О.Покровский
В заповедных и дремучих
ЧЕРНОВОЙ ВАРИАНТ.
Автор просит не считать текст историческим, не искать аналогий с реально произошедшими событиями и персонажами. Также не приводятся названия городов, поселений и мест, где описанные события якобы происходили. Ну и, конечно, просит прощения за то, что иные из фигурантов повествования наинаглейшим образом отказывались повиноваться первоначальному замыслу и своевольничали, как бог на душу положит. И наконец, приносит дополнительные извинения за черновой вариант книги, которая со временем станет приводиться, само собой, к более точному следованию нити повествования.
Вместо предисловия.
В Пратчеттовой географии, ответ на просьбу обнародовать которую до сих пор мною не получен, впрочем, как и отказ, среди прочих дружинных присутствовал персонаж далеко не первого плана- Емеля. И с маленьким своим заданием он тогда справился так, что, оказалось, что достоин парень собственной истории. Хоть и не в Плоском мире Пратчетта, всё же и не в окрестностях своей деревни. Не по своей воле, а по слепому, но счастливому случаю занесло героя в лесную таинственную Ордовию. Просто ли окажется ему найти понимание, а то и дружбу, и удастся ли вернуться благополучно на Родину? Того я и сам пока не знаю. Даже полностью выдуманные герои ведут себя порой непредсказуемо и от тобой намеченного плана отступают не усомнясь и нимало не комплексуя, то и дело. А уж кто-кто, а Емеля, представляющийся после похода за моря Эмилио, пунктуальностью, да обязательностью не страдал от роду. И не только излишней…
К северу находятся огромные леса, в которых живут два рода людей, именно: Моксель, не имеющие никакого закона, чистые язычники. Города у них нет, а живут они в маленьких хижинах в лесах.
Гильом де Рубрук «Путешествия в восточные страны Плано Карпини и Рубрука», 1253г.
Мокшаны живут в привольных к лесному пчеловодству местах; есть также между ними действительно и такие пчеляки, кои имеют у себя по сту и по двести ульев…
Бывает чаще, что львиная доля произведений пишется о местах, в коих проживают наиболее богатые, влиятельные и амбициозные люди. Именно поэтому мало кто на диске плоского мира, кроме, разве что ближайших их соседей, и может рассказать вам об Ордвах. А народ, как сможете сделать для себя вывод, коли осилите повествование, древний, добрый и трудолюбивый…
Где бы ни плыла в безбрежной дали гигантская черепаха, слоны всегда прикрыты от палящего нещадно солнца диском. Следовательно, Мир, изначально плоский, находится в самом, что ни на есть центре мира. Точно так же и древняя Ордовия, лежащая в окружении болот и лесов ежедневно в свой час встречает рассвет. А поскольку именно в полдень светило вскарабкивается на самую верхотуру ордовских небес, мудрые древние жрецы поняли, что их племенам выпало счастье проживать в центре обитаемого мира. И рассудили предки, что богам, само собой, было, за какие заслуги поселить народ в столь престижном месте. Но размышлять и придумывать, чем же они богам угодили, ордва не стали. Они рожали детей, добывали свой хлеб и старались не оказаться уничтоженными и согнанными со своих исконных земель. Ни один из них даже и не ведал о слонах на панцире огромной черепахи. Шли века, летели десятилетия, мчались годы, приходили и уходили правители, рождались и исчезали империи…
Иной спросит в негодовании, отчего же в сказаниях о древнем Плоском Мире ни словом не обмолвился Мастер об этих племенах… Да и без того, уважаемые, сэр Пратчетт рассказал нам о такой уйме стран и народов, что хватит с лихвой на несколько томов историй с географиями. А Ордва – народец невеликий числом, в лесных дебрях преимущественно селящийся и потому малозаметный, да большинству вовсе неведомый, посему и малоинтересный.
Яркая букаха неутомимо карабкалась вверх по пальцу. Эмилио то и дело опускал палец вниз, и она меняла направление, но стоило устремить его к небу, та старалась подняться на самый верх. Когда это ей удалось, пятнистая спинка разделилась напополам, выпустив крылышки и насекомое исчезло, растаяв в жаркой синеве. Парень откинулся на спину и прикрыл лицо рукой. Долго ли еще ждать? В густом разнотравье жужжало, стрекотало, посвистывало, сверху шелестело и пощёлкивало, лес жил своей жизнью и до него, простого путника, забот мирозданию не было. Все истаяло, пропало, навстречу Емеле, то есть Эмилио неслись, переваливаясь с боку на бок и неслышно переговариваясь, незнакомые люди, берёзки, что давали лёгкую тень стали тоньше и выше ростом… дотянулись и тронули тонкой веткой лоб…
–Ну, вставай пришёл, хорош, паря, ночевать, – засыпающий вскочил, таращась на окружающих. Двое парней, одного, пожалуй, с ним возраста, оглядели Эмилио, повернулись и зашагали вглубь леса, не пригласив двинуться вослед. Помешкав, он поспешил за ними. Что там дальше будет, непонятно, но ждать боле не придется и это уже хорошо. Трое шли беззаботно через лес и, казалось, молодости под силу преодолеть любые препоны и расстояния…
Вот ведь как оно бывает… Вначале не было никого, потом набрал некто, абсолютно не парясь мыслительным процессом, скажем «йцукен» и стал Йцукен быть, но настолько ничтожный и незаметный, что будто и нет его по-прежнему. А тут как тут- я. Зыркнул на экран, читаю с удивлением –«Йцукен» Ну он, разумеется, от важности, что уже двое у него компьютерных друзей, побольше сделался. Как точка. Да ещё спрашиваю, такой, у некты? – А кто эт такой-то? На что он, как кент вежливый, да предупредительный, предупреждая в свой адрес возможную мою грубость, а не то и вовсе вполне логичное в случае игнорирования вопроса приложение силы, что-нибудь, да ответит. А Йцукен как на дрожжах уже и запятую перерос, либо с двоеточие вырос, а может и в некрупную козявку ростом вышел. Если же тот же его создатель, абы снова я, в беседе с кем третьим упомянем о нашем обсуждении совсем недавно несуществующего персонажа, так вам и пожал-ста- существо уж с мышонка. Носиком по сторонам водит, глазками туда-сюда шарит, живёт, понимаешь сам по себе. А мы р-раз- по клавиатуре, тут уж ему и официальный статус вышел. Что- помните ведь? -Написано пером… Так вроде бы, никто, ничто, да вдруг и реальный персонаж, к тому ж с каким-никаким прошлым, со своей, хоть и немудрёной историей… История, в свою очередь, подразумевает в большинстве случаев участие ещё кого-то, что влечёт за собой возможный пересказ, разумеется, в приукрашенном виде, одному, либо нескольким лицам. И понеслось снежным комом с горы…
Наш персонаж Емеля, в отличии от теперь тоже имеющего место быть в каком-то из миров Йцукена, ещё лет тому двадцать с небольшим был более известен, нежели в наше время, но и ныне весьма многочисленная армия выросших тогдашних детей помнит ловкого удачливого и неунывающего парня. Помнит и пересказывая его житие угланам безбожно перевирает факты, превращая детально описанные Емелины похождения не то в «Тысяча и одну ночь», не то вовсе в «Камасутру». Есть у меня мыслишка- предположение, что наври парень с три короба – и то окажется правдой. Вот и моя история досе никому была не ведома, а прочти сам-друг, да пятый-десятый… получится, будто её и знают уж. Тем более- Печатное-понимаешь- Слово! Да некоторые и ознакомились с первой книгой (всё-таки десятки тысяч просмотров), на обнародование которой из Альбиона ни запрета, ни «добра» не поступало, где среди третьестепенных персонажей объявился впервые и получил первое своё задание сей тип.
И в таком случае вольно же мне отправить его в новое приключение, называемое обыденным словом «жизнь» с тем, чтобы сам он сделал из него историю? Считаю- вполне! Итак, Ваш выход, Эмилио! Туш!
«С давнего времени упражняются ордва в землепашестве, но живут не в городах, а в деревушках и весьма охотно строят жилища свои в лесах. Дворы, землепашество, небольшое скотоводство, домашняя рухлядь, пища и всё вообще расположение их от других окрестных народов не отличается. По большей части бывают и у их дворов такие же, как у тех, огородцы, в коих садят про себя обыкновенную поваренную зелень. Но к звериному промыслу не столько они прикрепляются, как иные. Ордовки упражняются равномерно в таких же делах, как прочие тамошние женщины, и притом подобные им в прилежании и искусстве. Народ сей несёт равную с соседями своими гражданскую тягость, да и в самом поведении им сообразен. Мокшаны живут в привольных к лесному пчеловодству местах; есть также между ними действительно и такие пчеляки, кои имеют у себя по сту и по двести ульев», – утверждают старинные путешественники.
Правы ли все из них и все ли бывали именно в ордовских землях- их совести дело, а соседи их записей тех по большей части не читывали и с ними общались, как между собой, с небольшими оговорками и особенностями… И был меж ними лад, и бывали войны, да обиды, всяко случалось… А только жить продолжали бок о бок, всё больше беря друг от дружки полезного.
В такую-то лесную деревеньку о чуть больше дюжины свежесрубленных домишек и доставили усталого Эмилио провожатые. Пуреш и Баюш задержались лишь на мгновение у дома старшины и повели чужака дальше, на постой определив в единственную старенькую пустую избушку. На вопрос же о том, когда можно будет идти дальше, парни пожали плечами, и заверили, что скоро, до зимы- наверняка, но жизнь его все эти дни будет не хуже, чем последнее время. Герой наш не то, что рад был такое услыхать, но малость всё же успокоился. В самом начале весны, стащивши с несущейся печи арканом, его забрали в полон на непонятном языке говорившие люди и держали несколько месяцев на воде и сухих лепешках, привязанным кожаными постромками к десятку таких же молодых бедолаг. С каждой стороны длинной жерди через одного пленники были еще и стреножены жёсткой веревкой. Тут уж не так и сложно жить не хуже, чем в полоне… К тому же, тем временем и хозяйка подоспела, захлопотала старушка, забегала. Понял Эмилио, что голодным его, по крайней мере, не оставят и волнения- тревоги отлетели прочь. Жить стало приятно. Ждать решения судьбы даже интересно. Он улыбнулся, и заснул.
Сновидения Емелины были безрадостны. Отчего-то вспомнилось позорное и тяжкое время после того, как мирных торговцев в мирное же время вблизи родных мест раздели, ограбили и определили на продажу. Хоть и плоха, тяжела и горестна потерями война, а и в её отсутствие не бывает полного и безраздельного счастья простому человеку. Успокоенные месяцами и годами покоя, ходили купчишки по ближним городам и землям бесстрашно, да расслабленно- беззаботно, охраной, почитай, пренебрегая. Кому-то беззаботность эта – лишний повод гордиться плодами собственной победы, а другим- соблазн лёгкой и немалой наживы. А уж дикая-то степь непредсказуемостью отличалась искони.
Снова и снова щерился пленникам в лицо холёный всадник, а они чуть не плача стояли, наклонив головы к длинной свежесваленной лесине. Каждый был привязан к ней жёсткой верёвкой, натирающей шею и принимающейся душить при любом движении. Вторая колодка, к коей у каждого второго с обоих сторон привязана была одна ноги, мешала идти и била по щиколоткам. Как бы пригодилось, как бы кстати пришлось щучье веленье, кабы Емелино хотенье не было забыто в пылу погони и пленения начисто. Только страх, досада и жалость к себе, непутёвому, щемила сердце. И снова, в бессчётный уже раз, переживая былое как наяву, шагал он во сне с новыми своими товарищами по неволе в неведомые земли чтобы сделаться чьим-то бессловесным рабом… … Холёный же юнец, кружа на поджаром черном коньке вокруг связанных в громадные сороконожки бедолаг, высокомерно диктовал что-то подручным, указывая перстнявым тонким пальцем на того, или иного из пленников. А те, знай, записывали на коже раскоряченными незнакомыми письменами, да перевязывали указанного от одной лесины к другой. Но «сороконожки» в ногу продолжали шагать по-прежнему безликими и унылыми верёвочными марионетками. День за днём, день за днём… Вёрсты и недели…
Голос хозяйки избушки вырвал его из горестных снов и бросил на лавку тёмного домика ордовской лесной деревушки. От приснившегося ли, а скорее от краткого освежающего сна, либо благодаря запахам, коими наполнилась теперь избушка, неимоверно хотелось есть. Эмилио потянулся, встал, расправил косточки.
–Как, милок, зовут? – старушка-хозяйка повернулась и оказалась много моложе, нежели думал он о ней прежде.
–Еме… Эмилио.
– Ага, Емеля и будешь. Неча мне тут турусы разводить, да язык коверкать. «Старушка» сняла крышку с небольшого чугунка и слюни у парня потекли обильнее. Наскоро умывшись, уселся он на указанное место и руки его перестали подчиняться голове, вероломно переметнувшись на службу к брюху. И еда капитулировала, не теряя нимало достоинства, перекочевав со стола в более приличествующее ей место, сделав дыхание тяжёлым, а мысли легкими.
–Пуховиков нетути, а тюфячок мяконький найдешь в чуланчике. Хозяйка унесла опустевшую посуду, вернулась, собрала со стола. – Сегодня-завтра можешь отдыхать. Ничем тебя неволить не станут, а там… Хочешь- веники резать, хочешь- на сено. Емилио поклонился «старушке» и вывалился за дверь.
Разлившись по небосводу, солнечный свет не мог не достичь самых лесных низов. Падало, стекало, капало и просачивалось солнечно сквозь кроны дерев и листву, полыхало красным на ягодах, изумрудами на каждой травинке, прочими самоцветами на цветках, метёлках, кисточках да серёжках. Пересвистывались, как и раньше, птахи, жужжали, стрекотали и попискивали другие мелкие невидимки. Деревья перешёптывались и кивали согласно непричёсанными головами. Детские голоса долетали из леса обрывками фраз, звонким смехом… Идти Эмилио было некуда. Непроходимый лес одинаково скрывал его от и от тех, кто его разыскивал, и тех… кто тоже его искал. Только цели у тех и других, пожалуй, разные.
Побродил Емеля, никем не сопровождаемый и не охраняемый, окрест деревушки по лесу, у журчащей речушки посидел, птиц послушал… Отчего-то мысль возникла, что много лет не приходилось, да и нужды в том не возникало, просто сидеть слушать их щелчки, и трели с пересвистами. Защемило душу до слёз. Заодно, услыхав кукуху, поинтересовался перспективами своими на долгую жизнь. Та вздохнула и методично завела нудное однообразное «ку-ку» … – Да ну тебя, -махнул досадливо рукой, едва сдерживая зевоту: – Не дай боже так тоскливо долгий век под солнышком вялиться. –Обиженная птица словно поперхнувшись на … полукуке, умолкла.
В просветах древесных крон по густо голубому небу неслись, меняя облик, быстрые белоснежные облака. Плотные и белые, рваные и причудливые, полупрозрачные и расползающиеся в воздухе… Емеля вспомнил свои скитания по свету, припомнил родной дом, неадекватную щуку с её веленьями, к которым необходимо присовокупливать собственное хотенье, с чем у несерьёзного и несобранного с детства парня постоянно возникали проблемы… Вспомнил и едва ли не самое своё значимое желание, как ни странно, мгновенно осуществлённое- сундук, откуда можно доставать в любой момент самое необходимое и который не надо было волочь за собой. . Где-то он, такой всегда нужный, сейчас? И кто достаёт из деревянного его чрева всяческие нужности, да необходимости? Пробираясь в густом подлеске, Емеля направился в деревню…