ПРОВИНИВШИЙСЯ: Но я не желал несчастья своему брату.
МАЛХИСЕДЕК: Кто же скажет брату своему «рака», «пустой человек» – подлежит синедриону, верховному судилищу; а кто скажет «безумный» – подлежит гиене огненной.
ПРОВИНИВШИЙСЯ (заглядывая в фолиант через плечо Малхиседека): Но тут ничего не написано! Это вообще чистый лист пергамента!
МАЛХИСЕДЕК (спокойно): Так ведь я читаю неписаный закон. Закон, который еще не написан. А, кстати, кто его напишет?
ИИСУС (читая из воздуха): Какой-то Матфей. Глава 5-ая, стих 22-ой. Если я правильно зрю будущее.
СЦЕНА 5. Диспут о времени
Скрипторий. Три ессея рассуждают о времени.
ПЕРВЫЙ: Время движется по кругу.
ВТОРОЙ: Покажи нам, как оно движется по кругу.
ПЕРВЫЙ: День сменяет ночь – и вновь за ночью наступает день, за летом приходит зима – и ее сменяет другое лето. Луна то уменьшается в своем диске, то вновь становится полной. Зерно падает в землю и умирает, чтобы вновь взойти и дать другие зерна.
ТРЕТИЙ: Но ведь умирает одно – рождается семьдесят.
ВТОРОЙ: И те новые, что рождаются, точно такие же, как умершие.
ПЕРВЫЙ: Нет. И это вам скажет любой землепашец, да вы и сами знаете – ведь мы выращиваем себе хлеб сами: с каждым новым урожаем зерно становится все хуже. Оно удаляется от своей элиты, от самого первого зерна, которое было совершенно, потому что было идеей зерна, словом «зерно».
ВТОРОЙ: Значит, время все время движется в одну сторону: от лучшего к худшему. И это – мой тезис.
ТРЕТИЙ: Покажи нам, как и в какую сторону движется время.
ПЕРВЫЙ: Да, покажи.
ВТОРОЙ: Мы стареем: от прекрасных детей и легконогих юношей мы переходим к твердой зрелости и дряхлой старости, к смерти. И это – неминуемо и неизбежно.
ТРЕТИЙ: Так это не время – это мы движемся к смерти.
ВТОРОЙ: И вместе с нами весь мир. Время пожирает нас, как оно пожирало богов в верованиях язычников. Стареют и рушатся горы, ветшают дома, дряхлеют и падают деревья. Все подвержено разрушению и тлену – со временем. Время и смерть по сути – одно и то же. Недаром Время, как и смерть, изображают с серпом или косой.
ПЕРВЫЙ: У варваров Бог Времени оскопил этим серпом своего отца, Небо. Оскопил, но не убил.
ВТОРОЙ: Разве можно убить бессмертное? Серп или коса в руке Времени-Смерти – это еще и сбор урожая. Время сеет новое – оно же и собирает урожай этого нового, когда оно старится.
ТРЕТИЙ: Мне кажется, вы оба правы.
ПЕРВЫЙ: Но мы говорим прямо противоположное!
ТРЕТИЙ: Именно потому вы и правы, что говорите противоположное: один – что время течет по кругу, и потому все в этом мире неизменно; другой – что оно движется в сторону смерти, которой не избежать.
ВТОРОЙ: Как же так?
ТРЕТИЙ: У времени – двойная природа. Потому что оно неистинно.
ПЕРВЫЙ: Странно. Ты утверждаешь, что мы оба правы относительно времени, и вместе с тем ты говоришь, что оно неистинно.
ТРЕТИЙ: Когда-то, давно-давно, жил один язычник, эллин. Его звали Сократом.
ВТОРОЙ: Я что-то слышал об этом человеке. Говорят, он был необычайно мудр.
ТРЕТИЙ: Этот самый Сократ утверждал, что Хронос, Бог времени, пожирал всех своих детей, которых рожала ему его жена и сестра Рея, богиня пространства. Но он не мог пожрать свою дочь, которая появилась раньше его.
ПЕРВЫЙ: Как это? Кто она?
ТРЕТИЙ: Ее звали Гестией. Она была богиней домашнего очага, но это потом, когда языческие боги возомнили себя самыми главными и важными. Они не позволяли Гестии отлучаться от очага, и потому люди не знали ее. Но в самом начале мира она была настоящей Гестией, богиней Истины.
ВТОРОЙ: Выходит, Истина – до времени.
ТРЕТИЙ: Да, Истина – до времени и вне пространства. Это то самое яйцо, что появилось до курицы.
ПЕРВЫЙ: Но это значит…
ВТОРОЙ: Это значит – время не властно над Истиной!
ТРЕТИЙ: А Истина может повернуть время вспять, прекратить и остановить его,
ПЕРВЫЙ: Я понял! Я понял, почему мы, ессеи, можем предугадывать будущее: ведь мы владеем истиной!
ВТОРОЙ: Нет, это она нами владеет, и потому мы можем предвидеть будущее.
ТРЕТИЙ: Истина принадлежит всем, и все принадлежат истине. Но только для всех она – в инфинитивной форме, в форме бытия. Мы же живем по действующей истине.
ПЕРВЫЙ: Бытие – неопределенная форма истины?
ТРЕТИЙ: Да. В будущем, примерно через пару тысяч лет, один мудрец поймет это и напишет пешарим под названием «Время и Бытие».
ВТОРОЙ: Ты его знаешь?
ТРЕТИЙ: Я его предсказываю (читает из воздуха): его будут звать Мартин Хайдеггер.
ПЕРВЫЙ: Так стоит ли теперь обращать внимание на время?
ВТОРОЙ: Я думаю – не стоит.
ТРЕТИЙ: Но надо стремиться к Истине, которая действует.
СЦЕНА 6. Напутствие Иисуса
МАЛХИСЕДЕК: Брат Иисус, мы призвали тебя, чтобы поручить тебе высочайшую миссию. Но прежде мы хотели бы спросить тебя.
ИИСУС: Спрашивайте, братья.
ААРОН: Скажи, брат Иисус, готов ли, способен ли ты отдать свою жизнь во имя истины?
ИИСУС: Что есть истина?
МАЛХИСЕДЕК: Никогда не задавай такого вопроса. Кто есть истина?
ИИСУС: Кто есть истина?
ААРОН: Ты. И в этом твоя предстоящая миссия.
МАЛХИСЕДЕК: Ты знаешь: раз в год, в определенный миг Пейсаха, в Святая Святых Храма, в полнейшем одиночестве, шепотом, первосвященник произносит самое сокровенное из трехсот шестидесяти пяти – имя Бога. И мир держится этим произношением.
Горе миру! Когда 64 года тому назад случилось гигантское землетрясение, все храмовые часы испортились и сдвинулись. Они все показывают неверное время, а потому нарушился завет и союз между Богом и Его народом. Ошибка в календаре и летоисчислении нарастает. Голос первосвященника все глуше в вышних. Он скоро не услышит нас вовсе!
ИИСУС: И потому все эти беды, несчастья и войны?
ААРОН: И потому все эти беды, несчастья и войны.
МАЛХИСЕДЕК: Только мы, ессеи, сохранили правильный ток времени. И настали дни, когда наша тайна должна выйти наружу.
ИИСУС: Я готов. Что я должен делать?
ААРОН: Ты должен покинуть Кумран…
ИИСУС: Нет, нет! Никогда!
МАЛХИСЕДЕК: Ты должен покинуть Кумран. Навсегда. Это значит – ты будешь проклят нами.
ИИСУС: За что?
ААРОН: Ни за что. Но во имя.
МАЛХИСЕДЕК: Во имя Его, тайное и сокровенное.
ИИСУС: Но оно неведомо мне.
ААРОН: Ты вернешься к людям, чтобы стать в Городе первосвященником по чину Малхиседека. Он сообщит тебе тайное имя Бога. Мне не дано знать его.
МАЛХИСЕДЕК: Ты должен произнести это имя внятно и прилюдно, непременно в Иерусалиме и в точно указанное тебе время. Постарайся произнести его в Храме или очень близко от него между 9 и 11 часами, не раньше и не позже. И даже если тебя напрямую спросят в неурочное время, что есть истина, – молчи. Когда ты произнесешь тайное имя Бога, они сочтут это святотатством, проклянут и убьют тебя, но, произнеся имя Бога в правильное время, ты спасешь не только народ – весь мир.
ИИСУС: Тяжкую чашу придется нести мне.
ААРОН: Да, брат.
ИИСУС: Брат Малхиседек, ты уже очень стар. И ты возлагаешь на меня непомерную ношу. Чтобы легче нести ее, позволь мне называть тебя отцом, вопреки чину нашего устава.
МАЛХИСЕДЕК: Да, сын мой. А теперь, Аарон, оставь нас (Аарон обнимает Иисуса и уходит). А ты, Иисус, внемли самое истинное имя Бога: «Я есть». Иди!
Акт второй
Масада. Спустя 40 лет
СЦЕНА 1. Приход Элеазара в осажденную Масаду
Площадь осажденной Масады. Предрассветный сумрак. Из-за стены раздается шум, чья-то тень перемахивает через крепостную стену. Перед группой защитников появляется Элеазар.
ЭЛЕАЗАР: Мир вам!
ПЕРВЫЙ ВОИН: Кто ты?
ЭЛЕАЗАР: Элеазар. Монах из Кумрана. Ваш посланник принес весть о вашем бедствии и мольбу о помощи. Старейшины и жрецы нашего монастыря разрешили нам, семи монахам, покинуть общину – но мы навеки прокляты за то, что покинули общину и решили взять в руки оружие.
ПЕРВЫЙ ВОИН: А община еще жива? Римляне не всех уничтожили?
ЭЛЕАЗАР: Пять лет назад Десятый легион без боя взял пещеры – ведь мы не имеем права брать в руки оружие. Все ценное мы успели перенести в Одиннадцатую пещеру, недоступную непосвященным. Туда же были перенесены старейшина и первосвященник. Всего в общине осталось 40 человек. Оставалось сорок человек. Теперь – тридцать три.
ПЕРВЫЙ ВОИН: Мы надеялись, мы знали – уничтожить Кумран до конца невозможно.
ВТОРОЙ ВОИН: Но где наш посланник и где твои спутники? Как ты попал сюда?
ЭЛЕАЗАР: Мы шли восточным путем, от Мертвого моря…
ТРЕТИЙ ВОИН: Но Змеиной Тропой даже змея не проползет!
ЭЛЕАЗАР: У нас не было выбора. Западный путь наглухо перекрыт римлянами.
ЧЕТВЕРТЫЙ ВОИН: Но где все твои спутники?
В проеме появляется Мария. Она восторженно, восхищенно смотрит на Элеазара.
ЭЛЕАЗАР: Мы шли ночью, чтобы быть незамеченными врагами.
ПЯТЫЙ ВОИН: Но это невозможно! Даже в солнечный день и полное безветрие это невозможно для тех, кто здесь ни разу не был. Ночью, в такую бурю…
ЭЛЕАЗАР: Первым сорвался ваш человек. Он и шел первым. Мы остались без проводника. Я шел за ним и своими глазами видел, своими ушами слышал тихий шорох его падения в Северную Пропасть. Я шел и слышал, как мои товарищи тихо, без криков срывались то в Южную, то в Северную пропасти.
ШЕСТОЙ ВОИН: Что же удержало тебя на Змеиной Тропе?
ЭЛЕАЗАР: Бог, которому я вручил себя и свою жизнь. Значит, Ему было угодно, чтобы дошел я и чтобы дошел я один.
ВТОРОЙ ВОИН: Это поистине чудесно. Это знак.
ПЕРВЫЙ ВОИН: Наш военачальник погиб. Бог послал к нам тебя, чтобы ты возглавил нашу оборону.
ЭЛЕАЗАР: Мне уже сорок лет, и я ни разу в жизни не держал в руках оружия и никогда не воевал.
ТРЕТИЙ ВОИН: Но ты отмечен Богом и прислан Им. Он научит тебя быть нашим вождем. А мы готовы тотчас же поклясться тебе в верности и безупречном послушании каждого твоего слова.
ВОИНЫ: Клянемся! Клянемся! Будь нашим предводителем! С тобою Бог, а, значит, Он и с нами!
СЦЕНА 2. Признание в любви
Воины расходятся. В оцепенении и раздумье Элеазар не замечает, как к нему украдкой подходит Мария.
МАРИЯ: Ты – ангел?
ЭЛЕАЗАР: Я – монах и воин, а теперь – руководитель обороны Масады.
МАРИЯ: Ты – ангел. И послан нам Всевышним. Дай мне прикоснуться к тебе.
ЭЛЕАЗАР (поспешно отодвигаясь): Не смей! Кумранскому ессею запрещено даже видеть женщин. Запрет сильнее смерти – он влечет за собой проклятье и после смерти.
МАРИЯ: Как ты прекрасен…
ЭЛЕАЗАР: Я здесь – для битвы и смерти. Не смущай меня. Иначе мы все погибнем – на нас на всех падет проклятье за нарушение мною запрета.
МАРИЯ: Да, да, я понимаю… Но я люблю тебя… А ты?
ЭЛЕАЗАР (в смущении): Не знаю… Мне это все неведомо… Я чувствую… Я чувствую, что мне нельзя тебя любить… Но я чувствую…
МАРИЯ: Хочешь – я буду твоей рабыней?
ЭЛЕАЗАР (в страхе): Нет!
МАРИЯ (все исступленнее): Хочешь – я буду лишь смотреть на тебя? Буду твоею тенью? Нет – тенью твоей тени?
ЭЛЕАЗАР: Ты смущаешь меня – я теряю достоинство и мужество. Твои глаза…
МАРИЯ: Я знаю, как я могу быть с тобой и не смущать тебя. Быть с тобой, чтобы ты был сильней и могучей. Быть с тобой, чтобы ты победил!
ЭЛЕАЗАР: О чем ты?
МАРИЯ: Я стану воином. Таким же, как другие.
ЭЛЕАЗАР: Ты – женщина. Тебе нельзя оскверняться мужской одеждою, оружьем и убийством.
МАРИЯ: А Юдифь?
ЭЛЕАЗАР: Она оставалась женщиной.
МАРИЯ: И я, любя тебя, останусь женщиной, но я, любя тебя, буду и мужчиной, воином. Бог дал тебе знак быть нашим вождем. Любовь дает мне право стать рядом с тобою мужчиной.
ЭЛЕАЗАР: Любовь… Что это?
МАРИЯ: Это – я.
ЭЛЕАЗАР: Тогда это – и я. Но и в бою – не касайся меня, пока я жив. Не вводи Бога в недоумение.
СЦЕНА 3. Осада
ПЕРВЫЙ ВОИН: Еще две недели тому назад скала Левкой была на триста локтей ниже стен нашей крепости. А теперь смотрите: они всего в пятидесяти локтях от нас!
ВТОРОЙ ВОИН: Проклятые римляне! Это не воины, а жалкие инженеры! Они не воюют, а орудуют машинами!
ТРЕТИЙ ВОИН: Смотрите! Они и впрямь тянут сюда какого-то деревянного монстра!
ПЕРВЫЙ ВОИН: Это стенобитная машина.
ЧЕТВЕРТЫЙ ВОИН: Против этого чудовища не устоит ни одна стена, даже наша.
Раздаются глухие мерные удары в стену, все более очевидные и ясные.
ЭЛЕАЗАР: Эта машина может дробить камни, но она бессильна против упругой преграды.
ПЯТЫЙ ВОИН: Что ты хочешь сказать?
ЭЛЕАЗАР: Я ничего не хочу говорить. Я хочу действовать! Эй, все, у кого есть руки и силы, тащите сюда доски и землю!
Воины и женщины тащат доски и корзины с землей. Мария носит корзины вместе со всеми. Она одета в мужскую одежду, волосы на голове скрывает мужской тюрбан.
ЭЛЕАЗАР: Делайте щит из бревен и досок! А теперь сколачивайте поперечины со столбами! В шаге от первого щита – второй, такой же щит!
Удары – все явственней и, наконец, каменная стена рушится и падает.
ЭЛЕАЗАР: А теперь – быстро засыпайте землей пространство между щитами! Быстрее! Забивайте между щитами поперечины! Таскайте землю до самого вечера – ночью римляне умеют только спать.
Раздается удар в щит, но это глухой удар.
ЭЛЕАЗАР: Теперь от ударов этого чудовища наша хлипкая защита будет только укрепляться, если мы все время будем подсыпать в зазор землю.
ШЕСТОЙ ВОИН (взобравшись на стену и свесившись вниз): Слава нашему Элеазару! Эй, вы там, жалкие римляне! Куда вашим механическим мозгам до наших Боговдохновенных. Одна мысль – и ваша глинобитка превратилась в простую трамбовку! Может, у вас есть какая-нибудь машина поумней этого безмозглого чурбана?
Всеобщее ликование в Масаде.
СЦЕНА 4. 15-ый день ксантика. Пожар
ШЕСТОЙ ВОИН, НОЧНОЙ СТРАЖНИК (расталкивая спящего Элеазара и других воинов): Беда! Тревога! Проснитесь!
ВОИНЫ: Что? Что случилось?
ШЕСТОЙ ВОИН: Римляне подожгли щит! Они бросают горящие смоляные головни – и щит загорелся!
ПЕРВЫЙ ВОИН: Водой! Надо заливать водой!
ЭЛЕАЗАР (в раздумье): Не надо воды. Вас просто перебьют на стенах. Римляне сами нашли свою беду.
ВТОРОЙ ВОИН: Как? Почему?
ЭЛЕАЗАР: Ветер. Смотрите, какой сильный северный ветер: он несет пламя и дым на римлян. Еще немного и их деревянный урод загорится от их же глупости.
Среди защитников наступает ликование, слышны клики: «Да здравствует северный ветер! Да здравствует Элеазар! Смотрите, их машину уже лижет огонь! Так им и надо! Вот дураки!» Восхищенная Мария украдкой дотрагивается до кончика плаща Элеазара. Это прикосновение на миг останавливает всех в самых нелепых и неестественных позах, но этот миг проходит – и ветер резко меняет направление. Теперь он с неистовой силой дует с юга. Щит загорается.
ЭЛЕАЗАР: Воды! Воды! Как можно больше воды! Спасайте внутренний щит! Обливайте его водой со всех сторон!
Борьба долго длится, пока, наконец, огонь не побеждает людей. Внутренний щит рушится – и земля осыпается. Пролом в стене теперь беззащитен.
ТРЕТИЙ ВОИН (обреченно): Все. Это конец.
ЧЕТВЕРТЫЙ ВОИН: Солнце уже садится. Римляне начнут штурм завтра.
В Масаде слышен плач и вой детей и женщин.
СЦЕНА 5. Речь Элеазара (военный совет в Масаде)
Воины и Мария сидят полукругом перед стоящим Элеазаром, поэтому он одновременно обращается и к ним, и в зрительный зал, и еще далее – за спины и головы сидящих в зале: ко всему человечеству.
ЭЛЕАЗАР: Более ста лет, еще со времен царя Ирода Великого, здесь пролежали запасы еды: вино, финики, пальмовое масло, хлеб – и все свежее и нетленное благодаря удивительной чистоте воздуха Масады. Этих запасов хватит на несколько лет обороны. У нас запас оружия – на десять тысяч воинов. Воды в колодцах и хранилищах хватит на годы и годы. Царь спрятал здесь несметные сокровища. Вываливайте все это добро на улицы – пусть враг знает, что никакой голод и жажда нам не страшны. А сокровища – сжечь в кострах!
Воины в недоумении переглядываются, пожимают плечами.
ПЕРВЫЙ ВОИН: Но зачем?
ЭЛЕАЗАР: Город, избранный Богом как свой домом, Богом же и покинут. Храм разорен, и первосвященник вручил ключ от Храма Всевышнему, и Тот забрал его – это видели все. Бог оставил и проклял Иудею. Он оставил и проклял свой народ. Нас – тысяча, римлян – пятнадцать тысяч. Нам их не одолеть. Но мы им не сдадимся.
Мы, ессеи, знали Его волю уже более двухсот лет, но нам велено молчать. Слушайте ж великую тайну!