Артем Васнев
Клинч
Исаия 1:16-20 «Омойтесь, очиститесь; удалите злые деяния ваши от очей Моих; перестаньте делать зло; научитесь делать добро, ищите правды, спасайте угнетенного, защищайте сироту, вступайтесь за вдову. Тогда придите – и рассудим, говорит Господь. Если будут грехи ваши, как багряное, – как снег убелю; если будут красны, как пурпур, – как волну убелю. Если захотите и послушаетесь, то будете вкушать блага земли; если же отречетесь и будете упорствовать, то меч пожрет вас: ибо уста Господни говорят».
Часть первая
Глава 1
Старец
Чёрный куколь с белыми крестами скрывал глаза великосхимника. Воин Христов, а если придерживаться армейской терминологии, то генерал Ангельского войска, перебирал узелки на старых чёрных монашеских чётках, сплетённых по греческому правилу, то есть как у древних пустынников. Касаясь каждого из пятидесяти узелков, про себя он произносил: «Господи, помилуй!» Останавливаясь на трёх янтарных бусинках, которые как бы делили чётки на три равные части, схимник мысленно читал Иисусову молитву: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас грешных!» Он намеренно использовал слово «нас», а не личное «мя». То есть он просил за всех людей сразу. Эта привычка сформировалась ещё в его первой юности, когда, будучи подростком, он ставил в церкви свечи за упокой, прося Бога за всех преставившихся, за кого помолиться было некому. И вот он сидел в своей келье, в полумраке, размеренно работая левой рукой, теребя узелки и при этом считая молитвы. Когда старые худые пальцы добирались до маленького медного крестика на чётках, на котором по-гречески было выгравировано “Arion Opoc”, что переводится как «Святая гора Афон», иссохшие губы с сине-фиолетовой окантовкой едва слышно шептали «Отче Наш».
Старец сидел в кресле, обитом серой тканью, не очень мягком, но всё равно удобном. Преимуществом старого кресла была высокая спинка, которая держала туловище иеросхимонаха в удобном положении. Чернец был человеком немолодых лет и слабого здоровья. Кельей старцу служила комната в маленьком домике у святых врат монастырского скита. Обстановка была предельно простой и незамысловатой. По площади келья была не более пятнадцати квадратных метров. Кроме койки, которая помещалась у правой стены от входа, был ещё аналой с лежащим на нём Евангелием. Рядом с единственным окном стояли стол-конторка и простенький деревянный стул. Здесь обычно сидел писарь, которому батюшка надиктовывал письма к своим духовным чадам. У стены слева от двери располагался шкаф со святоотеческой литературой и книгами для исполнения утренних и вечерних правил. Кресло, на котором в ночной час расположился схимник, стояло почти посередине кельи. В паре метров от него, напротив, стояло более дорогое кожаное кресло. Оно предназначалось для почётных гостей мужского пола, женщинам в скит проход был закрыт. По понятным причинам в столь позднее время кожаное кресло пустовало. Единственным украшением кельи были многочисленные старинные иконы, развешанные по стенам. Из правого угла от окна на иеросхимонаха строго взирал Спаситель. Рядом с Нерукотворным образом Спаса располагался лик Иверской Божьей Матери. Это была самая любимая икона старца. Перед ней он часами простаивал на коленях, прося заступничества для себя и Русской Церкви, а также мира и благоденствия для России. Ещё один из примечательных образов – это лик святого великомученика Пантелеймона. Эта икона была написана на Афоне и специально привезена в помощь старцу, нёсшему тяжкий крест болезней. Только молитва целителю Пантелеймону помогала схимнику на время высвобождаться из крепких лап многочисленных недугов. Только молитва давала силы жить, когда лекарства и пилюли бездействовали. Семь лет назад из-за кровотечений, связанных с геморроем, старый монах настолько ослаб, что утратил возможность самостоятельно ходить и значительное время передвигался с помощью келейников. К тому же он мучился от перемены погоды. Частые тяжёлые простуды были его верными спутниками. Старец сам говорил: «Жару и холод равно не выношу. В меру только один семнадцатый градус, а выше и ниже дурно влияет». В зимнее время простудную хворь ему приносили многочисленные посетители, которые, не обогревшись, входили к нему прямо с улицы. Воин Христов мучился также расстройством желудка. Даже небольшое количество пищи вызывало у него рвоту. А съедал схимник ровно столько, сколько может съесть трёхлетний ребёнок. Он как-то писал одному знакомому архимандриту: «Болезненные прижимки во всём теле есть, и от холоду, и от невольного голоду. Много вещей есть, да многое нельзя есть. Слабый желудок и неисправные кишки не дозволяют. Впрочем, по старой привычке, я всё-таки понуждаюсь есть, хотя после и приходится большую тяготу понесть от головной боли и от рвотной доли». А ещё старца мучила потливость, бельё и носки приходилось менять несколько раз на дню. Кроме того, некуда было деться от постоянной слабости и тяжести хоть малое время стоять на ногах. Перечисленные недуги лишали старца возможности совершать Божественную литургию, что заставляло иеросхимонаха горько скорбеть. Доктора, навещавшие болящего, всегда говорили, что его болезни особенные. «Если бы вы спрашивали меня о простом больном, – говорил один из них, – я бы сказал, что остаётся полчаса жизни, а он, может быть, проживёт и года». Старец не отказывался от медицинской помощи. У себя в келье он имел полочку со множеством лекарств, но надежду на облегчение страданий плоти целиком и полностью возлагал на Бога. Когда становилось невыносимо, по просьбе великосхимника в келье служились молебны перед чудотворными иконами Божией Матери, которые приносились по этому случаю из других святых мест. Однажды в один из тяжелейших моментов у него невольно вырвались слова, которые хорошо запомнили все находящиеся рядом монахи: «Если я скажу иногда про своё здоровье, то только часть. А если б знали всё, что я чувствую… Иногда так прижмёт, что думаю, пришёл конец». Когда же болезни ослабляли своё угнетающее давление на батюшку, он даже подшучивал сам над собой, часто говоря: «Терпел Моисей, терпел Елисей, терпел Илия, так потерплю же и я».
И вот, в эту июньскую ночь, когда температура остановилась на комфортной для схимника семнадцатиградусной отметке, и состояние, как казалось, было относительно нормальным, по телу старца пошла волна нервной дрожи. Эта тряска, поднимаясь от ног, заставляя вибрировать тело, в итоге добралась до седой головы, покрытой чёрным капюшоном с белыми крестами. В висках ощущалась сильная пульсация. Старый монах отчётливо чувствовал, что его голова раздувается изнутри, ему казалось, что черепная коробка вот-вот лопнет. В эту же секунду дрожь добралась до кончиков пальцев. Непослушная левая рука выронила чётки. И они едва слышно упали на деревянный пол, который имел привычку сильно скрипеть, но только тогда, когда по нему ходили. Схимника бросило в жар. А потом вдруг стало холодно. Исподнее сильно вспотело. В келье отчётливо пахло адреналином. Батюшка знал причину своего сильного волнения. Он наклонился и поднял с пола свои чётки. Попытался было продолжить молиться с их помощью, но что-то или кто-то ему решительно мешали, путая мысли. Старец посмотрел налево. На стене, там, где стояла его кровать, тикали старинные часы. Хронограф показывал время – без пяти час. Значит, осталось всего пять минут. Его снова обдало жаром, а потом опять мороз по коже. Он ждал сегодняшнюю ночь, ждал, наверняка представляя, что она будет для него страшной, полной испытаний. «Эта “Чаша” не минует меня», – сокрушался монах. Старец попытался себя успокоить: «На всё воля Божья, слава Богу за всё». Но толку от этого было мало. Волнение не покинуло его, а лишь усугубилось. А когда он вспомнил свой вчерашний ночной кошмар – стало совсем не по себе…
Глава 2
Сон великосхимника
А накануне снилось великосхимнику следующее. Он чётко запомнил гул, от которого закладывало уши. Старец сидел в кресле, пристегнутый ремнём. Через стекло в маленьком окошке он видел тяжёлые грозовые облака, казалось, что до них можно было дотянуться рукой. Кроме того, он видел крыло, но в отличие от птичьего оно не ходило вверх-вниз, а слегка подрагивало от набегающих потоков воздуха. «Железная птица», – подумал схимник. О таких в своей книге писал ветхозаветный пророк Ездра. И эта гигантская, многотонная «птица» летела на высоте десяти тысяч метров над землёй на огромной скорости. А он находился в её просторном чреве. Схимник отвёл взгляд от окошка и обратил внимание на два длинных ряда кресел. Сам он сидел ближе к хвосту. Увиденное поразило его. На первых девяти креслах сидели одетые в красные балахоны существа. По левую сторону от прохода, из-за спинок кресел выглядывали пять голов в конусообразных колпаках. По правую сторону торчали ещё четыре острых конуса. «Красные» сидели спиной к монаху, не оборачиваясь, как будто им не было до него никакого дела. Перед странными пассажирами, между рядами, стоял престол, покрытый красной же атласной материей. На столе покоилась золотая чаша. Сквозь рёв слышалось синхронное бормотание. Их язык был непонятен схимнику. Было похоже, что «красные» участвуют в каком-то тайном обряде или коллективном молении. И всё же одну фразу старец разобрал. «Конусы» в один голос сказали: «Князь Мира, Повелитель наш, ждём тебя!» Чернеца пронзил ужас. Он в испуге посмотрел на облака и прокричал: «Силы Небесные, Господи, Заступниче мой, не оставь меня! Богородице, Дево Преблагая, спаси мя! Не хочу смерти грешника, но только Царствия твоего желаю, Отче!» Но первыми на крик старца отреагировали «красные». Они повернулись в его сторону. У каждого в колпаке были прорези для глаз, и они горели огнём. «Заткнись!» – скомандовали в один голос злые духи. И снова отвернулись, продолжая бормотать ещё громче и как-то нараспев. Схимник хотел было произнести ещё одну молитву, но понял, что онемел. Языка во рту не было вовсе. Старца охватила такая паника, которой он никогда не испытывал раньше. Он закрыл глаза и вдруг подумал, что это всего лишь сон. Известный факт, что к монахам и монахиням в сновидениях приходят разнополые демоны – суккубы и инкубы. Они искушают монахов во сне. Батюшка попытался выбраться из сновидения. Он открыл глаза в надежде, что кошмар прекратится. Но подняв веки, он обнаружил себя сидящим всё там же, в чреве «железной птицы», летящей сквозь грозу. Девятеро злых духов замолкли. И тут началась мощнейшая тряска. Страшная сила то подбрасывала вверх, то опускала вниз многотонную конструкцию. В нос ударил едкий запах разложения. У престола с золотой чашей из воздуха материализовался одиннадцатый пассажир. Вновь прибывший в чёрном балахоне был огромного роста. Около двух метров. Его голова, скрытая под капюшоном, касалась потолка. Вместо лица была чернота. Видны были только драконьи глаза, в которых пылало адское пламя. За спиной у него были сложены перепончатые крылья. «Красные» в момент явления Повелителя раболепно склонили головы. К слову, на их приветствие он никак не отреагировал. Его взгляд был устремлён мимо них, в сторону хвоста «железной птицы». «Враг рода человеческого», – определил появившегося схимник. Сатана, как он есть, как о нём писали в ветхозаветных текстах. Падший, некогда красивейший и умнейший Ангел, предстоящий у Престола Творца. Тот, что возжелал власти равного, искусивший прародителя нашего Адама и жену его Еву, низвергнутый из Рая на Землю. Обречённый на вечное одиночество, хоть и в компании своих приспешников, тех же падших ангелов, последовавших за ним. Также схимник понял, кто так ждал появления Дьявола. Конусы – это девять высших демонов. Предводители 9 демонских чинов. Старец знал, что в противовес девяти ангельским чинам – Ангелам, Архангелам, Силам и Серафимам – есть столько же чинов адовых. И вот командиры Ада, ждущие команды “взять” от своего Верховного Повелителя, и сидели в чреве “железной птицы”. Вот что увидел наш мучимый кошмаром старый монах. Он уже занёс руку со сложенными перстами и был готов осенить себя крестным знамением, но не успел. Князь Тьмы своим перепончатым крылом задел чашу. Она с грохотом упала на престол. Из неё начала вытекать густая красная жидкость. По красной атласной скатерти стало расползаться бурое пятно. Это была кровь. Настоящее море крови. И оно должно было затопить всё ограниченное пространство. Раздался отвратительный громогласный смех, и Сатана растаял в воздухе, исчез, как мираж. Кровь меж тем лилась из чаши, как горная река. Старец уже чувствовал, что его ноги в сандалиях стоят в чём-то липком. Страх парализовал его волю. В сердце кольнуло. Отбытие Дьявола стало сигналом для его слуг. «Красные» приготовились к атаке. Одновременно из девяти конусообразных колпаков, как из яиц, стали выползать огромные змеи. Пустые балахоны опали на кресла, а вылупившиеся из них девять жирных и длинных гадюк, шипя и извиваясь, поползли по кровавому полу в направлении схимника. Между тем кровь всё прибывала, мантия старца уже по пояс погрузилась в красное море. Змеи также исчезли в нём, нырнув на глубину, и было понятно, что они уже где-то рядом. Готовые жалить, вгрызаться острыми зубами в тело монаха, впрыскивая смертоносный яд, который спровоцирует медленную и мучительную смерть. И тут произошло самое неожиданное. «Железная птица» стала заваливаться носом вниз. Так что кровавое море ненадолго отступило от кресла, в котором сидел великосхимник. Началось свободное неконтролируемое падение. Стало ещё страшнее. А тем временем кровь из чаши полилась ещё сильнее, хотя самого золотого сосуда уже не было видно, он давно утонул. Старец был в жидкости уже по грудь, когда почувствовал, как что-то склизкое обмотало его ногу. Так же инстинктивно в этот момент он определил, что до земли остаются какие-то сто-двести метров. Через секунду багровая волна накрыла голову схимника. Кровавое море поглотило его в тот момент, когда «стальная птица» ударилась о землю. А дальше – чёрная пустота. В этот момент батюшка проснулся. От собственного вскрика. Он лежал в келье на койке. Вспотел. Тяжело дышал. Он так и не понял, от чего погиб во сне. От ядовитого укуса жирной гадюки? Захлебнулся кровью? А может, его разорвало на куски после удара о землю? Может, он погиб от всего сразу? Одно было ясно – он умер. «Господи, помилуй!» – многократно прошептал измученный видением старец. Монах лежал, уставившись в потолок, переваривая ощущения от кошмара, и всё пытался разгадать смысл сна. Хотя, в общем-то, всё было приблизительно ясно. Его размышление прервал шёпот. И на этот раз он звучал наяву. «Завтра в час ночи жди гостей, старик. Я заберу твою душу!» – прошипел кто-то из темноты. Старец был не робкого десятка, десятилетия подвижничества закалили его. Но сердце сжалось. Такой была прошлая непростая ночь. И вот теперь, спустя почти сутки, за окном опять стало темно. И как было сказано выше, старец сидел в своём сером кресле посреди кельи и напряжённо ждал. Думал и, что греха таить, – боялся. Он ещё раз посмотрел на часы. Без двух минут час. Сто двадцать секунд отделяли монаха от самого тяжелейшего испытания в его жизни. Сто двадцать секунд – это так мало. «Боже, Боже, Боже Мой, уповаю на Тебя!» – произнёс в тишине великосхимник. Описать смятение в его душе крайне сложно, слова подобрать подходящие – задача просто-таки невыполнимая.
Глава 3