– Не забудем, – сумка оказалась заполненной доверху, и девушка подняла её:
– Мама, собирайся. Что ты хочешь надеть?
– На улице жарко, – предупредил доктор. – Если какой-нибудь лёгкий халат…
Второго халата у Елены Васильевны не было, и дочка помогла ей натянуть тонкую кофточку и старую летнюю юбку.
– Сами дойдёте? – поинтересовался врач.
– Да уж постараюсь, – женщина поджала губы и направилась к двери. У порога она вдруг крепко обняла свою девочку.
– Ты что, мамочка? – изумлённо спросила Галя. Елена Васильевна снова захрипела, губы её посинели, но ей удалось произнести:
– У меня плохое предчувствие. Я больше сюда не вернусь.
– Да что ты такое говоришь? – Галина взяла мать под руку и вывела на лестницу. – Там тебя приведут в порядок. Ты же слышала, что сказал доктор… Я этого сделать не смогу.
– Ну, может, и так, – не стала спорить Елена Васильевна. – Пойдём, дочка.
Когда они вышли во двор, женщина вздохнула полной грудью и мечтательно произнесла:
– Как хорошо! Так бы и сидела на скамейке! И дышится легче.
– Ещё посидите на скамейке, – произнесла медсестра. – Не пройдёт и недели, как вернётесь домой.
Её слова порадовали Галю и вселили в неё уверенность. Мама не может умереть, ей обязательно помогут! В больнице она будет под наблюдением…
Врач поддержал больную, когда она садилась в машину.
– Боже, как не хочется! – простонала Елена Васильевна, бросив взгляд на дом. – Как не хочется уезжать!
– Ты вернёшься через неделю, – заверила её Галя. – Живая и здоровая. И мы с тобой обязательно куда-нибудь поедем.
Женщина ничего не ответила. Всю дорогу до больницы она кашляла и с тоской смотрела в окно.
В приёмном покое, где их высадила скорая, пожилая медсестра с серым от усталости лицом и небольшими усами над верхней губой поинтересовалась у врача:
– Георгий, ещё одну привёз? Кардиологическая, что ли? Учти, в кардиологии мест нет.
– Лидия Степановна, кладите её в терапию, в пульмонологию, в конце концов! – буркнул доктор. – Её нужно положить, вы понимаете? – он сделал большие глаза, и Гале стало страшно. Какой же диагноз поставил матери этот человек?
– Сейчас вам выпишут все направления, пойдёте на рентген, сдадите кровь – и вас определят в палату, – повернувшись к девушке, сказал он. – На этом я с вами прощаюсь.
Гале снова стало страшно, как будто их покидал кто-то близкий.
– Её спасут? – прошептала она.
– Надеюсь, – ответил доктор. – Во всяком случае, здесь всё для этого сделают.
Он быстро выбежал из здания, и вновь поступившими занялась пожилая медсестра. Видя тяжёлое состояние Елены Васильевны, она подвезла каталку, усадила на неё больную и покатила по коридору.
– На рентген пройдём без очереди, – Лидия Степановна толкнула дверь с белой табличкой, не обращая внимания на кричащую и стонущую очередь, лишь бросила куда-то в сторону:
– У меня больная тяжёлая, граждане. Ну, будьте же людьми!
Галя пыталась пробиться следом, но медсестра буркнула:
– Ждите здесь.
Озверевшая очередь набросилась на девушку, обвиняя бедняжку во всех смертных грехах, но Галина их не слышала. Она напряжённо размышляла. Самым важным для установления диагноза врач считал снимок. Когда же он будет готов? Сразу или на следующий день? Если на следующий день, когда же маму начнут лечить? И какое лечение ей назначат? Она добьётся, чтобы рентгенолог сию минуту описал снимок, даже заплатит, если придётся. Девушка навалилась на дверь и отлетела к стене, когда Лидия Степановна сильной рукой распахнула её и вывезла коляску с полуживой от усталости матерью.
– Скажите, когда будет готов снимок? – бросилась к ней Галя.
– Минут через десять, – медсестра смахнула с усов каплю пота. – Стой тут. Тебе всё вынесут.
– Куда же вы её повезёте сейчас? – с тревогой спросила девушка. – Где я вас найду?
– А в приёмном и найдёшь, – отозвалась Лидия Степановна. – Без снимка мы не поместим вашу маму в отделение. Тебя дождёмся в любом случае.
– Мамочка, я скоро! – Галя хотела обнять Елену Васильевну, но женщина, кашлянув, как-то неловко завалилась набок, и Лидия Степановна, толкнув каталку, побежала по коридору.
– Что с ней? – Галя рванулась следом, но медсестра остановила Лопатину сильной рукой:
– Я же сказала – забери снимок! Буду ждать тебя в приёмном.
Вскоре она растворилась в полумраке коридора, пахнувшего хлоркой. Галя отвернулась к стене и, стараясь не думать о плохом, принялась ковырять синюю облупившуюся краску.
На её удивление, рентгенолог довольно быстро расправилась со снимком и вскоре стояла на пороге, сочувственно глядя на Галину.
– Снимок и заключение покажете в приёмном покое, – она вздохнула, но больше ничего не сказала, как-то неловко дёрнула плечом и скрылась. Трясущимися руками девушка поднесла к глазам заключение. Она редко понимала почерк врачей, то слишком размашистый, то микроскопический, – наверное, и рассчитанный на то, чтобы пациенты не прочитали лишнее. Но слово, написанное по-латыни, и цифры возле него бросились в глаза, как приговор. Канцер, 4-я стадия… Галя побледнела, схватилась рукой за сердце, отчаянно забившееся в груди, как пойманная в силки птичка, и опустилась на холодный пол, судорожно вдыхая синтетический запах антисептиков. Канцер… Это значит рак… Четвёртая стадия. Не может быть! Это неправда! Рентгенолог что-то напутала. Не обращая внимания на крики толпы, она заглянула в кабинет.
– Этот снимок, – едва слышно произнесла Галя. Губы будто распухли и мешали ей говорить. Однако врач всё поняла без слов.
– К сожалению, деточка, это так, – выдохнула она. – Крепись, моя хорошая. И скорее иди в приёмный. Твоей матери требуется срочная помощь.
– Это неправда, – прошептала девушка и потеряла сознание. Она очнулась на узкой кушетке. Склонившаяся над ней медсестра, совсем ещё девчонка, наверное, только после медицинского колледжа, держала возле её носа ватку с нашатырём.
– Мама! – Галя вскочила, намереваясь бежать, но сестра остановила Лопатину.
– Снимок передан в отделение терапии, куда положили вашу маму, – пояснила она, избегая смотреть Гале в глаза. – Сейчас вы ничем не поможете Елене Васильевне. Она под аппаратами.
– Мне нужно поговорить с лечащим врачом, – бедняжка отодвинула её руку. – Девушка, вы видели снимок? Есть хоть какая-то надежда?
Изящная рука с длинными пальцами потрогала маленький золотой крестик на груди.
– Все мы в его милости. Молитесь. У нас бывали совсем безнадёжные случаи, когда лучшие врачи разводили руками. Но родственники не теряли надежду, и больные выздоравливали. Молитесь иконе Божьей Матери «Всецарица».
– Спасибо, – Галя встала с кушетки и сунула ноги в босоножки. – Как мне пройти в терапию?
– Прямо по коридору, – пояснила девушка. – Я тоже буду молиться за вашу маму. Её лечащего врача зовут Герман Борисович. Это лучший доктор нашего отделения.
«Единственная хорошая новость за сегодняшний день», – отметила про себя Галина, шагая, как сомнамбула. Ей почему-то казалось, что лучший доктор должен обязательно что-то сделать, помочь, вылечить, а если не вылечить совсем, то, по крайней мере, продлить жизнь.
* * *
Герман Борисович, на удивление, оказался совсем не таким, каким она его представляла. Лучший врач, по её мнению, должен быть пожилым, умудрённым опытом седовласым старцем, но перед ней предстал высокий, стройный голубоглазый мужчина с густыми русыми волосами, стриженными коротко, по-военному.
– Герман Борисович Боростовский, – отрекомендовался он на пороге терапевтического отделения. – А вы, как я понял, дочь Елены Васильевны Лопатиной.
Галя ещё не успела кивнуть, как он продолжил:
– Всё понятно, – на его вытянутом лице заходили желваки. Девушка встрепенулась:
– Что вам понятно? – крикнула она так громко, что сидевшая в коридоре и мирно дремавшая бабушка широко распахнула глаза и принялась оглядываться по сторонам. – Что вам понятно? Что моя мама умирает?
Доктор молчал. Вероятно, ему нечем было крыть. Это ещё больше разозлило Галю.
– Мне сказали, что вы лучший врач в отделении. Почему же вы ничего не делаете?
– В настоящий момент мы сделали всё, что могли, – деловой тон Боростовский сменил на мягкий, доброжелательный, убаюкивающий. – Сейчас из лёгких вашей матери откачивают жидкость.
Его лазурные глаза не выражали оптимизма. Девушка задрожала.
– Я слышала, в больницах нет препаратов для лечения таких пациентов, – каждое слово давалось ей с трудом. – Но всё это меня не волнует. Скажите, что требуется, чтобы моя мама поправилась? Купить самые дорогие лекарства? Выписывайте рецепт! – она повернулась, с брезгливостью оглядывая койки, рядами стоящие вдоль стен коридора. – Оплатить отдельную палату? Я и на это готова. Моя мать не будет лежать на проходе. Не будет, вы слышите?!
– Если хотите, можете завтра забрать её домой, – Герман как-то съёжился, словно ему было стыдно произносить такие слова. – Но это в том случае, если вы в состоянии оплатить медсестру и врача, которые будут навещать больную.
Галя лихорадочно закивала:
– Да, да, конечно. Я найду деньги. Так вы выпишете мне лекарства?
Он вздохнул:
– Ладно, пойдёмте ко мне в кабинет.
Кабинет не был его личным и предназначался как минимум для трёх человек. За столом возле окна уже сидела какая-то блондинка и что-то писала. Увидев Германа, она кивнула:
– Привет. У меня Сазонова умерла. Ты в курсе?
– В курсе и очень удивлён, – буркнул мужчина, недоброжелательно глянув на коллегу. – Неужели ничего нельзя было сделать?
Женщина покосилась на Галю, но всё же откровенно ответила:
– Знаешь, лекарства от старости ещё не придумали.
Доктор побагровел:
– Ты считаешь, что старикам лечение не нужно? Пусть их привозят сюда умирать?
Смазливое личико блондинки с глубокой ямочкой на подбородке, придававшей её чертам что-то детское, покрылось бледностью.
– Ты хочешь сказать, что я ничего не предприняла для спасения пациентки? – поинтересовалась она. – В таком случае бери карту Сазоновой и неси главному. Я готова тут же уволиться, если он признает твою правоту.
Герман махнул рукой:
– Ты сама прекрасно знаешь, что сделала и чего не сделала. А к главному я не пойду. У нас хватает лизоблюдов.
Галя с уважением посмотрела на молодого доктора. Как хорошо, что мама попала именно к нему! Уж он-то точно сделает всё возможное, чтобы продлить ей жизнь.
– Садитесь, – будто вспомнив о посетительнице, Боростовский придвинул к ней кресло. – Сейчас я вам всё выпишу.
– Только самые дорогие и эффективные! – взмолилась Галя.
– «Самые дорогие и эффективные»! – передразнил Герман. – Позвольте, девушка, мне самому решить, что принимать больной.
Он быстро стал черкать что-то на рецепте. Галя, как заворожённая, следила за его рукой.
– Доктор, – произнесла она, когда Герман ставил свою размашистую подпись, подкрепляя её личной печатью, – не согласитесь ли вы приходить к моей матери? Ну пожалуйста, я заплачу, сколько вы скажете.
Врач оторвался от рецепта и пристально посмотрел на просительницу. В его лазурных глазах прятались печаль и жалость.
– Ладно, – согласился он. – Сегодня она у нас полежит, завтра приезжайте за ней на такси. Сейчас сбегайте в аптеку и купите всё необходимое.
Галя закивала, дёргая головой, как китайский болванчик.
– Да, конечно. Скажите, я могу её увидеть?
– Она под аппаратом, – пояснил врач. – Мы укололи снотворное, и ваша мама спит. Ей откачали жидкость, должно полегчать. Позже вы вполне можете навестить Елену Васильевну. А сейчас делайте то, что я вам сказал. Вечером принесёте лекарства.
Галина прижала руки к груди, выражая благодарность, и опрометью понеслась по больничному коридору. Аптека находилась неподалёку от клиники и считалась лучшей в городе. В ней всегда толпилось много народу, большая часть которого наверняка состояла из родственников пациентов или самих пациентов. Когда до неё дошла очередь, Галя сунула рецепт в окошко полной женщине с замысловатым сооружением на голове. Та равнодушно пробежала глазами написанное.
– Всё есть. Это будет стоить… – она минуту поколдовала у компьютера и назвала сумму. Руки девушки с тонкими пальцами нервно затеребили замок сумочки.
– Сколько, вы сказали?
Женщина заявила непомерную сумму, просто немыслимую для её кошелька. Галя не имела даже трети.
Равнодушная аптекарша монотонным голосом повторила сухие цифры.
– Но у меня… – растерялась Галя. – Господи, почему так дорого?
– Гражданка, либо берите, либо не задерживайте очередь, – буркнула женщина. – Думаю, врач предупредил вас о ценах. Бесплатно мы ничего не выдаём.
Девушка порылась в сумочке и достала рыжий кошелёк из натуральной кожи – её гордость, – купленный на премию.
– У меня всего лишь десять тысяч, – сказала она и умоляюще взглянула на аптекаршу. – Что я могу взять на эти деньги?
Женщина кинула на прилавок небольшой пузырёк:
– Только это. Но препарат нужно принимать в комплексе с другими лекарствами, иначе не будет эффекта. Берёте?
– Беру, – Галя решительно бросила деньги в пластмассовое блюдце, подождала, пока аптекарша отпечатает чек и упакует пузырёк. Прижав драгоценное лекарство к своей груди, девушка вышла из аптеки, окунувшись в знойную духоту солнечного дня. Герман не обманул и не преувеличил, когда сказал, что лечение будет очень дорогим. Но чтобы настолько дорогим! После покупки всего лишь одного пузырька у неё не осталось ни копейки денег, а завтра нужно забирать маму на машине и оплатить услуги врача и медсестры. Она стояла возле небольшого старого фонтана, с натугой выбрасывавшего в воздух слабую ржавую струю и, глядя на наглых голубей, пытавшихся пить мутную воду, напряжённо размышляла. Лихорадочно работающий мозг подсказывал только одно решение: отправиться на работу и просить Аркадия Петровича выдать ей аванс. Правда, и он не окупит все необходимые услуги, но всё-таки… Девушка пошарила в кармане, нащупывая мелочь, которой должно было хватить на троллейбус, дождалась транспорта и поехала в фирму.
Поднявшись на второй этаж огромного здания, служившего пристанищем нескольким организациям, Галя прошла по мягкому красному ковру длинного коридора и толкнула дверь в приёмную шефа. Молодая секретарша Лариса, стройная, как модель, и с такими же параметрами, увидев её, откинула рыжие волосы, копной спадавшие на точёные плечи.
– Галя? Аркадий сказал, что ты уволена.
– Как прошёл обед с французами? – ничего не ответив, спросила девушка. – Обошлись без меня?
Лариса покраснела.
– В общем, справились, хотя с тобой вышло бы лучше.
Галя махнула рукой:
– Только не ври, что вы были на грани катастрофы. Ты ведь учишься на французском отделении иняза, я правильно сказала? Если не ошибаюсь, диплом тебе получать в будущем году. Не говори, что ты от страха забыла все слова.
Лариса стала пунцовой, как спелый помидор.
– Я забыла не оттого, что не знала, а оттого, что растерялась, – пролепетала она. – У меня, в отличие от тебя, нет никакой языковой практики.
Галя лишь улыбнулась про себя. В другой раз она обязательно порадовалась бы промаху Ларисы, поступившей в институт по протекции Аркадия Петровича. Как сотрудницы его фирмы эту протекцию получали – догадался бы даже тупой. В семнадцать лет Лариса стала любовницей на подхвате, имея одно достоинство: она не просила шефа уходить из семьи, чего требовала его постоянная пассия, финансовый директор Татьяна, прекрасно понимая, что при разводе её возлюбленный останется без гроша – фирма числилась за женой.
– Ладно, судя по всему, позора избежать удалось, – констатировала Галина. – Шеф у себя? Один?
– Один, и страшно злой на тебя, – отозвалась Лариса с хорошо читаемым ехидством. Её изумрудные глаза при этом смотрели невинно – этакий ребёнок! – Так почему ты сбежала?