Иногда я чувствую себя одинокой. Настолько одинокой, что даже словом перемолвиться не с кем. Так-то, наверное, и нормально все. Кому нужны чужие проблемы, когда своих по гланды, и это всегда на первом месте? Это нормально, это жизнь. Но поделиться не с кем – реально не с кем, потому что «ну ты же счастливая, ты сильная, у тебя все есть».
Да. Я такая. Наверное. Со стороны виднее. А Олег вместо Антона, многолетнего референта, вдруг заводит девочку лет двадцати пяти – такую, как ему всегда нравились до встречи со мной. Высокую, крупную, с яркими чертами лица, с каштановыми волосами. И, конечно, это вряд ли что-то значит, но… Не сказал ведь.
И я не узнала бы, если бы случайно в офис не зашла. Нет, ничего такого, просто секретарша. Нет повода. А почему-то противно и обидно. Сказать «я все поняла» и уйти в закат, как обычно? Могу. А надо ли? Может, пришла пора отпустить, раз он сам уйти не может? Взять и уйти первой, как всегда. Вот и повод есть – он же его и дал, в принципе, даже не подкопаешься. А я счастливая, у меня все есть, я сильная.
И будет, как обычно – Мари прищурилась, вставила в мундштук сигарету и перешагнула, пошла дальше. И никто не понял, что на самом деле у нее внутри творилось в этот момент, как там все сгорело. В очередной раз.
В очередной раз.
Два дня лежу лицом в подушку. Ощущение, что жизнь закончилась – не знаю, с чего. Даже не хочу думать, что он пережил, когда узнал обо мне и Денисе. Или обо мне и Ляльке. Себя жаль. Олег обрывает телефон, я не отвечаю. Может, и правда лучше сразу оборвать, пока есть повод? Самое ужасное, что я не могу себе представить его реакцию. Все-таки в человеке, умеющем контролировать каждую эмоцию, каждую мышцу есть что-то страшное и непредсказуемое.
Два дня моего молчания выливаются в одно короткое смс от Олега: «завтра жду тебя утром». Я отвечаю тоже коротко: «нет». Это было зря.
Постоянство – не признак мастерства, а лишний компромат. Салон красоты, в который я хожу много лет, расположен по соседству с домом Олега. День и время моих посещений – всегда одни и те же, администраторы даже не трудятся перезванивать и уточнять, приду ли я. Если вдруг нужно срочно – я звоню сама, а так – один день, одно время. Поэтому встретить меня после процедур ему труда не составляет. Молча берет за руку и, крепко сжав, ведет за собой. Я не сопротивляюсь – бояться его мне в голову не приходит, я знаю, что это не придурочный Денис с его больной головой, он не потащит меня куда-нибудь в подвал, где ждут еще трое таких же извращенцев.
Потому, оказавшись в квартире Олега, даже не напрягаюсь. Плохо другое. Когда пытаешься выбить эмоции из бетонного столба, будь готова к тому, что реакция тебе не понравится. Я забыла, что Олег сильно отличается от всех моих мужчин, и управлять им, как остальными, мне не удается. Я всегда забываю, что только с ним мои выкрутасы всегда работают в другую сторону.
– У нас есть три выхода – ты теряешь сознание от боли, ты говоришь «стоп», или я устаю тебя пороть, – говорит он, сдирая с меня шубу и сапоги в прихожей и заталкивая в «нору».
Ну, со вторым понятно, этого не будет, с третьим – тоже, когда это он уставал… Остается первое, самое вероятное. Всего раз в жизни он меня так порол, всего раз – и я думала, что больше никогда, но вот… Короче, фраза «сама виновата» сидит, как влитая.
– Раздевайся.
Пока я вожусь с пуговицами на рубашке, он успевает переодеться в хакама и вынуть из шкафа ремень. Ну, это понятно – мы тут не для занятий любовью собрались, сейчас мне по полной ввалят.
Как началось, не помню, зато помню, как уплыло сознание – в один момент как будто черный мешок на голову надели, и все – ни звуков, ни запахов, ничего, тотальная темень.
В себя прихожу уже на диване, лежу на животе, одна рука свесилась на пол, возле нее – бутылка минералки. Поворачиваю голову – Олег сидит на полу у стены, курит. Возле его ноги валяются два куска от того, что раньше было ремнем. Только теперь я чувствую, как в спину словно всадили доску с тысячами крошечных гвоздей. Кусаю губы, чтобы не заплакать. Олег видит, что я пришла в себя, гасит сигарету и пересаживается на край дивана.
– Зачем ты делаешь это со мной, скажи? Тебе нравится, когда я такой? Тебе нравится, что я выпускаю то, что сидит глубоко внутри? – он кладет ладонь мне на спину, и от боли хочется орать в голос. – Ты не смеешь говорить «нет», когда я сказал «да». Ты не смеешь решать, придешь ты или нет, когда я написал, что жду тебя. Неужели ты не понимаешь этого?
– Ты отлично знаешь, почему я не пришла. Ты сам для этого все сделал.
– Ты совсем дурная, что ли? Никогда бы не подумал, что ты будешь ревновать меня – к кому? К ванильной девке, которую я на работу взял? Могла бы спросить. Я тебе Денис разве, чтобы ванильную молодую девку в Тему тащить?
– Перестань. Ты отлично знаешь мои больные точки, так какого хрена по ним лупишь? Нравится?
– А, так это я должен был ревновать, выходит? Такое ощущение, что ты себе девочку-то присмотрела. Тебе, судя по всему, такие нравятся самой. Забудь – убью.
И вот это опять больно – только он знает, через что я прошла в свое время, страдая от ревности, как дура. Никогда больше этого не повторю, научилась.
– Серьезно? Ты серьезно думаешь, что я..? Все кончилось, никогда ничего не начнется, ты лучше меня это знаешь.
– Тогда проблема в чем? Она пришла ровно на две недели, пока Антон к родителям уехал, мне что – без референта сидеть, самому копаться в бумагах и звонках?
– А сказать мне нельзя было?
– Нельзя. Я так и представлял себе твою реакцию, но не предусмотрел, что ты решишь заехать сама. Ну, извини уж, я тоже не всесильный и не всевидящий.
– И потому у меня теперь спина в хлам?
– Это чтобы не забывалась. Ты расплачиваешься не за то, что сказала, а за то, как я это понял. Я заметил, что подобные моменты отбивают у тебя охоту к глупостям примерно на пару лет. И не забывай, что я сказал в прошлый раз – я не отдам тебя никому, этого не будет, и я не пошутил.
Определенно, мне срочно нужен на левое плечо ангел, который будет подсказывать в ухо: «сейчас самое время заткнуться», а я буду ему за это благодарна. Даже не знаю, что в этой ситуации убивает меня сильнее – спина, лопнувший от порки ремень, синяки под глазами Олега, его лицо, его слова… Не знаю. Мало было разодранной в клочки спины, так теперь еще и угрызения совести…
И, кстати, его угрызения совести тоже – они всегда куда сильнее моих, что бы я ни натворила. Потому что только садист может искренне переживать, отодрав тебя в кровь, и испытывать некое подобие стыда за то, что сделал. Наверное, так и должно быть – он удовлетворяет свою потребность, но потом его накрывает волной обратки, и сперва эта обратка положительная, но потом… Потом ей на смену всегда приходят угрызения совести, и в такие периоды он становится настолько нежным, внимательным и заботливым, что в это поверить сложно – при его-то внешних данных.
Сегодняшний вечер и ночь – не исключение. Пока я прихожу в себя, он успевает заказать суши, заварить чай, осторожно, еле касаясь пальцами, намазать мою иссеченную в хлам спину мазью. Потом долго стоит перед диваном на коленях и целует меня куда-то в шею под волосами, потому что я, отвернувшись, стараюсь сдержать слезы. Дело не в боли… дело в том, что я опять, как дура, попыталась сделать то, чего не должна была. «Мой бог, да это те же грабли», как говорится…
– Домой не отпущу, – можно подумать, я в состоянии куда-то уйти!
Ужина не получается – я не могу себя заставить, мне физически плохо. Пью чай, стараясь сидеть прямо, чтобы не прикасаться к спинке стула. Зато осанка королевская…
Самое странное во всем этом, что я не считаю, будто Олег перешел какие-то границы. Ну, как странное – это для наших отношений совершенно нормально. И чем больше я об этом думаю, тем отчетливее понимаю – а он прав, и так и нужно было. Потому что надо думать, что и кому говоришь. И особенно в чем обвиняешь. В обычной жизни я никому не позволила бы и пальцем себя коснуться, не то что ремнем пороть. Но вот потому-то, помимо обычной жизни, у меня есть еще и «тематическая»…
Мы, похоже, совсем сошли с ума. Он звонит мне ночью и произносит такие монологи, что позавидовал бы любой драматург – такое сложно придумать, если на самом деле не испытываешь. Но из этих монологов я постоянно выхватываю что-то нужное мне, что-то полезное, что-то, помогающее понять, что со мной вообще. Именно он научил меня никогда себя не обвинять в том, что сделали другие, он в буквальном смысле выбил из меня вот это «я то, что позволила с собой сделать». Он мне внушил, что проблема не во мне – а в тех, кто приближается ко мне с определенными мыслями. Я перестала себя уничтожать за определенные вещи – и стало легче.
И еще одно. Он мне дал уверенность в том, что для него я единственная, и что я нужна ему, что бы со мной ни происходило. Одно плохо – я всегда была чуть НАД всеми, теперь это усугубилось. Возраст, другие мозги, другое представление о том, как все должно быть. Но, пока он со мной, я могу себе это позволить. Восхищение в глазах мужчины способно сделать многое.
За пару недель до Нового года обязательно происходит какая-то непредвиденная ситуация – традиционно. Обнаружив у себя непростительную задержку, чего со мной не случалось последние два с половиной года, иду в клинику к знакомой. Выхожу с растерянным лицом – семь недель. Выбора у меня нет, рожать нельзя по медицинским показаниям, потому никаких моральных мучений по этому поводу я не испытываю, даже если кажусь кому-то чудовищем.
Но есть еще кое-что. Вернее, кое-кто. Олег. Мне придется ему сказать – я уже умолчала как-то об аборте, но это было во время нашего расставания, я все тихо сделала и думала, что он не узнает. Узнал. Был скандал. Это странно – разумный, рациональный человек, отлично понимающий, почему «нет», отреагировал как неадекватный. Ну, пусть даже дело было только в том, что я не сказала сразу, как узнала. Мы давно это обсудили и закрыли тему – мне нельзя беременеть, нельзя рожать – я не успею выносить, всплеск гормонов приведет к стремительному росту опухоли, потому я всегда начеку в этом плане. Все, о чем говорить? Но нет – природа иной раз выкидывает весьма специфические фортели…
Текст речи я составила, возвращаясь из клиники, решила, что завтра с утра пойду и поговорю. Но с утра было уже поздно. Всегда есть тот, кто расскажет обо всем раньше меня. Денис.
Я не знала, что он устроился в эту клинику массажистом, не видела его в коридоре – да, собственно, я и не оглядывалась, зачем? А он меня видел. Влезть в компьютер и посмотреть карту ему не составило большого труда. Разумеется, он тут же поделился знаниями с Олегом, а тот решил снять стресс ровно так, как мне не нравится – водкой. Я терпеть не могу даже крайне редких его запоев, мне это морально очень тяжело, и он держится. Но тут… да я и не сомневаюсь, что Денис вместе с новостью принес еще и пару бутылок, потому что, придя к Олегу утром, я обнаружила все атрибуты ночного загула – бутылки, окурки, валяющиеся девайсы, расхристанного Верхнего с мутными пьяными глазами и примерно настолько же несвежего Дениса, спящего в «норе» на диване.
И, опять-таки, все бы ничего, если бы Олег с порога не начал вот это свое «ты все решила за двоих». Впервые в жизни я не сдержалась и ударила его по щеке, совершенно не подумав о том, что в этой ситуации легко могу получить бумерангом, и это будет куда печальнее – лицо он мне разобьет одним ударом ладони. Но – нет. Он вдруг как-то сник, развернулся и ушел, хромая, в спальню, хлопнул дверью. По стону кроватных пружин я поняла, что завалился поперек, и сейчас уснет. Ладно…
Иду в «нору», безо всякого почтения пинаю распластавшегося на диване Дениса. Тот вскакивает, видит меня и первое, что делает, хватает за горло двумя руками. Роковая ошибка, Мастер…
У меня есть поклонник, с которым ничего, кроме прогулок, а он – сотрудник центрального аппарата МВД, сам в прошлом мент. И вот он-то меня и научил нескольким приемам, способным помочь уберечься от такого, например, захвата. Я тут же хватаю руки Дэна за средние пальцы и делаю резкий рывок в стороны и вниз. Слева хрустит кость – совсем как куриная, когда выламываешь сустав. Дэн орет дурниной, выпускает меня и присаживается на корточки, зажимая левую руку. Палец сломан.
– Ты, бля, бессмертная, что ли? – шипит он, поднимая голову. – Мне же на работу!
– Ничего, отсидишься на больничном, а то, смотрю, крыша потекла у тебя. Собирайся и вали отсюда, поезжай в травмпункт, гипс накладывай. И запомни – больше ты никогда меня пальцем не тронешь. Иначе будет опять так же.
– Ишь ты, наблатыкалась… мортал комбат… – бормочет он, по-прежнему зажимая палец здоровой рукой.
– Скажи спасибо, что рука левая – ложку до рта донесешь.
– Заткнись, говорю.
– Тогда сваливай, ты же слышал.
На пороге возникает восставший из полумертвых Олег:
– Что тут у вас?
Денис молча демонстрирует ему деформированный палец. Лицо у Олега становится растерянным:
– Это как?
– Ну, похоже, что неудачно в носу поковырял? – зло спрашивает Денис, поднимаясь с пола. – Идиотка твоя сломала.
Олег размахивается и отвешивает ему такого звонкого леща, что я аж приседаю.
– Да идите вы на хрен оба! – орет Денис, стараясь попасть ногами в тапки. – Запарили!
– Дверь закрой с той стороны, – мрачно советует Олег и делает шаг ко мне.
Дверь хлопает. Я стою прямо перед Верхним, скрестив на груди руки и глядя ему в лицо – поза откровенного вызова.
– Ну?
– Что – ну?
– Ударишь?
– Нет.
– Тогда запомни – если сегодня, сейчас, сию минуту ты не прекратишь бухать, я от тебя уйду. Все. Обсуждать это не буду. Проспишься и примешь решение – звони. А я пошла домой. Мне еще в больницу собираться. Спасибо, кстати, за подарок, хоть ты и не один в этом виноват.
Через пару дней у меня день рождения, а потом – Новый год. Тот еще подарочек, конечно…
– Погоди… – он прижимает меня спиной к косяку в тот момент, когда я пытаюсь протиснуться к выходу. – Мари… прости меня…
– Не надо, – морщусь я. – Ты тут почти ни при чем. Меня убивает другое – ты всегда сперва выслушиваешь его – и никогда меня. А стоило бы делать наоборот, дорогой.
– Ты бы не сказала.
– Ты уверен? Ну, зря. Я как раз шла к тебе за этим, но как-то не рассчитывала на такой бурный прием. Все, Олег. Ты – спать, я – домой.
– Погоди… когда..?
– Что – когда?
– Ну, когда ты… пойдешь..?
Слово «аборт» произнести мой Верхний не может. Какие все нежные…
– В пятницу, раньше не получится.
– Я пойду с тобой.
– Что делать? Сидеть в приемном покое? Карантин, в отделение не пускают.
– Я хочу быть рядом.
– Я это ценю, но лучше останься дома. Все, Олег, я пойду.
Он притягивает меня к себе, обнимает и, уже выпустив, внезапно на секунду задерживает руку на животе – как будто прощается. Все, надо бежать отсюда, пока не разревелась…
Вечером звонит Лера. Сто лет ее не видела и не слышала. Не соскучилась, надо признать. Денис предпочитает появляться без нее, хотя уже давно ни для кого не секрет, что они вместе, что пара, и что она теперь – снизу.
– Ты сдурела? – вместо «здравствуйте» говорит она.
– А полегче?
– Мари, ты нормальная вообще? У Дэна палец сломан!
– Да ты что… ну, бывает. Пусть не сует его в другой раз туда, где его быть не должно.
– Ты не понимаешь, что у него три работы сразу накрылись?
– Ну, он об этом не подумал, когда за горло меня схватил. Или решил, что сможет, как обычно, сухим из воды выскочить? А вот нет уж, хватит. И ты будь добра, сделай с этим что-то, иначе в следующий раз я уже не палец сломаю, а что посерьезнее.
– Ты вообще соображаешь, что говоришь? Что я могу сделать, я нижняя!
– Ух ты, как звучит… ну, тогда привыкай. Это к остальным бабам он может лезть безнаказанно, а я терпеть больше не собираюсь. Если у тебя все, то давай, пока.
Она бросает трубку, а у меня остается такое послевкусие, словно мне в чай половую тряпку сунули.
День рождения, семейные мероприятия и аборт проходят, как в тумане. В пятницу вечером я оказываюсь дома, укладываюсь в темной холодной спальне и засыпаю мертвецким сном.