Паша окинул взором комнату, заметил пустые водочные бутылки. В следующее мгновение, неожиданно для себя самого, он рванулся через всю комнату, и схватил с подоконника открытую банку с пивом. Паша с удивлением наблюдал, как его руки взяли банку, и вылили содержимое в рот. Тело его не слушалось, и жило своей жизнью.
«Хорошо, – услышал Паша голос Купидона, – немного кисловато. Давай сгоняем в магазин за коньячком».
«Я не могу так сразу, я же с девушкой. Что она обо мне подумает?» – несмело возразил Паша.
«Она тебя поймет, поверь мне», – Купидон потер рука об руку.
– Я сейчас вернусь, – кинул он удивлённой Лене.
Паша стремительно вышел из квартиры, и, перепрыгивая три ступеньки, забежал в знакомый магазин.
– Что будем брать? – вслух спросил Паша.
«Две бутылки водки для студентов, две – коньяка для меня, и еще чекушку прямо сейчас», – прозвучал ответ в голове.
– Хорошо. Закуску брать? – спросил Паша.
«Гастрономические изыски меня не заводят, можешь ничего не брать. Мне все равно», – ответил Купидон.
Паша передал заказ продавщице, та собрала бутылки в черный пакет.
«Дай ей на чай сто рублей», – потребовал голос в голове.
Паша покорно отделил от сдачи сотку и протянул продавщице. Та заулыбалась, и засунула мятую бумажку в карман фартука.
На ступенях крыльца магазина руки, не подчиняясь Паше, взяли чекушку, отвинтили крышку, и направили горлышко прямо в рот. Паша, со стороны наблюдал, как его тело напивалось.
«Хорошо, что меня не видит мама», – подумал он.
«Тебе стыдно за меня?» – мысленно отрыгнув, спросил Купидон.
«Есть немного», – ответил Паша.
«Не очкуй, зато будет, что вспомнить», – возразил Купидон.
Паша вдруг запел незнакомым писклявым голосом:
– По аэродрому, по аэродрому,
Лайнер пробежал, как по судьбе
Для кого-то просто, нелетная погода…
«Прекрати, – взмолился Паша, – нас сейчас заберут в милицию».
– Не заберут. Я люблю вас, люди, – во все горло кричал Купидон.
Паша пытался взять в управление свой голос, но у него ничего не получилось. Ангел-сводник напрочь захватил управление голосовыми связками.
«Мы так не договаривались», – кричал Паша внутри себя.
– Какой ты нудный, оказывается, а в анкете написано – умный, спокойный и уравновешенный.
Паша с удивлением наблюдал, как шагает по асфальту, как раскидывает руки в разные стороны, как его родное тело совершенно не слушается. Выпитый алкоголь проник в кровь, картинка перед глазами поплыла. Купидон громко пел на весь подъезд:
– Приходите в мой дом,
Мои двери открыты,
А я буду вам петь, и вином угощать…
Входную дверь открыла Лена.
«Привет!» – пытался взять инициативу в свои руки Паша, но силы были не равны, и его тело прохрипело:
– Здорова, крошка!
Свободная рука хлопнула Лену по попе. Купидон попытался поцеловать девушку в щеку, но она увернулась. Купидон не расстроился. Дыхнув алкогольными парами на Лену, он проследовал вглубь квартиры.
– Привет, орлы! Я принес выпивку! – громко возвестил ангел-алкоголик.
Купидон вытащил одну бутылку коньяка из пакета. Облегчившийся пакет с покупками передал обрадованным халяве студентам.
– Веселимся, всю ночь до утра! – кричал спустившийся на землю небожитель.
Бутылка быстро пустела. Ноги подкашивались. Купидон обнимался со всеми подряд, танцевал и пел:
– Еще одна осталась ночь, у нас тобой…
Еще один раз прошепчу, любимый мо-о-ой…
Лена, не понимая волшебного превращения своего знакомого, забилась в угол комнаты и смотрела на происходящее с удивлением. Нет, он не был грубым, пошлым, злым или агрессивным. Но это был совсем другой человек. Неужели на него так влияет алкоголь?
Паша, между тем, допил одну бутылку, и принялся за другую. Не выпуская из рук заветный напиток, Паша-Купидон залез на стол и продолжил одиночный эротический танец. Собравшиеся хлопали, смеялись и веселились вместе с ним.
«Остановись!» – заплетающимся языком пытался возразить Паша. Купидон его не слышал. Как и любой алкоголик, ангел оказался самовлюбленным эгоистом. Захмелевшее сознание Паши, молча плакало, шептало слова извинения перед Леной.
Меж тем, тело Паши под управлением Купидона высунулось на половину из окна, и кричало на всю улицу:
– Россия, вперед, Оле, оле! Оле!!!!
Коньяк тек по губам, по пищеводу, разносился по всем частям тела, нарушая координацию, и лишая сил сопротивляться. И Паша, и Купидон одновременно отключились, завалившись спать на диване.
Паша открыл глаза примерно в шесть часов утра, от страшного сушняка. Удивительно, но голова совсем не болела. Самочувствие было нормальным, мысли свежими.
«Ты еще здесь?» – мысленно спросил Паша.
«Прошу, по тише! У меня все разламывается!» – услышал умоляющий стон Купидона.
Паша зашел в ванну, жадно присосался к крану с холодной водой. Затем умылся, посмотрел на себя в зеркало. Видимых последствий вчерашней пьянки, в виде синяков, ссадин и прочих увечий, не обнаружил. Паша вернулся в комнату. Сломанных люстр, столов и стульев после вчерашнего сабантуя он тоже не обнаружил. Пустых бутылок, стаканов, еды и прочего не было. Видимо перед сном, девчонки по-женски навели порядок в квартире и легли спать.
В единственной комнате было три спальных места: диван на котором спал Паша, и еще две односпальные кровати, на которых спали три девушки. В одной из девушек Паша узнал Дашу, хозяйку квартиры. Лены видно не было. Паша подошел к Даше и тихонечко ее разбудил.
– Извини, пожалуйста. Я вчера сильно набедокурил? – спросил он.
– Да, нет. Все нормально, – ответила Даша.
– А где Лена?
– Она уехала ночевать к знакомым. У нас тут свободных спальных мест не было. Тебя будить никто не решился, – заспанно улыбнулась Даша.
– Она ничего не передавала? – с надеждой спросил Паша.
– Не передавала.
– Где я могу ее найти?
– Я не знаю ни телефона, ни адреса куда она поехала, – ответила Даша.
– Я тогда пойду. Спасибо за ночлег. Передай, пожалуйста, когда ее увидишь, что мне очень жаль, что так получилось. Я буду ждать ее звонка, – сказал Паша.
– Ага, – ответила Даша, и провалилась в сон.
Паша нашел свой рюкзак с вещами и аккуратно вышел из квартиры, захлопнув дверь.
– Негодяй, я все сам испортил, – проклинал себя Паша, вышагивая по набережной Невы.
– Не кляни себя так сильно. От общей судьбы вы теперь не уйдете. Я обещаю, – возражал вслух Купидон.
– Может ты и ангел. Может быть, ты умеешь поражать сердца, но ты ни черта не понимаешь в женской психологии, – кричал Паша в сторону Финского залива.
– Просвети, меня безгрешного, – издевательски отвечал Купидон.
– Я испортил навсегда первое впечатление. Она теперь будет думать, что я алкоголик. А я не пьяница, это у тебя проблемы с горилкой.
С запада налетел сильный ветер, сгустились тучи, и пошел сильный ливень. Дождь был по-летнему теплый. Паша не прятался от дождя, подставляя потокам воды лицо и руки, и потому быстро промок до нитки.
«Мне пора. Прости если что не так. Мой босс сердится. Меня тоже по голове за такие проделки не погладят», – услышал в голове голос Паша.
«Ты же все равно отмажешься», – предположил Паша.
«Отмажусь, коенчно, но и ты не горюй. Все наладится. Лена будет по тебе тосковать, вы обязательно встретитесь, отношения наладятся. Поверь мне», – успокоил Пашу Купидон.
– Прощай, – вслух сказал Паша.
Паша почувствовал, как что-то покинуло его сознание, голова опустела, и внутри наступила тишина. Дождь прекратился. Паша пошел в сторону моста, перешел Неву, и по Невскому проспекту дошел до Московского вокзала. Пока он шел, выглянуло солнышко, ветер успокоился. Одежда по дороге почти высохла.
Паша купил билет до Москвы на ближайший поезд. Им оказалась уже знакомая «Ласточка». Поезд отправлялся в три часа дня. У Паши было впереди четыре часа времени. Он немного посидел на вокзале. А вдруг Лена поедет домой обратно на этом же поезде? Она обиделась на него? Как бы с ней поговорить? Может она уже вернулась к Даше? Паша сорвался, доехал до Дашиной квартиры на такси. Ему открыла заспанная Даша. На его немой вопрос, ответила, что Лена не звонила, не приезжала. Что она все передаст, пускай Паша не волнуется.
Паша рассказал, что уезжает сегодня в Москву в 15—16. Счастливо доехать, был ответ. Прощай. Пока-пока…
Было ли уважительной причиной, нахождение в голове ангела-алкоголика? Мог ли он ему отказать? Вероятно, мог. Паша вновь шагал по Невскому проспекту в сторону вокзала, подставляя лицо солнцу. Надо ли смириться с тем, что произошло? Нет. Нельзя. Паша должен найти Лену и извиниться. У него есть ее московский номер. Он дождётся пока она вернётся домой, найдет и поговорит. Он все объяснит, все расскажет. Лена его обязательно простит. Паша почти успокоился. За полчаса до отправления поезда, Паша с волнением зашел в вагон. А вдруг снова на соседнем месте будет Лена?
Но чуда не произошло. У окна на этот раз сидел седой старичок в очках и белой бородкой клинышком. Паша огляделся. Может Лена просто в этом же вагоне? Но знакомого лица нигде не было. Паша бросил рюкзак на свое кресло, и вышел на перрон. В голове крутились бредовые мысли: может, она узнала от Даши, что Паша уезжает, и приедет его проводить? Паша вышагивал вдоль своего вагона, опустив руки в брюки. Паша приподнимался на носках, высоко вытягивая шею. Порою ему казалось, что он видит знакомую прическу каре. Но, нет. Это был не она. Может она вон в том синем платке? – Нет, опять не она.
– Молодой человек, мы отправляемся, – услышал он голос проводницы.
– Спасибо, – последний печальный взгляд в сторону вокзала.
Если бы Паша на перроне увидел Лену, он бросился ей навстречу, забыв про рюкзак, про работу, про обязательства. Но перрон почти опустел, пассажиры зашли в вагоны, редкие провожающие семенили прочь. Знакомой прически и знакомого силуэта нигде не было. Паша еще раз прошелся по вагону, вглядываясь в лица пассажиров. Опечаленный, он сел на свое место.
– Я думал, что вы останетесь в Питере, – сообщил старичок-попутчик.
– Я хотел бы, – пробормотал Паша.
– Не пришла? – поинтересовался старичок.
– Не пришла, – со вздохом ответил Паша.
– Все наладится, – сказал старичок, – меня зовут Иннокентий Петрович, я строитель по образованию.
– Очень приятно, а меня Паша. Я – дурак, по образованию и по призванию. В общем, гармонично развитая личность, – с грустью заключил Паша.
– Не стоит так себя корить. Жизнь сложная штука. Если вам суждено встретиться – вы обязательно встретитесь. Рано или поздно.
– Хорошо бы, – кивнул Паша.
– Искренне прошу прощения, что навязываюсь. Я не хочу лезть в душу со своими советами и нравоучениями. Но позвольте по-стариковски рассказать вам одну историю, – Иннокентий Петрович снял очки и протер стекла носовым платком.
– С удовольствием, – согласился Паша, надо было срочно отвлечься от пожирающих грустных мыслей.
– История про меня. Я последнее время много думаю об этом. Распирает с кем-нибудь поделиться соображениями, – старичок начал повествование с водружения очков на характерный нос с горбинкой, – история началась в далеком 1940-м году. Мне тогда было десять лет. Я жил в Питере, тогда он назывался Ленинград. Наша семья жила на 12-й линии Васильевского острова в огромной коммунальной квартире. Примерно за год до начала войны к нам приехала семья военного летчика с красивой дочкой Варей. Отец у нее был красавец, лейтенант, отличник боевой и политической подготовки. Раньше он служил в Монголии, а перед войной получил назначение в Ленинградский военный округ. Приехали они к нам ночью, я сквозь сон слышал, как солдатские сапоги ухают по коридору, и сильные руки таскают чемоданы, столы и стулья.
На утро я столкнулся в коридоре с красивой девочкой в пестром ситцевом платьице. Мы познакомились. Она мне сразу понравилась. Я ее представил нашей компании во дворе. Девочку звали Варя. Она оказалась веселой и активной девчонкой. Варя бегала с нами по свалкам и подвалам, лазила на крыши и играла в футбол. В общем не девчонка, а сорванец. Первого сентября мы пошли в одну и ту же школу. Мы вместе шли на занятия, и одновременно возвращались домой. До порога квартиры кроме меня ее обычно провождали пять-шесть парней. Я сгорал от ревности, но ничего поделать не мог. Решиться на какие-либо объяснения, не смел и стеснялся. Мне казалось, что я ей тоже нравился. Но видимо она тогда считала, что инициатива должна исходить от мужчины, а я робел. Так и ходил рядом, как поводырь, с завистью смотря на более решительных мальчишек.
Под Новый 1941-й год случилась беда. Вариного отца арестовали по обвинению в шпионаже. Всех Вариных поклонников как ветром сдуло. За спиной у нее шушукались и показывали пальцем. А мне было все равно, я любил ее такой, какой она была. Теперь мы ходили до школы и обратно вдвоем.
– Все шарахаются от меня, как от огня. Тебе не страшно со мной? – как-то спросила Варя.
– Нет, – не раздумывая, ответил я.
– Ты смелый и верный, – оценила она меня.
– А ты красивая, – не остался я в долгу.
– А ты всегда будешь меня любить? – вдруг спросила Варя.
– Да, – холодея от своей смелости, ответил я.
– А если меня расстреляют, как врага народа?
– Я в это никогда не поверю, – ответил я.
– Ты женишься на мне, когда вырастешь? – последовал вопрос.
– Обязательно, – ответил я.
Наградой мне был несмелый и неловкий детский поцелуй в губы. Я закрыл глаза, и стоял минут пять, пытаясь запомнить свои первые эротические впечатления.
– Кеша, ты идешь домой? – вывел меня из ступора звонкий девичий смех.
С этого дня я часто получал свой законный поцелуй у дверей ее комнаты. По весне пришло известие, что ее отца расстреляли, как врага народа. Варина мама сильно заболела. Варя за ней ухаживала, и почти не ходила в школу. Я приносил ей задания, помогал делать уроки. Она меня предупреждала, что они с мамой вероятно скоро уедут из Ленинграда к бабушке в деревню, потому что у них отберут эту квартиру. Но началась война, квартиру не отобрали. В сентябре 41-го года мы какое-то время ходили в школу, потом занятия прекратились, детей потихоньку эвакуировали. Я уехал первый. Варя должна была выехать через два дня. Мы плакали, обнимались, целовались, клялись в вечной любви и дружбе. Обещали найти друг друга, чего бы это не стоило.
Я попал в детский дом в Киргизии. Своих родных, ни маму, ни папу я больше не видел. К нам в детский дом приезжало много детей из Ленинграда. Я всегда рассматривал вновь прибывших и расспрашивал: кто, откуда, не видели ли где-нибудь мою Варю? Известий от Вари не было.
После окончания войны, я поступил учиться я инженерно-строительный институт в Москве. Почти десять лет я писал письма и запросы в разные инстанции. Я искал ее всюду. Я специально ездил в Питер в нашу старую квартиру, нашел людей, которые помнили меня и моих родителей. Но про Варю никто ничего не мог сказать. Я зарегистрировался во всевозможных организациях ветеранов, блокадников, жертв репрессией, детдомовцев и прочих. Это не принесло результатов. У меня опустились руки. Я не знал, что делать. Где-то глубоко внутри я был убежден, что она жива. Она могла жить в глухой деревне в Сибири, или попасть в плен и остаться жить где-нибудь в Париже или Мюнхене. Примерно в пятьдесят пятом году я прекратил поиски. Я решил, что нам уготованы разные судьбы.
В 1960-м году я женился на девушке, которую тоже звали Варей. Она мне чем-то напоминала девочку из предвоенного Ленинграда. Иногда я представлял, что женат именно на той девочке из соседней комнаты в коммунальной квартире. Жизнь продолжалась. У меня родились сын и дочка. Все пошло своим чередом. Военные раны стали забываться и затягиваться. Я много ездил по стране, строил БАМ и Байконур, Лужники и каток Медео в Казахстане. На пенсии осел в подмосковных Химках.
Иннокентий Петрович сделал паузу. Было видно, что он заново переживает важные моменты своей биографии.
– Вы так и не встретили свою Варю? – спросил Паша.