Уважая принцип государственно-религиозного суверенитета других европейских государств и их правящих династий, дом Романовых не претендовал на какое-либо влияние на славянское население Австро-Венгерской империи, поскольку это население было католическим и находилось под властью католического монарха. Из числа славянофилов один лишь Михаил Погодин (в 1835 и 1839 гг.) выдвинул идею инкорпорирования карпаторосского населения в Российскую империю.[12] Однако российское правительство игнорировало эту идею полностью. Более того, начиная с французской революции, наполеоновских войн и Священного Союза и вплоть до последних десятилетий XIX века, отношения между тремя империями: Австрийской, Российской и Германской, несмотря на естественные трения их как соседей, определялись духом консервативной солидарности имперских правительств против общеевропейского национально-освободительного и социального движения. Как при императоре Павле Суворов, назначенный главнокомандующим союзными войсками европейских империй, защищал Австрию от революционной Франции, так и русский генерал Паскевич при Николае I подавлял Венгерское восстание 1848 года для сохранения единства империи Габсбургов.
Что же касается самих русинов, то и они поддерживали австрийскую имперскую власть, поскольку та обеспечивала им равенство перед законом и защищала их, как могла, от национального притеснения и дискриминации со стороны поляков, словаков и венгров. В одном из современных обзоров истории русинов их причисляют к народам, которые на протяжении всей своей истории претерпевают «бесчисленные и кажущиеся бесконечными страдания и притеснения» именно в качестве народности.[13]
Глава первая
Русины – история народа и общины между государствами
Именно эту историю мы и должны кратко обозреть, чтобы понять саму специфику и даже уникальность основного контингента русской епархии – карпатороссов.
Изначально они составляли население Галицко-Болынского княжества, созданного князем Романом Мстиславичем в 1199 году и превращенного в королевство Галиции и Лодомерии в 1254 году, когда его князь Даниил Галицкий принял от Папы Римского Иннокентия IV титул «короля Руси» и основал галицкий королевский дом и династию «королей Руси» или «князей всей земли русской, галицкой и владимирской» (rex Russiae). Население, оставшееся в массе своей православным, и именовало себя «русинами», прилагательным от которого оставался не «русинский» а «руський», или «русский». Но их пограничное положение на стыке больших государств сделало и саму Галичину, как называлась эта земля, и ее обитателей – русинов объектом постоянных военных и дипломатических завоеваний и переделов. В XIV веке в результате почти полувековой войны за нее между Польшей, Венгрией и Литовской Русью земли Галицко-Болынского княжества были поделены, естественно, вместе с населением между этими государствами.
Польское королевство получило часть княжества с городами Галич, Львов, Люблин и южные земли Подолья, а также часть Волыни с Холмом, тогда как Волынь с Владимиром и Луцком и частью Подолья отошли к Великому Княжеству Литовскому.[14]Таким образом, русины оказались разделены между Польшей и Княжеством Литовским, а после их объединения в XVI веке уже целиком оказались под властью католичества и втянуты в орбиту восточноевропейской политики и, не имея собственной государственности, через всю последующую историю оставались ее жертвой. К тому же они были вынуждены видеть себя глазами завоевателей, часто разных, но неизменно пытавшихся их ассимилировать в господствующую культуру того населения, в среду и под власть которого их определила на данный момент их историческая судьба.
В западных справочниках и энциклопедиях они называются «Рутенцами». Американская энциклопедия дает им следующее определение: Ruthenians – «историческое название украинцев, соответствующее украинскому "Русины". Английское слово Ruthenians происходит от латинского Rutheni (ед. число Ruthenus), от которого произошло немецкое "Ruthenen" и похожие слова на других языках. Первоначально так называлось кельтское племя в Южной Галлии». В Средние века им назвали обитателей Киевской Руси по западной средневековой практике давать новым народам, появившимся на горизонте, имена древних исчезнувших племен. Впервые это слово в применении к обитателям Руси встречается в Annates Augustiniani в 1089 году и с того времени веками использовалось на Западе для латинского именования восточных славян, и в особенности украинцев и белоруссов.[15]
Другая энциклопедия определяет их как Галицко-Болынское население, вначале вошедшее в состав Литовской Руси, потом Речи Посполитой, а после раздела Польши (1772) доставшееся Австро-Венгрии, где их культурным центром веками был Львов (Львив или Лемберг).
С конца XVI века это население было постепенно переведено в униатство, то есть православие по обряду и церковным обычаям, но подчиняющееся Риму и исповедующее католичество. Переход этот произошел в две стадии, в результате Брестской унии (1595 года) и Ужгородской унии, которая включала устное соглашение (1646 года), позднее подтвержденное письменными соглашениями (1664 и 1713 годов). Сама эта многоступенчатость свидетельствует о том, что в значительной мере уния была насильственным переводом православного населения под власть католической иерархии.[16]
В результате образовалась Греко-католическая церковь, православная по обряду и языку (церковнославянскому) и ряду специфически православных обычаев (женатое белое духовенство, совершение миропомазания священником и т. д.), католическое по подчинению Риму, богословию и формированию духовенства в католических семинариях. Беками эта Греко-католическая церковь оставалась специфически русинской (карпаторосской церковью). Уже здесь было заложено глубокое противоречие в сознаниях католической иерархии, с одной стороны, массы мирян – с другой; противоречие, проявившееся несколько веков спустя в легком и безболезненном переходе русин-униатов обратно в православие уже в Америке.
Рим считал это сочетание с византийским обрядом православным лишь по форме, но католическим по содержанию, в то время как русины воспринимали его как православное по содержанию, а католическое лишь по форме. Но в силу его своеобразного устройства – предоставляющего приходам жить на низовом уровне своей привычной православной жизнью – оно служило русинам в странах римско-католического большинства (и в Галиции, и в Венгрии) бастионом, предохраняющим от ассимиляции в господствующие католические культуры. В католических странах это русинское население в силу своей религиозной якобы второсортности было отодвинуто в низший малообразованный класс мелких фермеров и зависимого крестьянства. В этом качестве в Польше его эксплуатировала польская католическая шляхта, в Австро-Венгрии – средний класс, в который оно не могло попасть из-за отсутствия должного образования, а входя в него, неизбежно ассимилировалось уже в венгерской культуре.[17]
Эта превратность их исторического существования отразилась во множестве имен, которые они носили: «галичане», «карпатороссы», «рутенцы», «лемке», – имен, свидетельствующих, что на их собственное самосознание «русин» накладывалось и географическое положение, и то, кем и как их видели те государственные образования и народности, под власть которых их ставила сама пограничность их исторической судьбы.
Что сохраняло их идентичность, так это православие, а точнее даже, православный обряд на церковнославянском языке, внутри которого береглась историческая память даже тогда, когда этот обряд был включен внутрь католичества в институте униатства, как бы специально для них изобретенного.
Русины в Ливонской Руси[18]
Само имя «Русины» указывает на древнее формирование такого самоопределения, сохранившегося до наших дней. По мнению академика А. А. Шахматова, древние славяне зародились на склонах Карпатских гор.[19] В XV, XVI веках жители Львова, Киева или Чернигова еще не знали никакой «Украины». Само это слово появляется именно в лексиконе Польши для обозначения «окраины». Но Западная и Юго-Западная Русь себя окраиной не считали. Наоборот, они долго оставались центром, в котором продолжала свободно жить и развиваться православная культура. Это сознание своей центральности в русской истории укоренилось настолько, что в конце XVII века, уже после века унии, православный игумен Киево-Михайловского монастыря Феодосий Сафонович написал обзор русской истории, начав от Ноя[20], но так и не добравшись до Москвы. Эта русская история, ограничивающаяся пределами «киевского центра и государства русско-литовского», была столь популярна, что, войдя в Синопсис Иннокентия Гизеля, выдержала 25 изданий в течение двух веков, «вплоть до последнего – в 1861 году».[21]
Возможно, что именно в Западной Руси и началась проповедь Евангелия. Как пишет о. Владимир Зелинский: «…по преданиям, западная часть нынешней Волыни уже с конца IX века входила в епархию равноапостольного Мефодия (умер 885 г.), простиравшуюся от Моравии до волынских рек Буга и Стыри».[22] Галицкая Русь помнила, что именно она дала Москве ее первого митрополита из русских – св. Петра. После 1241 года, когда после трех сокрушительных поражений коалиции русских князей Русь как независимое государство перестала существовать, сохранились неразгромленными западнорусские княжества. Галицкий князь Даниил в надежде получить поддержку Европы против монголов принимает в 1254 году католичество.[23] Но большинство населения остается православным. Однако не от Европы и католичества приходит поддержка против Орды, а от одного из языческих литовских племен.
Литовские князья от Миндовга (1240) до Ягеллы (1377–1434) объединяли литовские и западнорусские княжества для противостояния уже не столько Орде, сколько западным крестовым походам против литовцев и славян. Папа Иннокентий III провозгласил крестовый поход против прибалтийских язычников. Для завоевания были созданы три военных ордена: Тевтонский, Ливонский и Меченосцев, которые, неся католическую веру, пользовались любой слабинкой соседей, чтобы завоевать не только язычников, но и крещеных славян, причем не только православных, но и своих католиков.
Для защиты от них Миндовг создает коалиционное государство, куда входят княжества западной и юго-западной Руси. Это государство успешно сопротивляется Тевтонскому ордену, сумевшему завоевать всю Прибалтику. Литовские князья при этом не покоряют русские земли; русские княжества присоединяются к литовско-русскому государству сами, видя в нем защиту от немецких орденов и от орды. В XV веке, в который Великое Княжество Литовское, Русское и Жмудское стало могучей европейской державой, к нему присоединились уже и Смоленская, Орловская, Калужская, Тульская и Курская земли. Граница проходила в районе Можайска.[24] На его территории от Балтийского до Черного моря подавляющее большинство населения оставалось русским. Русские княжества входили в него на своих традиционных вассальных основаниях, договорных и определенных законом. Эти отношения были временными, вассал мог их разорвать и выбрать другого сюзерена. Русский князь мог перейти под власть Москвы со всей своей землей, этим не нарушая обычаев и законов, как часто и делалось, особенно когда под натиском католицизма православных лишали прав и оттесняли от участия в политическом процессе, то есть в социальной самозащите.[25] Во главе русских княжеств, как правило, оставались князья прежних династий, Рюриковичи. Литовский великий князь не пытался их смещать и вмешиваться в их внутреннее управление. От них требовалось лишь участие в совместных военных действиях под общими знаменами, которое понимали все они как общее дело первой необходимости, поскольку только за период с 1340 по 1410 год Тевтонский и Ливонский ордена предприняли 100 походов против Западной Руси.[26] Последняя собственной грудью защитила как Московское княжество, так и княжества и территории Северо-Восточной Руси от немецких орденов.[27]
В самой Литовской Руси власть великого князя была ограничена сеймом; русским в нем принадлежало большинство, так как 80 % населения было православным. До крещения Литвы в католичество в 1386 году русские доминировали в культурном отношении. Древнерусский язык был официальным языком Литовской Руси, на нем велись летописи. Он и остался государственным языком не только после обращения Литвы в католичество, но и после присоединения ее к Польше. И в Речи Посполитой, смешанном польско-литовско-русском государстве, и даже в Польше на русском языке писались все официальные документы вплоть до 1791 года, до времени уже после первого раздела Польши, по которому она утрачивала свой федеративный строй. Конечно, как указывал Карташев, язык этот, «нося имя "русского"… отражал в себе оформление белорусского диалекта и по лексикону, и по грамматической морфологии». Но он продолжал отражать и культурное доминирование православной традиции. По его же подсчетам, до конца XVII века во всей Литовской митрополии, при наличии восьми епископов и одиннадцати тысяч «попов русских», местная православная церковь «вместе с монастырями числила в своем составе от 4 до 5 тысяч приходских центров».[28] Никогда не провозглашавшая своей автокефалии, эта церковная область продолжала числиться митрополией Константинопольского патриархата, будучи фактически автономной.
Что касается литовского великокняжеского двора, тот был достаточно обрусевшим. Гедимин (1316–1341), главный основатель Литовской Руси, коронованный королем литовцев и русских, сам породнился со старыми русскими родами. Один из его сыновей, Любарт, был женат на русской княжне и княжил на Волыни. Другой сын Ольгерд первым браком был женат на витебской княжне Марии Ярославовне, вторым – на тверской княжне Ульяне Александровне. Дочь Гедемина Мария в 1320 году вышла замуж за тверского князя Дмитрия Михайловича.[29] Московские великие князья тоже, бывало, брали жен из числа княжен Литовской Руси, несмотря на частые стычки или даже войны между ней и Москвой. Великий князь Литовский Витовт, в православии Александр, был женат на княжне Юлиании Ольшанской из семьи литовских наместников в Киеве. Витовт, ища союзника в великом князе Московском Василии (II) Дмитриевиче (Темном), отдал за него в 1390 году свою дочь Софью. Великая княгиня Софья Витовтовна фактически правила Московским государством (ведь муж ее был слеп), была матерью Ивана III, бабушкой Василия III и прабабушкой Ивана Грозного.[30]
Литовские князья долгое время видят в русских естественных союзников и против немцев, и против Орды. Миндовг, основатель коалиции, ищет помощи против Тевтонского ордена у новгородцев и заключает договор (1262) с Александром Невским о совместном походе против немцев. Похода не вышло, так как Миндовг был убит заговорщиками из числа литовской знати. Ольгерд заключает союз с Михаилом Тверским. Ключевский считает, что «культурное сближение соединенных народностей под преобладающим воздействием более развитой из них русской шло так успешно, что еще два-три поколения, и к началу XVI века можно было ожидать полного слияния Литвы с Западной Русью».[31]