V.S.
Гражданин Ватикана (вторая книга казанской трилогии)
Предисловие от рассказчика
«Мне трудно очаровывать людей, потому что я никакой не
очаровательный. Проницательные люди сразу чувствуют
моё презрительное отношение к ним, а простым людям
просто не нравится моё лицо, – лицо подлеца»
Павел Гончаров (Поль)
Впервые я увидела Поля зимой две тысячи седьмого года, когда пришла доучиваться на заочное отделение Российского Государственного Гуманитарного Университета. Окинула свою группу взглядом, выбирая с кем завести вежливую беседу. Поль, ссутулившись, стоял напротив окна и рассматривал грязь, которая скопилась между батареями. Все студенты ходили парочками, а он стоял один, – вот я и подошла к нему. До самого окончания института в две тысячи одиннадцатом году мы сидели за одной партой, а потом, вдвоём выбрав самую строгую преподавательницу в качестве научного руководителя дипломной работы, окончили-таки обучение по специальности «юриспруденция». Скажу вам честно, – более проблемного человека я в жизни не видывала. В перерывах между сессиями (напоминаю, что учились мы по заочной форме) я с Полем не общалась – мы не встречались и не созванивались; разве что в последний год учёбы наши контакты участились.
Вернёмся в день нашего знакомства. «Ты новенькая Маша?» – спросил Поль. «Да, раньше в Университете училась, а ты?..» «Здесь почти все раньше где-то учились», – продолжил Поль, – «Тебе сколько лет?» «Двадцать шесть, ты…» «Мда, не девочка», – сказал он. «Вот это хамство!» – подумала я. Думать вслух – одна из черт твоего характера, мальчик?..
Он был из тех, кто у парикмахеров спрашивает: «А у меня хорошие волосы?», а у стоматологов спрашивает: «У меня ведь хорошие зубы? Лучше среднего?» Почти за пять лет общения с Полем, я так и не поняла, – нравится мне этот человек или раздражает. Понимаете, он был настолько откровенен в высказывании своих суждений, что иногда становилось неловко слушать, порой хотелось осмотреться по сторонам, чтобы убедиться, что никто больше не находится рядом. Одной из сторон его незаурядного ума была постоянная депрессия. Часть негативного потока своего сознания он неизменно выливал на меня. Казалось бы – с таким багажом знаний и подвижностью воображения – живи в своё удовольствие, но это было не про Поля. Он сам как-то сказал, цитируя какое-то литературное произведение: «Кто-то готовиться к смерти заранее. Некоторые за сорок лет». Любитель цитат. Его проблема была в том, что он смертен, – он сам так сказал. Ну, что тут ответишь?! Ещё он считал проблемой то, что не мог находиться одновременно в разных местах; тут тоже без комментариев.
Последние два курса я работала в магазине отделочных материалов и, по окончанию учёбы была повышена до управляющей. Была у меня и другая работа… А Поль после института, благодаря связям своего отца, устроился работать в районный суд Центрального района.
Значит так, – летом две тысячи одиннадцатого года мы защитили дипломы, – где-то в середине ию.. ..ня, а через год и полтора месяца, – в конце августа две тысячи двенадцатого года состоялась церемония прощания с телом безвременно (никогда не понимала значения этого слова) погибшего Павла Павловича Гончарова, которого родные и близкие (ещё один штамп) звали Поль; закрытый гроб, в котором лежало то, что удалось выловить из озера. Церемония проходила в помещении крематория, через полчаса останки превратились в горстку пепла. Мать Поля активно возражала против кремации, – приставала ко всем с одним и тем же разговором, мол «…даже могилки не будет, приходить-навещать некуда». Но касательно останков было всё решено самим Полем и, соблюдением процедуры строго руководил непонятно (ни для кого, кроме меня) откуда взявшийся красавчик-адвокат. Было ли в его договоре прописано нежно обнимать – вначале меня, а потом опоздавшую на церемонию прощания, двоюродную сестру Поля – этого я тогда не знала, но в атмосфере мероприятия чувствовалась напряжённость, которая неизменно возникала, когда Поль прикладывал к чему-то руку. На церемонии прощания присутствовали, помимо родителей, сестры, адвоката-распорядителя, какого-то мужика с работы и меня, два друга – Тони и Аркадий. В тот день, отправляясь в крематорий на церемонию, мне на мобильный телефон пришло уведомление о том, что на мою электронную почту пришло новое письмо, – письмо было с незнакомого адреса, вот его содержание:
«Когда я учился в десятом классе, у меня появился Интернет. Так как в то время – а это был две тысячи первый год – не были распространены, как сейчас, социальные сети, – все зависали в чатах, – это считалось прикольным. И вообще, на заре российского Интернета, его пользователи себя считали членами некоего элитарного клуба, и, на то были причины, ведь даже сотовый телефон считался роскошью, а уж если ты имеешь возможность писать со своего мобильного смс-ки, то ты счастливчик. Это так, – отступление. Вернёмся к Интернету. Знаешь, чаты по интересам, по географическому нахождению или по возрасту. И вот, на сайте mail.ru был огромный список чатов, самым крутым из них считался чат «для тех, кому за тридцать два». На других чатах было полно малолеток и любой диалог рано или поздно упирался в личные оскорбления, а в чате «кому за тридцать два» собирались зрелые люди (или те, кто хотел сойти за зрелого разумного человека). Не припомню всех подробностей, но скоро я познакомился с одной девочкой, ей было двадцать пять лет. Мы с ней обсуждали разные вещи, в основном наши диалоги крутились около темы взаимоотношения полов, – я ей рассказывал о своих невинных отношениях с моей девушкой, а она мне рассказывала о том, что рассталась со своим парнем и что этому предшествовало. Мы обменялись адресами электронной почты. Её почта была на mail, а моя на Яндексе; я, помнится, в качестве логина использовал имя какого-то киногероя, а эта девочка использовала своё собственное имя и фамилию, разделяя их при написании нижним подчёркиванием, а в конце писался год регистрации почтового аккаунта, – кстати говоря, так делали многие, сейчас так тоже делают. Эта девочка скинула мне свою фотографию, и я скинул ей своё лучшее, на мой взгляд, фото. Спустя год я гулял по Эрмитажу; долгое время рассматривал мумию фараона, которая лежала в стеклянном саркофаге на первом этаже музея; на этом же этаже в Эрмитаже находится кофейня, а раньше (может и сейчас) рядом с кофейней располагалось Интернет-кафе, которое я не преминул посетить. Я зашёл в свою почту и обнаружил три новых письма, два из которых было от моей знакомицы, она сообщала, что в таких-то числах будет находиться в Петербурге и предлагала встретиться в Эрмитаже, – познакомиться по-настоящему. Я посмотрел на дату и обрадовался, потому что понял: сегодня и завтра она будет в городе. По прочтению второго письма от своей подруги по переписке, которое пришло каких-то полчаса назад – она его отправила как раз в то время, когда я разглядывал мумию – моё сердце забилось чаще, потому что из этого письма следовало, что она пишет сидя в Интернет-кафе Эрмитажа! Как только до моего сознания дошло, что моя заочная подруга может находиться в нескольких метрах от меня, я как ошпаренный вскочил и начал метаться по Интернет-кафе, вглядываясь в лица посетителей. Не обнаружив своей знакомой, я вернулся за компьютер с намерением написать ответ, но, к сожалению, мои пятнадцать минут истекли, а денег на продление времени у меня не было. Вместо окна с Яндексом, на экране компьютера красовалась реклама какой-то авиалинии, что-то вроде: «Летайте нашими авиалиниями, – из Москвы в Нью-Дели, из Нью-Дели на Бали, далее – везде». Потом мы ещё несколько раз переписывались, но контакт прервался, – мы как-то потеряли друг к другу интерес. Так мы с ней никогда и не увиделись. Конечно же, она теперь не вспомнит меня – какого-то мальчика, который ей рассказывал о своей жизни, и уж тем более по истечении стольких лет, ей ничего не скажет моё имя. А вот её имя и фамилия мне запомнились на всю жизнь, потому что там, где я родился и рос, таких чудных фамилий и имен не встречалось. Ну, сами посудите, как человек из наших мест может не запомнить такое звучное имя: «Макпал» и такую странную фамилию: «Тимералиева»?!»
С трудом дочитав это страшно занудное письмо и поняв из него то, что должна, я отправилась на церемонию прощания с останками.
Наверное, для предисловия достаточно. Ах да, ещё: если найдёте место в тексте, где я пишу про себя от третьего лица – не удивляетесь. Далее следует не очень связный рассказ про то, что произошло в отрезке времени с (плюс-минус) ..08.2011 по (опять же плюс-минус) ..08.2012. Повествование основывается на записках самого Поля и на моих пояснениях к этим запискам. Свои пояснения я вплела в тело повествования, чтобы эта писанина выглядела подобием литературного произведения. Главы, написанные мной, я надписала как «глава от рассказчика»; главы, состоящие из заметок Поля – все остальные. Что ещё? По собственной инициативе я разделила весь материал на две части – для удобства восприятия, – так подчёркивается, какой-никакой, сюжет; в реальном времени граница между частью «один» и частью «два» проходит ровно между две тысячи одиннадцатым и две тысячи двенадцатым годом. Начнём? Начнём.
Часть
I
Секретарь судебного заседания
Когда я был молодым и безответственным –
я был молодым и безответственным
кто-то из президентов США
Глава от рассказчика
«Трагическая гибель в автокатастрофе» – полоса в бесплатной газете. «Опасный участок на дороге. Куда смотрят городские службы!» – гневная статейка в другой бесплатной газете. Авария произошла ранним утром в понедельник тринадцатого августа две тысячи двенадцатого года, – примерно в 04.15 утра на дороге «Фермское шоссе» с односторонним движением ведущей от посёлка «Мирный» в сторону центра города вдоль озера; автомобиль марки Volvo был обнаружен в семь тридцать утра того же дня, переднее колёсо с правой стороны оторвало от удара; тело, силой инерции выброшенное из лобового стекла, упало в озеро «Верхний Кабан», – извлечено силами правопорядка через шесть дней из озера «Нижний Кабан», когда оно причалило в самый разгар вечернего купания городского пролетариата к пирсу у театра Камала. Надо ли говорить, что ужасные ошмётки произвели настоящий фурор, – в серой жизни пьяной молодёжи случилось событие, о котором они будут рассказывать своим, по неосторожности рождённым, детям и, так же рождённым, внукам; да что рассказывать – показывать видео снятые на камеры мобильников. От аварии и пребывания в воде тело представляло собой ужасающее зрелище – не сразу поняли, что это раньше был человек; на его идентификацию ушло время; я на пару с отцом «жертвы трагедии» (мать в то время привидением бродила в вязком корвалоловом воздухе квартиры и, было не похоже, что ей до случившегося не было дела), принимала участие в опознании. «Павел Павлович Гончаров…» – прочитал заключение судмедэксперт – «…погиб тринадцатого августа две тысячи двенадцатого года в отрезок времени с 04.10 до 04.30 в результате черепно-мозговой травмы, полученной при ударе… Водитель не был пристёгнут ремнём безопасности… Ремень безопасности был застёгнут за спиной водителя… Алкоголя в крови не обнаружено…». Он не пил. «Он не пил! Он ведь уже давно не пил, – вёл здоровый образ жизни!», – пропищала его сестра мне в плечо (откуда она только взялась), когда мы вышли из здания морга. Остатки татуировки на левой лодыжке и телефон фирмы «Яблоко» в застёгнутом кармане олимпийки развеяли последние сомнения в принадлежности тела. Сестра сказала, что в ночь, когда произошла авария, Поль приезжал к ней и они полтора часа катались по городу, и что он был что называется «на подъёме», был полон энергии и жажды действия, – на себя непохож. «Был, был… Не похож…», – эхом повторяла я, поглаживая её жёсткие волосы. За неделю до трагедии Поль попал в мелкое дорожно-транспортное происшествие, при котором сработала фронтальная подушка безопасности, – на момент катастрофы тринадцатого августа, машина не была оборудована подушкой для водителя.
Всё было примерно так… В августе одиннадцатого года Поль только-только устроился на работу в Центральный районный суд города Казани; вчерашний студент, выглядевший, как школьник старших классов; симметричное лицо, густые волосы, зелёно-серые глаза, нос… в меру волевой подбородок, весьма умеренное телосложение довольно правильных пропорций. Пока не началось заседание, он сидел с видом скучающей рок-звезды в приёмном отделении реабилитационной клиники для рок-звёзд. Типичный позёр, пытающийся скрыть своё полное невежество за маской равнодушия. После начала заседания Поль не сводил глаз со следователя главного управления, – рыжеволосой симпатичной еврейки. Красавчик-адвокат, в свою очередь, не сводил глаз с Поля. Следователь, видимо, тоже заинтересовалась Полем, даже пропустила свою реплику, когда судья к ней обратился. Когда судья обратился к красавчику-адвокату, он попросил повторить вопрос, поскольку тоже отвлёкся, странно – адвокат не мог припомнить, чтобы раньше с ним такое бывало. Когда Поль заметил его взгляд, то стал делить своё внимание между ним и ней поровну. Заседание было посвящено очередному продлению меры пресечения в виде содержания под стражей на время следствия; обвиняемый – нищий, следовательно, адвокат – бесплатный, прокурор – бесплатный, судья – неподкупный, секретарь – равнодушный, конвой – сонный; всем на всё наплевать. Адвокат, наверное, подумал, что Поль – один из «тех самых», ну, вы понимаете, о чём речь. Но, про такого человека, как Поль, ни при каких обстоятельствах нельзя было сказать, что он-де «один из кого-то». Я в таких вещах редко ошибаюсь – не зря ведь доучилась до третьего курса на психолога. Многие, даже довольно умные люди, попадаются в сети «иллюзии общности по интересам»; по национальному признаку, по признаку вероисповедания, по политическим взглядам, по гастрономическим пристрастиям, половым предпочтениям и так далее. Даже я стараюсь избегать нахождения в толпе, даже в толпе из двух человек; Полю было в этом плане ещё легче, – и он избегал нахождения в толпе, и толпа избегала присутствия Поля в себе. «Я не хотел бы являться членом клуба, куда берут таких как я», – не в тему, но почему-то пришло на ум это чьё-то высказывание.
Шла первая неделя его работы в суде в качестве секретаря судебного заседания; в тот день красавчика-адвоката (мы с ним увидимся позже при других обстоятельствах) вызвали на заседание в качестве бесплатного адвоката для каких-то разбойников (два идиота, угрожая ножом, ограбили постояльцев гостиницы, прямо в лобби, на виду у множества людей и камер видеонаблюдения). Дело было безнадёжным: что первый, что второй подзащитный – безнадёжно тупые малые, каждый имел за плечами несколько ходок; старший из них не придумал ничего лучше, чем хамить судье. Адвокату всегда почему-то было стыдно перед другими участниками процесса в такие моменты, хотя все прекрасно понимали, что адвокат не может влиять на мировосприятие подзащитных. За такие вот (по назначению) процессы Красавчику (а точнее коллегии) платили минимальную ставку от шестисот до девятисот рублей за заседание (двести пятьдесят рублей – ознакомление с материалами дела, остальное – за присутствие на процессе). Прошёл слух, что с первого января две тысячи двенадцатого года ставки за назначенные дела будут пересмотрены; надейтесь. В основном Красавчик вёл договорные дела, являлся постоянным адвокатом для одной крупной компании по продаже автомобилей с пробегом (на них частенько подают в суд), для сети минимаркетов (их держат представители кавказской национальности), одно общество с ограниченной ответственностью (его друг детства – легализовавший свой «по выколачиванию долгов» бизнес, бывший группировщик), и один индивидуальный предприниматель (институтский товарищ нашего Красавчика), – сфера интересов которого весьма широка, но в основном недвижимость; наклёвывалась букмекерская контора, но пока ничего от них слышно не было. В семье Красавчика не было юристов, а тем более адвокатов, – Красавчик – первый. Папа Красавчика был врачом. Не старайтесь вникать в трудовую биографию Красавчика, – для понимания сюжета это не важно. Прокурор: «Дайте мне какую-нибудь бумажку для вида». Ей дали стопку тетрадных листов. Она положила их перед собой на столе и скомандовала конвою: «Запускайте».