Следует отметить, что Игорь Юрьевич действительно помогал. То советом, то делом…
Например, некоторые зеки не могут грамотно составить даже самое элементарное заявление, а если и пробуют, то делают это наикорявейшим почерком, с дюжиной ошибок на строку, и поэтому им требуется помощь.
Завхоз – официально оплачиваемая должность (правильное название по документам бухгалтерии – «старший дневальный»), и Игорь Юрьевич ежемесячно получал две тысячи рублей. Правда, из этой суммы производились положенные вычеты, но на сигареты ему хватало. Плюс время от времени кое-что перепадало от мужиков в качестве благодарности за содействие. После того, как Игорь Юрьевич освободился, зарплату завхозам отменили, и они стали работать бесплатно.
И завхоз, и дневальные могут беспрепятственно ходить по всей территории зоны – это, безусловно, привилегия, которой, кроме них, пользуются только высокопоставленные блатные. Все остальные зеки тоже ходят по зоне по своим делам, но при этом они рискуют получить выговор в личное дело или угодить в ШИЗО.
Общежитие четвёртого отряда располагается на втором этаже. С лестничной площадки вы попадаете в длинный коридор, который на местном жаргоне называется галёрой. Из этого коридора можно попасть в большие жилые комнаты – секции. Изначально в четвёртом отряде было три секции, а после ремонта в 2017 г. стало пять…
Дойдя до конца коридора и повернув направо, вы обнаруживаете умывальную комнату, душ, туалет. Далее – кабинет Начальника отряда и кухня, межу ними – помещение типа фойе, в котором можно поиграть в нарды и другие игры.
В секциях стоят двухъярусные железные кровати – шконки. В подавляющем большинстве случаев они стоят по две вплотную друг к другу, торцом к стене, и между этими парами есть узкий проход − проходняк. Его ширина может варьировать от полуметра до метра и чуть более. В основном осуждённые стараются, чтобы между шконками внутри проходняка можно было поставить две тумбочки…
Представьте себе, что вы сидите на такой шконке и рядом с вами сидит ваш сосед, который спит на втором ярусе. Напротив, лицом к вам, сидят ещё двое зеков. Расстояние между вашим лицом и лицом сидящего напротив – около метра. Рядом с изголовьем вашей шконки стоит тумба шириной 40 см и высотой около метра, которой пользуетесь вы и ваш сосед сверху. Вплотную к ней стоит ещё одна тумба – уже не ваша. Если вы оглянетесь назад, то увидите спины ещё двоих зеков, тоже сидящих на шконке, но уже относящейся к другому проходняку, – вы можете облокотиться на спины друг друга. И так по всей секции.
Чтобы создать некоторое подобие уюта и обособленности, между шконками примыкающих друг к другу проходняков натягивается занавеска из плотной, обычно чёрной, ткани. Теперь, сидя на шконке и оглядываясь назад, вы уже не будете видеть, что происходит в полуметре от вас в соседнем проходняке. Дополняется это всё своеобразной дверью − шторой, которой занавешивается вход в проходняк.
Получается что-то вроде крохотной комнатушки площадью ≈ 4 м
2
парусамиВот в таком проходняке вы и оказываетесь, попав в ИК-17. Как говорится, в тесноте, да не в обиде. Мне выделили полку в тумбочке и четверть квадратного метра для сумки под шконкой. Изначально, как неблатного, меня определили на второй ярус. В проходняке у Игоря Юрьевича был телевизор, – у всех завхозов всегда есть телевизор.
018. Зона / план
Стены были выкрашены какой-то голубенькой краской вроде серенькой.
Н.В.Гоголь, «Мёртвые души»
ФКУ ИК-17 располагается в пределах береговой линии Кольского залива. По размеру колония очень маленькая; её общая площадь, заключённая в периметр, не превышает четверти квадратного километра. Топографически колония разделена на две части: нижний плац на юге и верхний плац на севере.
Единственный вход на территорию зоны – через дежурную часть, рядом с которой находятся также ворота для въезда автомобилей. Этот вход называют шлюзом: через него попадают внутрь колонии и выходят наружу. Для зеков шлюз – символ свободы.
Дежурная часть занимает небольшую часть здания, в котором она находится; помимо дежурных ментов, здесь работают девушки, которые выдают осуждённым посылки, передачи и бандероли; здесь же находится помещение для краткосрочных свиданий с родственниками или адвокатами; весь второй этаж здания занимают комнаты длительных свиданий. На крыше устроено нечто вроде смотровой вышки. Выйдя из дежурной части в зону, вы попадаете непосредственно на нижний плац, вымощенный тротуарной плиткой в 2014-2015 годах. Между окошком дежурной части и окошком, через которое выдаются передачи, расположены таксофоны.
Изначально было четыре таксофона. Два из них работали посредством пластиковых карт со встроенным чипом, выпускавшихся ОАО «Ростелеком» в рамках проекта «Национальная таксофонная сеть». Эти карты надо было вставлять прямо в таксофон. Одна из таких карт сейчас у меня перед глазами. Она называется Единой Таксофонной Картой России; на одной из сторон слово «Единая» написано четыре раза. Такие четырежды единые карты продавались в магазине учреждения, и я постоянно ими пользовался вплоть до того момента, как эти таксофоны демонтировали в 2018 году.
Осталось два других таксофона, которые работают по принципу IP-телефонии: сначала нужно ввести десятизначный код с особой карты, потόм код страны, код города и номер абонента. Саму карту в таксофон вставлять не надо. К сожалению, IP-карты в нашем магазине не продаются. Надо связаться с родственниками, попросить их купить такую карту на свободе и выслать её в колонию почтой.
С нижнего плаца можно попасть в промзону, на пекарню, в столовую и спортзал, в медицинскую часть, в магазин, на комендантский участок, в отряды № 1, 2 и 3, а также в отряд СУОН, в ШИЗО и ПКТ.
Почти посередине плаца, напротив служебного входа в столовую, находится участок помойки, который с одной стороны примыкает к стене, огораживающей СУС и ПКТ, а с трёх других сторон отгорожен от территории плаца трёхметровым забором из листовой стали бордового цвета. Участок небольшой, около 15 м
2
…Вообще, в зоне постоянно чем-то воняет. Чаще всего досаждает запах рыбной муки, из которой делают «рыбные биточки» в непосредственной близости от зоны, в колонии-поселении. Запах резкий, неприятный, от него даже першит в горле. Также воняет гарью с кочегарки и, как я уже сказал, гниющими отходами. Летом доносится запах тины с залива.
Между нижним и верхним плацами находится перешеек, вроде переулка. По одну руку – котельная {она же кочегарка}, по другую – отряд «Карантин» и Пожарная часть. Недавно здесь открылось новое заведение: «Инструментальная кладовая жилой зоны».
Верхний плац представляет собой прямоугольную площадь, в центре которой стоит церковь Святой Матроны Московской – симпатичный деревянный домик из почерневших брёвен с жёлтым куполом на крыше. Если бы не купол, можно было бы подумать, что это теремок из детской книжки. Плац не замощён. Летом в сухую погоду грунт утрамбован и пылит, если идти, шаркая ногами; зимой он весь покрыт снегом и льдом. В межсезонье плац превращается в кашу из грязи. На верхнем плацу, помимо церкви, находятся: Штаб Администрации, клуб, БПК, баня, платная сауна, парикмахерская, школа, училище и общежития (бараки) отрядов №№ 4-11.
Все бараки обвешаны электрическими «соплями»: силовая проводка, телевизионные кабели, сигнальные и телефонные провода расползаются по фасадам во всех направлениях, пересекаются друг с другом, образовывают пучки, гроздятся, закольцовываются. Если снабдить их лампочками, то получатся отличные, густые гирлянды не хуже ёлочных, которые могли бы украсить нашу колонию. Некоторые провода спрятаны в гофрированные рукава и тем самым выбиваются из общего дизайна учреждения.
Во всей колонии очень мало растительности. В локальном участке промзоны растёт несколько узловатых кустарников, и ещё перед входом в клуб – четыре. Я не смог установить, как называются эти растения. Сам-то я в ботанике не силён, и поэтому спрашивал у других зеков и даже у некоторых сотрудников Администрации. Никто не знает. Может быть, это даже и не кустарники, а деревца.
В 2018 г. под окнами столовой посадили пятнадцать саженцев другого кустарника, который летом цветёт. Все говорят, что это сирень. Вокруг кустарников, а также вдоль заборов и фундаментов зданий летом проклёвывается наша жухлая северная травка. В последнее годы летом возле церкви и возле училища устраиваются крохотные клумбы с какими-то цветами. Опять же, названия никто не знает. Один из осуждённых шестого отряда, Сергей Алексеевич, во время проверки ест эти цветы; наверное, ему не хватает витаминов и каких-нибудь микроэлементов.
ФКУ ИК-17 располагается на улице со странным названием Угольная база. Во всех официальных документах так и значится: ул. Угольная база, д. 9. Однако почтовое ведомство не отвергает и другой адрес: Угольная, 9. Говорят, раньше в этом районе Мурманска действительно было множество угольных складов, поэтому такое вот название улицы. Котельная учреждения тоже работает на угле, – его привозят самосвалами и выгружают в виде огромных куч прямо возле котельной или в углу верхнего плаца. Угольная пыль – непременный атрибут нашей колонии, она намертво втоптана в плац, во все конструкции и сооружения. Иногда её можно различить в воздухе. Если развесить на улице сушить бельё, то на нём образуется угольный налёт, и надо будет перестирывать. Особенно хорошо этот эффект заметен на простынях. Полагаю, зекам и сотрудникам Администрации, сидящим/служащим в нашем учреждении, следует выдавать молоко «за вредность».
В народе наша колония называется Углями. Английское слово ‘ugly’ здесь, вероятно, ни причём, однако значение этого слова удивительным образом к ней подходит.
Почти все здания, а также все заборы локальных участков выкрашены в голубой цвет, который со временем загрязняется, потόм обновляется, потόм опять загрязняется, потόм опять обновляется, и так до бесконечности…
019. Оригинальный подполковник (и зек)
Философы – те же люди, только в доспехах.
Чарльз Диккенс, «Посмертные записки Пиквикского клуба»
Однажды с Огненным Копибуком произошёл из ряда вон выходящий случай: он впервые за время своего существования попался на глаза кому-то, кроме меня. Это был парень из блатных. Всё допытывался, зачем мне это нужно.
Ну, вы-то уже знаете, а он – не знал.
И он тяжело и недоумённо воспринял мысль о том, что ведение такой тетради ‒ это форма досуга; сказал, что я ненормальный. Потόм он скумекал, что я всё время отказывался от мысли о том, чтобы заиметь здесь мобильный телефон – удобное, многофункциональное и популярное средство досуга. Трудности с приобретением, доставкой, хранением, содержанием и эксплуатацией телефона я оценил как ненужные. Потόм он вспомнил, что телевизор я тоже редко смотрю, и в основном читаю, и у него сложился пазл, оправдывающий существование тетрадки с цитатами из книг.
Чуть позже тетрадь попалась на глаза Заместителю Начальника Углей по безопасности и оперативной работе, подполковнику внутренней службы. Пока я завтракал в столовой, он вытащил тетрадку из пакета, который висел на вешалке в фойе. Дело было зимой.
Подполковник этот всего на год старше меня, ничего не сказал. Стопроцентно установил, что Копибук – это безопасно. Я ему говорю: «Ай-ай-ай, Юрий Олегович! Зачем вы в чужой личной тетради копаетесь?» А он стоит и читает какую-то цитату. Дочитал и говорит: «Ничего личного у вас здесь нет», – и отдаёт мне тетрадь. Очень остроумно. Подполковник этот – большой оригинал. Я даже не нашёлся, что ответить.
Действительно, все цитаты в Огненном Копибуке – чужие.
Отсебятина появилась позже, когда в моём распоряжении появился компьютер, позволяющий работать, продолжать обжалование Приговора и заниматься прочей писаниной.
020. Унесённые ветром
Человек – как роман: до самой последней страницы не знаешь, чем кончится.
Е.И.Замятин, «Мы»
Вчера произошло ужасное событие: оказалось, что во втором томе «Унесённых ветром» вырвано тридцать листов. Само по себе это не так уж удивительно: в тюрьмах часто используют книги для растопки. Но я прочитал весь первый том и с неприятной досадой воспринял факт порчи, который своим криком напомнил мне, где я нахожусь. С уверенностью могу сказать, что, когда я найду и прочитаю второй том, эта книга станет одной из моих любимых. Собственно, это уже произошло: первых трёх частей, составляющих первый том, достаточно, чтобы полюбить главную героиню − Скарлетт. Говорят, одноимённый фильм верно ухватил суть. Не знаю, не смотрел, но заочно уже предрасположен к Вивьен Ли, сыгравшей главную роль.
Сосед по общежитию (бараку), который явился свидетелем моего раздражения по поводу испорченной книги, заметил, что тридцать вырванных страниц из девятисот – это, мол, не так уж много, и можно их пропустить: все равно будет понятно, о чем речь, – и тем самым проявил склонность к дискуссии, фактически провозгласив антитезис…
Вообще, у многих миллионов людей получилась жизнь, как книга с вырванными страницами. Вместо пробела – справка о том, что с такой-то по такую-то страницу гражданин отбывал наказание в исправительной колонии строгого режима. Примерно десять процентов среднестатистической книги – это 8-9 лет. Конечно, заинтересованные читатели всегда найдут первоисточник. Специальные уполномоченные могут найти даже какое-нибудь «личное дело», но эта информация будет не вполне достоверной и вполне неполной. В отличие от книги с вырванными листами человеческая жизнь разделяется тюрьмой на до и после. Банальщина, правда?
Конечно, я имею в виду обычных людей, а не таких, для которых вся жизнь – тюрьма, разделённая узкими полосками свободы.
021. Ужас
Смерть меняет нас не больше, чем жизнь.
Чарльз Диккенс, «Лавка древностей»
Бумага – единственный объект, который создаёт иллюзию полного взаимопонимания.
Вы прямо, без недомолвок, выкладываете все ваши сокровенные переживания, не стесняясь в выражениях, не придерживаясь никаких условностей, не страшась порицания за слабости, − и потόм, перечитывая написанное, получаете от бумаги адекватную обратную связь.
Вы без заминки раздéлите радость с вашими родными и близкими и не задумаетесь, положа руку на сердце, − до конца ли им понятна грандиозность вашего успеха? Достаточен ли уровень адреналина у них в крови, чтобы приблизиться к вашей эйфории? Важно, что вы видите сияющие глаза вашей матери, жены, сына, закадычного друга… Вы взахлёб рассказываете, какую красоту вы узрели на снежной вершине; вы описываете усилие последнего рывка на финише и как обмякло ваше тело после того, как вы узнали, что заняли первое место; вы воодушевлённо делитесь своими впечатлениями о прекрасном произведении искусства, оставившем вечный след в вашей душе, и советуете собеседнику обязательно приобщиться… Приятно рассказывать о хорошем, приятно слышать о хорошем и сопереживать хорошее.
Когда же вы рассказываете вашим близким о том, как вас вместе с детьми завели в сарай, заперли и подожгли; как вас жестоко, зверски мучили и избивали; как вам выдавливали глаза; как вы почувствовали пронзительную боль от ножа, входящего в ваш живот; как от удушения у вас пошли круги перед глазами – когда вы пытаетесь подробно описать, передать ваш страх, то видите в глазах слушателя максимум испуг и нежелание слушать дальше. Есть только один способ понять состояние ужаса – пережить его в жизни. Не на телеэкране, не в книге, а только на себе. Осознавая это, вы и не рассказываете ничего такого. В человеке, пережившем ужас вместе с вами, бок о бок, вы видите родственную душу – ему не надо ничего объяснять. Искреннее, подлинное сочувствие вы можете найти также у человека, пережившего нечто похожее на то, что пережили вы. Но никто другой, даже самый близкий человек, не способен до конца понять глубину и цвет ваших переживаний – просто потому, что он никогда не переживал лично ничего подобного. Более того, настоящий, животный страх не так-то просто описáть!