было уютно и даже стоял телевизор.
Новое жилище имело только один изъян: после того как я распаковала вещи, хозяйка объявила, что комната вместо трехсот будет стоить пятьсот рублей. Мне пришлось снова паковать мою сумку и, как побитой собаке, возвращаться к моему Богдану. Я продолжала каждый день молиться и каждую неделю ходить в церковь. Богдан теперь должен был спать на полу, а я спала одна на кровати, сохраняя мое целомудрие. Все попытки Богдана забраться ночью на кровать я пресекала на корню.
Так как до учебы оставалась еще пара недель, я не знала, чем бы мне заняться. Я очень часто ходила к подругам и рассказала им про свое новое мировоззрение. К моему удивлению, одна из подруг – Света – рассказала, что она с детства хочет уйти в монастырь, если не навсегда, то на какое-то время. Мне идея понравилась. Мы решили, что пока не началась учеба, мы поедем в Верхотурье и постараемся остаться там, в женском монастыре, до начала учебы. Сказано – сделано. Это было странное приключение, которое продлилось одну неделю и показало нам другой мир.
Мы со Светой долго ехали на электричках, пока не добрались до Верхотурья. На родине моего любимого святого Симеона Верхотурского, около иконы которого я всегда стояла в церкви, было два монастыря. Мужской мы нашли сразу же, а вот женский пришлось поискать. Мужской был центральнее, ярче, богаче и более открытым. Женский – скромнее, уединеннее и, как мне показалось, печальнее.
Мы вломились на службу в женском монастыре и тут же заработали на орехи. На нас были джинсы, и у нас не было платков на головах. Слава богу, предусмотрительная монашка выдала нам запасной инвентарь, и мы подпоясались одолженными юбками, похожими на слишком широкие фартуки. Платки, пахнущие ладаном, нам тоже выдали.
Службы – это утомительное дело, Света быстро выдохлась, тем более что мы почти всю ночь провели в электричках. Но во мне проснулась какая-то одержимость и решимость все выстоять, только бы изменить то ничтожество, которым я себя считала. Мне тогда было не ясно, что это чувство ничтожности являлось всего лишь результатом четырехлетнего моббинга в школе. Мне было плохо, и я стремилась всеми правдами и неправдами это изменить.
В общем, бедная Света, видя, что я не сдаюсь, тоже достояла службу. После этого с нами беседовала матушка, и нам разрешили остаться на неделю в качестве послушниц. В нашей келье были печка и маленькое окошко, в углу, как полагается, божничка, стены были выбелены голубой известкой.
Это была странная и спокойная неделя. Службы, трапезы, молитвы и послушание, во время которого мы помогали в саду. Не обошлось и без разговоров с монашками и послушницами. Это были в основном очень добрые женщины.
Одна девушка мне запомнилась особенно: она отличалась дерзостью и курила тайком от всех, хотя все это знали, ей это прощалось. Про нее рассказывали, что богатые родители постоянно посылали ее сюда, видимо, для улучшения характера или чтобы добиться послушания. За это они платили неплохие деньги. К огорчению родителей, послушание, выработанное в монастыре, держалось каждый раз не очень-то долго.
Когда мы прощались, одна монашка даже прослезилась, мы обещали вернуться, но слово не сдержали.
Начавшаяся учеба захватила все внимание, и мы быстро забыли наше приключение. Так же быстро я забыла христианскую благопристойность, и Богдан наконец переехал с холодного пола на кровать.
Первый раз в секте
Мой брат постоянно приглашал меня посетить йогу, на которую ходил он, но я никак не решалась сделать это. Я боялась прийти на занятия, где все раскрепощенные и веселые, и показаться зажатой. Я страшно стыдилась своей скромности. Димка приносил мне различную литературу из секции йоги, и я даже начала делать некоторые задания из книг. Но все же я не понимала, как дыхательные упражнения и асаны могут помочь мне перестать быть скромной. Брат сообщил мне, в какой день и по какому адресу встречается группа йоги. Похоже, он ожидал, что я приду на занятия, чего я не сделала, так как очень стеснялась.
Однажды Дима мне просто заявил, что меня в группе йоги уже ожидают.
– Я всем про тебя рассказал и передал им, что ты пообещала прийти на занятия, – заявил он.
– Но я не обещала, – возразила я.
– Если ты не придешь, то все очень разочаруются. Они были так рады и так тебя ждут.
Разочаровывать людей я не любила. Поэтому, когда наступило воскресенье, я с трясущимися коленками забралась в троллейбус и поехала на занятие группы.
Только сейчас, спустя много лет, я осознала, что у меня не было почти ни малейшего шанса уйти от вербовки в секту. Особенно потому, что настойчивое приглашение было произведено родным человеком, которому я доверяла. Я была молода, доверчива и недовольна собой и жизнью. Димка, конечно же, не желал мне ничего плохого. Он был убежден в том, что все то, чему он научился на занятиях йоги, – это хорошо, поэтому он хотел искренне поделиться обретенным знанием. К тому же ему было сказано, что тем, кто не обладает этим тайным знанием, надо помогать и обязательно приводить на занятия школы, иначе они будут влачить свое несчастное существование в бедности, болезнях и проблемах. Мой брат ни в коем случае не думал, что он меня затаскивает в страшную секту, на самом деле он хотел меня спасти.
Я стояла перед большой, тяжелой железной дверью на двенадцатом этаже одной из новых шестнадцатиэтажек. Была зима, и я была тепло одета. От волнения я сильно потела под дубленкой. Я долго собирала силы перед тем, как наконец решилась позвонить.
Дверь открыла высокая, стройная женщина с черными, как смоль, волосами. Было видно, что волосы были покрашены. На ее лице был очень яркий макияж и сияла широкая улыбка.
– Здравствуй, ты, наверное, Наталья?
Я кивнула.
– Дима мне рассказал, что ты собираешься прийти. Я очень, очень рада, что ты пришла.
Я раскраснелась от удовольствия от такого радушного приема.
Я пришла, как всегда, немного раньше положенного времени, остальные ученики йоги еще не явились. За это время Ирина провела для меня небольшую экскурсию. Это была двухкомнатная квартира с маленькой кухней и с большим балконом. Балкон был необычным – очень длинным, а выход на него был из кухни и из большой комнаты. Большая комната, которую использовали для занятий йогой, была почти пустой. В углу громоздилась гора из туристических ковриков и одеял. У стены стоял маленький столик, на котором были кристаллы, благовония, свечи и фотографии людей в странных одеждах.
– Это алтарь, – объяснила Ирина.
– А кто это на картине над алтарем?
Я ткнула пальцем в изображение мужчины лет тридцати в шапке из перьев и в длинном костюме, напоминающем шаманский.
– Это наш великий учитель Шри Джнан Аватар Муни!
Так я впервые увидела лицо Руднева Константина Дмитриевича из Новосибирска. Против ожидания Ирины, меня не охватила благодать, и я не пережила состояние экстаза. К моему стыду, я даже подумала, что лицо этого учителя похоже на лицо алкоголика. Но Ирина говорила об учителе с таким благоговением в голосе, что я решила пересмотреть мое мнение о нем. Внешность человека никогда не была чем-то очень важным для меня. Я решила игнорировать тот факт, что великий гуру похож на алкоголика, ведь он же не виноват, что с таким лицом родился.
Рядом с изображением великого учителя висела мандала для медитаций, а напротив мандалы горела свеча. Вся квартира была пропитана запахом благовоний, который показался мне каким-то небесным, интенсивным и очень приятным. Играла медленная, расслабляющая музыка. Мы пили чай в крохотной кухне и ждали, пока не пришли другие ученики. Ирина просто сияла. Она всем своим видом показывала мне, что очень рада меня видеть. Мне было очень уютно и хорошо. Все мои страхи испарились, и я расслабилась. Мой брат так и не объявился на занятии, но я уже чувствовала себя здесь и без него как дома.
На занятие пришли только два парня. Первый, Владимир, сразу же завладел моим вниманием. При входе он наклонился, чтобы не стукнуться головой об дверь, отбросил прядь темных волос со лба и поздоровался. От его голоса у меня пошли мурашки по коже. Ирина представила его как своего тантрического партнера. Как всегда, когда мне кто-то нравился, я засмущалась. Второй парень заполнил собой дверной проем. Он тоже прогудел приветствие, добродушно посмотрев на меня. Этого коренастого светловолосого ученика звали Костя. Я сразу прониклась к нему доверием.
Ирина начала занятие. Мы встали в круг или, лучше сказать, в квадрат, так как нас было четверо. Ирина поместила меня между двух парней, объяснив, что когда мужчина сменяет женщину, энергия течет гармоничнее между людьми. Мне очень нравилось стоять между симпатичным Владимиром и коренастым Костей. Мы сложили руки в непривычный мне жест. При этом левая ладонь прикрывала низ живота, а правая была приставлена ребром к груди, большой палец со стороны груди. Ирина объяснила, что это жест «намасте», что значит «я вижу в тебе Бога». Чтобы подключиться к эгрегору школы, мы пропели мантру школы: «Намо Сотиданандана парам ананда свасти». (Что такое эгрегор и мантра школы, вы можете почитать в словаре в конце книги.) Я к тому времени уже знала все это из книг, которые мне давал мой брат.
Я еще не выучила слова мантры, поэтому просто открывала рот. Звуки мантры и ощущение единства с чем-то высшим, возникшее во время пения мантры, вызвали у меня потоки мурашек по коже. Казалось, что эти удивительные незнакомые звуки уносят с собой все проблемы и заботы и обещают что-то чудесное и неизведанное.
После пропевания мантры Ирина объявила:
– Давайте теперь скрестим руки на груди и поклонимся величию Божественной Силы.
Такое мистическое начало занятия как будто переместило меня в другое измерение, полное чудес. Мантра, слов которой я не понимала, звучала в моих ушах как волшебное заклинание. Брат Дима рассказывал мне, что нет ничего невозможного. Если много работать над собой, можно раскрыть сверхспособности и даже научиться летать.
Да, я хотела летать. Когда я была маленькой, я все время мечтала научиться летать. Я конструировала на бумаге модели парашютов или бегала по двору с зонтиком во время сильного ветра в надежде взлететь как Мэри Поппинс. Мне даже удавалось пролететь полметра или метр, когда в нашем городке случался сильный ветер. К сожалению, зонтики не выдерживали такой нагрузки и очень быстро ломались.