Уходя спать, Давид пообещал отцу, что прекратит общение с Петей, если тот станет его «евангелизировать», и собирался сдержать свое обещание.
– Ну, хотя бы о том, как ты вчера на репетиции глючил, – рассмеялся Петя, не подозревая, какую волну вызвал вчера случайной фразой.
– Сам ты глючил, – облегченно рассмеялся Давид. На самом деле он совсем не хотел терять друга.
Сегодня ночью Давид долго не мог заснуть и понял, что очень сильно привязался к Пете. Он не представлял себе даже одного своего обычного дня без друга. Ведь ребята встречались не только в школе, но и на репетициях и концертах. Они нередко придумывали, как разнообразить свои выступления, выдумывая целые сценарии. Напрямую говорить о Боге они не решались, но оба, наученные в семьях, старались привнести в свои выступления что-то, что говорило бы о Едином Творце, что связывало бы их выступления с духовными и моральными ценностями. Три года назад, когда родители заметили, что у мальчиков неплохо получается играть на гитаре, Ицхак Абрамович пригласил их обоих в свой маленький кабинет, заполненный книгами.
– Дети, я хотел бы вам обоим что-то сказать, – обратился Ицхак Абрамович к мальчикам. – Я знаю, Петя, что тебя также воспитывают на Торе и Заповедях, поэтому я уверен, что твои родители не будут возражать против того, что я сейчас скажу. Я вижу, что у вас обоих есть способности к музыке. Но хочу сказать вам, что если человек нашел свой талант, и не ищет возможности прославить через него Творца, благословенно имя Его, то тогда он обкрадывает самого себя. Дело в том, что наши сильные стороны Всевышний дал нам для того, чтобы через них мы связывались с вечностью, с духовными мирами. Но если мы присваиваем талант себе и не ищем славы Всевышнего, тогда наши способности ограничиваются человеческими возможностями, а они совсем не велики! Но когда мы позволяем ВЕЧНОСТИ говорить через наши таланты, тогда они становятся безграничными, как сама вечность.
– Так что, мы можем не отрабатывать произведения, если поем или играем о вечности и о Боге? – поинтересовался Петя.
– Юноша, ты не мог бы осторожнее относиться к слову, которое ты так легко назвал? – Ицхак Абрамович выглядел так, будто испугался. – Не стоит так легко произносить слова,.. мы же не о Святых Писаниях говорим.
– А, ну ладно, – немного смутился Петя.
А раввин вернулся к теме разговора.
– Нет, молодой человек, вы меня совсем не верно поняли. Если человек своим талантом пытается провести ВЕЧНОСТЬ в материальный мир, то он будет так оттачивать свое мастерство, чтобы оно СМОГЛО провести эту бесконечность в наш грубый материальный мир. Поэтому трудиться нужно не меньше, а намного больше, понимая, что все, что вы имеете, подарено вам Всевышним и должно зазвучать достойно Его Имени, да будет Оно благословенно!
– Понятно, – улыбнулся Петя – папа тоже говорит, чтобы все что делаем, делали от души, как для Господа. Так же в Библии написано.
– В этом вопросе мы с твоим папой солидарны, – раввин попытался закрыть дальнейшие обсуждения, и мальчик не возражал.
Все время занятий ребята напоминали друг другу, что нужно все делать как можно лучше. Поэтому напоминание об ошибках на репетиции не могло оставить Давида равнодушным, это было дело принципа.
– Я не глючил! – Давид слегка ударил Петю по плечу. – Это ты ритм постоянно сбивал.
– Да глючи, глючил, – рассмеялся Петя, – ты почти на полтакта отставал!
– Это ты все время спешил, будто в туалет торопился, – отмахнулся Давид.
– Ладно, потом будете разбираться кто куда торопился – прервал их Реувен. – Лучше запомните тех, кто впереди нас, и кто позади. Это будет полезнее, чем ваши разборки.
Постояв некоторое время, Давид вздохнул:
– Надо было с собой гитары взять, сейчас бы не скучали.
– Ага, и люди из соседних домов нас бы кипятком поливали за то, что под окнами поем в пять утра, – усмехнулся Петя.
– Да они бы подумали, что им серенады поют, – отмахнулся Давид.
– Мартовские, вернее майские, – поддержал шутку Реувен. – Дава, какой ты у нас нетерпеливый! Тебе надо учиться ждать.
– Ага, а Петьке надо учиться догонять. Говорят же, что самое трудное ждать и догонять. Мне догонять не сложно.
– Ну да, а мне ждать – нормально, а догонять ужасно! – согласился Петя.
– Ладно, давай в «выбивалы», – предложил Реувен, – пока народу не много.
Ребята поджали одну ногу и стали толкать друг друга плечами, пытаясь заставить соперников встать на обе ноги. Несмотря на то, что Реувен был крепким и вполне сформировавшимся юношей, он скоро проиграл. Ребята еще немного потолкались вдвоем и наконец, немного неуклюжий тринадцатилетний подросток Петя остался один. Он передвигался быстро, скакал как мячик, принимая совершенно невозможные позы, не падал и не ставил вторую ногу на землю.
– Ты как всегда, нероняемый болванчик, – буркнул Давид.
– Сам ты болван….чик, – поддразнил Петя, и друзья начали игру сначала.
Когда у двери ОВИРа собралось больше людей, игры пришлось прекратить, и Давид стал заметно нервничать. Он не выносил долгого бездействия. Наконец, дверь организации открылась, и ребята впустили Реувена внутрь, а сами побежали домой за портфелями. Заканчивался учебный год, нужно было бежать в школу сдавать учебники.
Выйдя из школы, мальчики побежали к Давиду. Им было интересно знать, чем закончилось ожидание.
– Мам, тебе Рув говорил, что там? – поинтересовался Давид, забегая в дом.
– Что за манера коверкать имена? – как всегда в таком случае сдвинула брови мать. – Да, он забегал оставить пакет с документами, – ответила Рут Вениаминовна – ему сказали еще какие-то справки принести.
– Мам, просто так короче, – привычно отмахнулся Давид.
Реувену и Давиду пришлось еще четыре раза вставать до рассвета, отстаивать очередь. Те, кто рисковал уйти от окошка ни с чем, когда оно закрывалось в двенадцать дня, приходили позже. Но, наконец, в одно утро парень вернулся домой на минуту, чтобы сообщить радостную новость – у него приняли документы. Теперь нужно было только ждать.
Через месяц в дом Гринбергов позвонили и пригласили Реувена на беседу в одно из административных зданий. Мужчина в штатском с колючим, очень внимательным взглядом начал расспрашивать парня, почему он хочет уехать из страны.
– Я считаю, что должен жить на своей исторической родине, – коротко ответил Реувен.
Родители и старшие товарищи в группе, имеющие не малый опыт в допросах, научили его, что нужно отвечать коротко и ясно, чтобы не давать повода допрашивающему задать следующий наводящий вопрос. Реувен даже тренировался в группе сионистов отвечать при допросе. Каждый из его близких понимал, что допроса не избежать, если он подал заявку на выезд из страны.
– Но ты родился в СССР, – «особист»39 напомнил очевидный факт.
– Я сказал «историческую» родину, – также коротко напомнил парень.
– А ты немногословен, – усмехнулся мужчина.
– Я всегда такой, – пожал плечами Реувен, сказав себе, что мог бы поспорить с этой фразой, если вспомнить встречи сионистов.
– Зачем тебе ехать в Израиль в твоем возрасте? Тебя же сразу в армию заберут. А там всегда война, опасно, – продолжал мужчина. – Может лучше здесь отслужить? У нас мирно, не стреляют, никого не убивают.
– Значит, буду воевать, если надо, – опять коротко сообщил Реувен.
– Если уедешь, будешь родителям письма писать? Или ты не очень-то рвешься с ними общаться? – продолжал КГБ-шник.
– Почему же, буду, – тихо ответил парень.
– А рассказывать о том, как живешь?
Реувен не понял, к чему клонит собеседник и занервничал, стараясь не показывать нервозности.
– Если они захотят узнать, – уклончиво ответил он.
– А мне напишешь? – особист изобразил «душку». – Я хотел бы узнать, как там люди живут.
– А разве вы не можете попросить командировку и сами посмотреть? – вопросом на вопрос ответил Реувен.
– Нет, не могу. Так что, напишешь?
– Вы же все равно читаете все письма, которые приходят из-за границы, зачем Вам еще одно письмо? – нашелся что ответить парень. Он совсем не хотел тратить свое время на письма незнакомому человеку.
– А если это будет условием для твоего разрешения? – продолжил мужчина. – Ну, писать мне одно письмо в месяц, например.
И тут Реувен понял, что имел ввиду КГБ-шник. Он хотел завербовать парня, чтобы тот шпионил для СССР на своей родине, которую парень еще не видел, но любил всем сердцем. От возмущения парень чуть не захлебнулся, но максимальным усилием воли подавил возглас возмущения, понимая, что отсюда может уйти не домой и потом в Израиль, а прямиком на тюремные нары.
– Я должен подумать, – едва выдавил из себя Реувен.
– Хорошо, подумай – добавил особист, – только не очень долго. Мне кажется, одно письмо в месяц на родину не такая большая плата за разрешение на выезд.
– Да, понимаю, – опустил голову парень, изображая задумчивость, пряча покрасневшее от злости и возмущения лицо.
Ему действительно нужно было подумать, как послать особиста за «апельсиновыми корочками» или «попудрить носик», не вызвав при этом его гнева и не попасть в тюрьму вместо Израиля.
– Я так думаю, мы не закончили наш разговор, поэтому не прощаемся, – КГБ-шник протянул листок бумаги с номером телефона, – позвони, когда надумаешь.
Реувен вышел из кабинета с покрасневшим лицом, в его груди клокотало. Парень был среднего роста и худощав, но сейчас ему казалось, что он огромен и выглядит как шар, раздувшийся от гнева.
Войдя в дом, Реувен с порога рявкнул:
– Эти, – он не находил слов, чтобы назвать тех, кто посмел предложить ему подобное, – пытаются завербовать меня, чтобы я «стучал» на Израиль, чтобы шпионил для них! Ненавижу!
– Реувен, сынок, тише! Вдруг нас прослушивают, – резко перешла на шёпот Рут Вениаминовна.
– Но мам, как они могли! – уже тише добавил парень. – Неужели меня не выпустят, если я откажусь? Неужели все, кто уехал, подписывались работать на СССР? Не верю! Там же много было настоящих патриотов, которые сейчас поднимают нашу страну.
– Сын, постарайся успокоиться. Может быть, придет решение, со временем, – попыталась успокоить его мать.
– Мам, у меня не так много времени. Я знаю, если я через несколько дней не позвоню или если позвоню и откажусь, мне откажут, – здоровый парень чуть не плакал.
– Сынок, ты же обещал не расстраиваться сильно, если откажут. Может еще не время, – напомнила Рут.
– Я не могу не расстраиваться, – простонал парень. – Я обещал не кричать у них в кабинетах, и я это выполнил.
Давид молча сидел и слушал разговор. Ему уже пора было идти на репетицию, но для мальчика так важно было знать, что происходит с братом, что он решил опоздать, если придется. Но Реувен больше ничего не говорил, и поэтому Давид схватил гитару и убежал на занятия.
Вечером всей семьей решили молиться об этом вопросе, Ицхак Абрамович посвятил вечерний урок помощи Реувену в его «хождении по мукам», прочитал два Псалма из книги Тегилим40, веря, что Творец даст мудрости и нужных слов Реувену на следующем допросе.
Утром за завтраком Ицхак Абрамович сказал:
– Ночью мне пришла мысль, что эти люди всегда боятся света. Любое темное дело боится света. И мне кажется, единственная твоя защита – это свет. Ты не должен скрывать предложения этого человека и, мне кажется, стоит ему сказать о том, что ты не будешь делать из всего этого секрета. Ты же не подписывал договор о неразглашении?
– Нет, не подписывал – обрадовался Реувен. – Мне кажется, что Сам Ашем дал тебе ответ на наш вопрос!
– Я бы не рискнул так прямо об этом говорить, но все в мире приходит от Него, каждое мгновение наш мир обновляется Его творческой энергией41. Поэтому, конечно от Него!
Через день в доме опять зазвенел телефон. Парню не дали время подумать, его вызывали на допрос, который голос в трубке красиво назвал «беседой».
Когда Реувен снова вошел в знакомый кабинет, КГБ-шник внимательно взглянул на него.
– Ну и как? Подумал? Готов подписать? – он указал на бумаги на столе.
– Понимаете, я посоветовался с родителями, встретился с друзьями и знакомыми… – начал Реувен.
По мере продолжения фразы лицо КГБ-шника сначала покраснело, затем приобрело зеленоватый оттенок и, наконец, стало отдавать даже сиреневым.
– Тупой мальчишка!!! – буквально прошипел он. – Неужели ты не мог понять простой вещи? О таких разговорах вообще никогда никому не говорят!
– Но Вы же сказали, что я должен буду просто писать письма и рассказывать, как мне живется в Израиле? И Вы не сказали, что это секрет…
У Реувена хорошо получалось изображать дурачка-простачка. Сейчас он сожалел, что не брал вместе с Давидом и Петей уроки актерского мастерства, которые они проходили не так давно у знакомого актера, чтобы использовать в своих «мини спектаклях». Но даже без тренировки он хорошо справился.
– Как я мог забыть дать тебе подписать договор о неразглашении в прошлый раз?! – невольно вырвалось у мужчины. Он отошел к окну и буркнул едва слышно. – Идиот! Да таких, как ты, в советскую армию опасно пускать, по тебе нары плачут!
Через минуту пропуск на выход из здания Реувена был подписан, и он легко шагал по весенней улице. Может быть, его и не отпустят в этот раз в Израиль, но по крайней мере не посадят в тюрьму в отместку за отказ шпионить за своей родной страной. Несмотря на прямую угрозу в конце беседы, Реувен надеялся, что именно гласность сейчас будет его защитой.
Возможно, что в это время, перед самой перестройкой особист и не имел полномочий посадить паренька, но те, кто много лет жили «под колпаком» у советской власти, еще не скоро смогли избавиться от страха за свою жизнь и свободу при любом контакте с властями.
Глава 9
В Присутствии Всевышнего есть Нечто такое,
что делает человека Свободным и раскрывает
в нём масштабность души, помимо всех
Человеческих Качеств добродетели.
Май заканчивался, школьники радовались каникулам, Реувен ждал ответа из ОВИРа и «ни к чему не мог приложить руки». Он жил как зомби, работая, принимая пищу, слушая беседы окружающих, не участвуя ни в чем. С девушками он и раньше не часто общался, но сейчас вообще прекратил всякое общение, даже дружеское внимание от противоположного пола его стало раздражать. На вопросы он отвечал коротко: «Не хочу здесь ничего серьезного начинать». Родители стали волноваться за здоровье сына, но на все вопросы он отвечал односложно:
– Я просто жду, разве непонятно?
Но для Давида и Пети жизнь была полна. Они сочинили сценку, где песня-рассказ их собственного сочинения должна была поведать историю о том, как обезьянка решила стать человеком. После многих попыток и мытарств обезьянка признает, что если уж сотворена она обезьяной, то и развиваться стоит в этом направлении, а не пытаться идти против своей природы. Задумка была очень комичная и поучительная, но ребята столкнулись с тем, что попали «между стульями». Для религиозного общества сценка показалась слишком «мирской», а светское общество отрицало и отказывалось принять ее из-за темы.
В один из дней ребята пришли с репетиции очень расстроенными. Они нашли ребят, которые согласились играть в сценке, даже бутафорию подготовили и уже почти закончили репетиции, но никак не могли найти место для выступления. Они зашли ненадолго к Пете домой, чтобы переодеться и идти гулять. Войдя в дом, они продолжали спорить.
– Да этот директор просто сноб и лентяй! – возмущался Давид. – Он мог бы дать нам выступить! Тем более, что многие готовы даже заплатить за этот спектакль! Так что на аренду зала на час нам бы хватило! Есть такое выражение: «души прекрасные порывы». Так вот, в его случае «души» – это глагол!
– Ты слишком вспыльчивый, – размеренно и спокойно отвечал Петя, – если бы ты не психанул, может быть я бы его уговорил.