Подошвы застучали по лестнице, Марат на ходу запихнул вылезшую рубашку в черные деловые брюки, сильно мятые, попытался взбодрить эбеновую шевелюру на голове, а полковник только харкнул на конструктивистскую пастораль под ногами.
Институт выглядел не унылой кафедрой по изучению анатомии при морге, а очень не бедным центром, хоть и со странной планировкой. Холл походил на приемную какого-нибудь нефтяника – повсюду банкетки для в ногах неверных, только освещение скудное: несколько неярких диодов на весь этот аквариум.
Семеныч хмуро огляделся, ничего не изменилось, да и что могло поменяться за неделю? Кругом уютные уголки: кофейные автоматы, свежевыкрашенные в спокойные тона стены, кружевные шторки на окнах. Странно как-то, в Москве обычно не считают денег на техническую начинку, но в остальном это почти всегда серый гигант с задранным линолеумом на полу. А моргу, похоже, старались придать впечатление домашнего очага, чтобы сотрудники не спешили бежать с работы. Марат с завистью подумал, что выбрал не ту профессию.
На стене висела огромная доска объявлений, а за стеной этой прятался спуск на цокольный этаж, откуда можно было попасть в подвал с телами, привезенными на экспертизу.
Опера спустились по каменным ступеням крутой лестницы навстречу валящему из коридора холоду, вони формалина и разлагающейся плоти.
– Швецов предупрежден о нашем визите? – спросил Марат. – В прошлый раз он был недоволен, что без приглашения заявились.
– Пусть привыкает по состоянию трупов определять, когда приедем, – Семеныч цыкнул зубами, ставя точку в обсуждении.
Лаборант выдал белые халаты, оба накинули ритуальное тряпье поверх курток. Швецов заведовал моргом, или его частью, предназначенной для исследования тел. С ним никто не любил работать, все знали, что он со странностями, и дело свое любит. Мертвых любит больше, чем живых, есть над чем задуматься.
Милиционеры прошли в металлическую двустворчатую дверь и оказались в прохладном коридоре с грязными стенами и низким потолком. Все сразу встало на свои места. В конце коридора еще одна дверь – с иллюминатором, как в батискафе. Марат толкнул шмат железа, перегородивший дорогу, входя в обширное помещение. Справа стена, сегментированная ящиками с табличками, как в библиотеке. Слева рабочая часть: потянулся ряд железных шкафчиков, обшарпанных и помятых. Наверное, с инструментами. Там же, в самом уголке, сиротливо приютился стол, явно списанный и побывавший в более веселом месте. К столешнице приткнулось облезлое кожаное кресло, сейчас оно пустовало.
Семеныч глянул в зеркальце, криво висевшее на голой стене. Из-под русых волос давно прошедшей молодости пробился безжизненный белый мох. Не только на висках и баках, как год тому, теперь еще и челку снегом замело. И череп голый на затылке, будто гнездо. Для кукушки, наверное. Кожа там посерела, а щеки сплошь пегой щетиной проткнуты. Не там растут волосы, сползли с головы на лицо. Мда, старик почти, а чего добился? Ловил урок всю жизнь, а меньше их почему-то не стало. Вытащил шпану из подворотни, но подворотню из шпаны не сумел.
Полковник яростно заелозил рукавом по зеркалу, пытаясь стереть с амальгамы отражение незнакомого мужика.
– Доброй ночи, – громко сказал Марат.
Семеныч проследил за его взглядом, и увидел, как в углу между двух деревянных шкафов что-то закопошилось.
– Здравствуйте, господин Озеров, – патологоанатом приветствовал полковника, появляясь из-за лотков. Он шел с нечитаемым окаменевшим лицом, это передавало его неприязнь к жизни похлеще, чем крик. – И Марат Анатольевич здесь? Чем могу служить?
Опять за свое, не видел труп что ли, зачем глупые вопросы задавать? Швецов был мелким, неопрятным и рыхлым. Лицо бледное, волосы сальные, растрепанные, видно, давно не чесанные.
– Сегодняшнего видели уже? Характеристику бы получить, – сказал полковник.
Швецов расплылся в жутковатой улыбке.
– Ах, это! – воскликнул он с преувеличенным энтузиазмом. – Что тут скажешь… человеческое тело полно проводов, нервов всяких и кровеносные сосудов. Если эти провода обрезать, человек умирает.
– Давайте без философии, – буркнул полкан.
– Тогда приступим к делу! Напомните, вас интересует?..
– Недавно привезли, на срочную экспертизу, – сказал теряющий терпение Семеныч. – Горло у него вскрыто.
Доктор щелкнул пальцами:
– Проверим записи! – он дергано сместился к железным шкафам, открыл дверцу крайнего слева и стал рыться в штабелях регистрационных гроссбухов. Капитану послышалось, как в устах подвального гнолла закурилась богохульная считалка. Милиционеры переглянулись, молчаливо соглашаясь, что Швецов окончательно свихнулся.
– Ах, вспомнил, и без журнала найдем, куда я его запихнул. – Врач захлопнул ящик, вместо него открывая железную дверь во второй зал, и опера вошли вслед за Хароном в новое помещение морга, еще более холодное.
– Чертов лабиринт, – буркнул под нос Марат, патологоанатом услышал.
– Целые анфилады холодильников, мой друг, без провожатого можно и потеряться… навсегда.
– Смешно, – сцепил зубы Семеныч. Ему было не по себе в железном некрополе.
Второй зал оказался посолиднее, и, так сказать, пострашнее: с прозекторскими столами и бесконечной мозаикой морозильных камер вдоль правой стены, их прямоугольные крышки походили на дверцы микроволновок. Швецов, уверенно шедший впереди, наконец обнаружил искомую камеру. Семеныч с Маратом встали за его спиной, и палач, щелкнув замком, дернул за ручку. Дверца распахнулась, выкатились носилки, Швецов жестом фокусника сдернул уже расцветший кровавыми маками полиэтилен.
– Ух, магия! Как кино из кассетника доставать.
На провонявших нафталином носилках лежало тело мужчины средних лет. Черты лица исказил ужас, пережитый за секунду до смерти, на горле зияла огромная рана, прихваченная ледком. В цвете кожи, пронизанной переплетением сосудов, читалась зарождающаяся синева.
В голове у Марата стрельнуло, как в пасти, полной больных зубов, и взгляд его выкинуло на шею трупа, точно мусор на берег.
– Оптать, – выдавил Семеныч, прикрывая нос ладонью. – Очередной статист в папку, едрить твою мать.
Перед глазами полкана непрошено возникла Таня. Рассеянная, сосредоточенная, испытывающая оргазм, собирающая чемоданы.
Швецов странно улыбнулся. Свет, падавший на лицо патологоанатома, казалось, смыл с него все эмоции, оставив один лишь восторг.
– Я тут набросал, сейчас, – криминалист достал лист стандартного формата и протянул полкану. Тот посмотрел на каракули. Жутким канцелярским языком, что надежнее любых печатей, в бумаге сообщалось следующее: мужчина, предположительно сорока-сорока двух лет, убит вскрытием яремной вены с последующим сцеживанием всего объема крови. На основе сравнительного анализа выявлено, что тело схоже с тремя подобными телами, поступившими за последний месяц. Учитывая характер повреждений и места обнаружения жертв, можно сделать вывод, что в районе Китай-города орудует патологический убийца или группа сектантов, проводящая черную мессу или другой ритуал.
Полкан дочитал сочинение Швецова. Печать на документе тоже была, в самом низу листа. И подписан документ был минут десять назад.
– Спасибо за аналитику, – кисло улыбнулся Семеныч. – Не будем задерживать тогда, пойдем.
– Так скоро? – врач сделал обиженное лицо. – Может чайку?
– Нет, по ночам не пьем. – Марат виновато улыбнулся. – Да и работать надо.
– Работать так работать, – не стал настаивать врач. – Вы, главное, заходите.
– Как только… – буркнул полкан, подталкивая капитана к выходу.
Время приближалось к семи, светало. По улице громыхали первые трамваи, появлялись собачники, выгуливающие своих питомцев, тянулись к остановкам одинокие прохожие.
В участок ехали молча, даже Марат стушевался, выглядывал из своей куртки как промокший попугай. Машин прибавилось – Москва проснулась, готовая отпахать дневную норму.
Полкан все прокручивал в мозгу их последнюю ночь с женой, такую нелепую ночь, после двадцати то лет совместных тягот и радостей. Нет, он позвонит ей, сегодня же.
Старенький седан Марата свернул в переулок, проехал мимо обшарпанных заколоченных ларьков и выцветших плакатов. Одна из афиш изображала рок-музыканта, с лицом, подернутым экстазом от музыки, исторгаемой гитарой, которую он держал, как левша. На изжеванной временем бумаге еще различимы слова. «СПИД», прочитал капитан на одном обрывке и «МЕН» на другом. Он усмехнулся в короткие усы, на фоне беспорядочных половых связей что только не привидится. А написано то «СПИДМЕН». Не лихач, мужик, задумайся о семье. Он сбросил скорость, поняв, что слишком уж топит и может оказаться в отделе чересчур рано. Губы полкана изогнулись в чем-то приближенном к улыбке.
Об капот ощутимо терлось. Похолодало, вот и вместо дождя теперь скрип снежинок, шорох кружащего в небе рисового зерна. Гул натянутых электропроводов. Вой никак не желающего угомониться ветра, беснующегося над крышами домов.
Милицейский участок располагался в Хитровском переулке, на перепутье с Малым Трехсвятительским. Был он небольшой, потому что находился в центре. Конечно, тут тоже живут люди, да и офисов-магазинов вокруг полно. Но все-таки с окраинными спальными районами не сравнить. Работы меньше, персонала, соответственно, тоже. Да и те, кто есть, занимаются большей частью ворами и мошенниками. Зато в убойном отделе два сотрудника: Марат и его шеф Семеныч. Еще вот третьего прикомандировали, желторотого совсем, после академии. Сегодня должен объявиться.
Марат заглушил движок у одинокого четырехэтажного здания с вывеской «Милиция». Выглядело оно скромно и неприметно, словно сотрудники рассчитывали затеряться в его коридорах, прячась от гремящей по всей стране борьбы с оргпреступностью. А на самом деле архитектурный росчерк каждого отделения, весь ансамбль ментовской грибницы сконструирован так, чтобы не раздражать граждан, не разрушать их психологический комфорт.
Семеныч выполз в промозглую хмарь, потоптался, разминаясь, подышал «Беломором». Почти рассвело, и сонливость начала уходить. Только мысли нехорошие никуда не спешили, сверлили мозг.
Марат дернул добротную чугунную дверь, единственная благородная деталь на облезлом фасаде, – заперта, звонок тоже как бы и не работал. То есть звонить он звонил, но реакции никакой. Капитану пришлось с минуту барабанить в косяк носком ботинка, прежде чем его опознали через затянутое проволокой окошко и решились впустить.
Открыл лейтенант в рубашке с косо сидящим галстуком, болтающимся на ветру, и отпечатками ладони на левой щеке. Видимо, сморенный непогодой, он прикорнул за пультом.
– Спим, бляха… – вместо приветствия буркнул Семеныч.
– Никак нет, – попытался оправдаться литеха. Он смотрел на полкана испуганными глазами и видел перед собой метна, большую часть жизни отдавшего беготне за маньяками по подворотням. Крепкого телосложения, не старый еще, а взгляд потухший, неживой почти. Лейтенант смотрел на него и не понимал, чего больше боится, начальственной зуботычины или закончить карьеру вот таким же стариком, о котором забудут сразу по выходе на пенсию.
– Ладно, вольно, – Семеныч шагнул в теплый, и оттого казавшийся не таким мрачным коридор. – Я и сам на зимовку ушел бы, в берлогу, от этой безнадеги подальше. – Заканчивает он уже про себя.
В кабинете начальника на третьем этаже мрачно и пусто. Семеныч включает кондиционер, выставляет на обогрев, топит зад в тяжелом кожаном кресле, когда внезапная боль неловкой иглой прошивает мозг. Он корчится долгое мгновение, затем мигрень отступает, оставляя после себя выжженное поле. «Кто же эту работу работать будет, только ты, Олег, соберись. И тяни лямку, пока можешь, или страну эту из болота уже не достать. Борись с искушением». Но рука уже тянется к бутылке с бородатым виски. Жахнуть для куража.
Глоток, большой, бензиновый, на пару граненых лафитничков. Полкан ощущает сжимание горловых связок, когда топливо вихрится в гортани. Но потом клубок в груди распутывается, и жгучая, воняющая солодом и хлоркой медуза проваливается в желудок. Полкан выдыхает, страдающий одышкой кондиционер дребезжит солидольным нутром, астмически подвывает.
Полковник смотрит на стол, заваленный бумагами, целый архив накопился по новому делу, и ни одной стоящей зацепки. Так, водичка, отписки и описи, канцелярская стружка и ни шагу в сторону убийцы, или это ОПГ, бляха. Скорее ОПГ. Опыт подсказывал, в одиночку такое провернуть невозможно, да еще и в центре, где нет-нет, да камера снимет пару дублей. И в одном, сука, районе, в его районе. «До пенсии моей не могли подождать?» Но жизнь не ждет, и бьет больно, как он, Семеныч.
«Знаешь, почему все здесь бухают? – бурчит он себе под нос, – кто малость, а кто и по-черному? Одна причина – люди боятся взглянуть на действительность. Или не хотят просто. Иногда лучше не знать».
Помимо документов по «делу» тоскливо лежали успевшие запылиться папки с оперативно-розыскными делами, которые в конце недели надо презентовать на совещании у прокурора. На таких «сходняках» документы в последние пару-тройку лет оценивались исключительно на вес, и похвала или выговор зависел от умения докладчика вещать убедительно. Запаянный в желтый картон архив содержал в себе пару десятков дел, и их надо было разгрести.
Но мелко все это выглядело на фоне зверства сегодняшней ночи – бытовуха и хулиганство против работы маньяка. Он взял архив и убрал в стол, предварительно собрав пачку неотработанных протоколов, разбодяжил их стопкой отчетов по успешно раскрытым убийствам, и все это втиснул в папку мышиного цвета.
Пусть прокурор ими подотрется потом, а у него тут дел вагон, серийка, да еще и новичок придет сегодня, принимать надо, инструктаж проводить, обучать нелегкой работе полевого следака, где тебя ни в грош не ставят, ни бандюки, ни чинуши, как ни хорохорься и ксивой не свети.
В дверь стучат, полкан хмурится для вида, потом понимает, что кроме Марата сюда вряд ли кто сунется, и расслабляется, оседает в кресле. Заходит и впрямь Марат, успевший привести себя в порядок. Умылся и рубашку в портки как следует заправил.
– Олег Семеныч, – сказал капитан с порога, – нам мокруху эту вдвоем не потянуть, нужно привлекать следаков из центрального и оперов со всех окрестных участков.
Полкан жует верхнюю губу, смотрит на Марата и понимает, что нихрена им никто помогать не будет, страна разваливается, отопление веерно отключают в регионах, и мокрухи в спальниках столько, что реально можно грохнуть кого на улице, а потом домой пойти, а до тебя ментам еще долго дела не будет, если сразу не найдут, по горячим следам.
Семеныч вздыхает.
– Марик, ты понимаешь, что ты у нас единственный дознаватель по району? А?
Капитан посмотрел на начальника и кивнул:
– Да, Олег Семеныч.
– И ты понимаешь, что за прошедший год в твоих облавах кроме ОМОНа никто участия не принимал?
– Так точно.
– Ну а какого хрена у тебя, капитан, остались иллюзии по поводу этого дела? То, что оно резонансное, вопросов нет, даже в новостях сюжет пройдет, если репортеры разнюхают о наличии такого сюжета. Но сути это не меняет, лычки и звездочки на погонах уже нахуй никому не нужны, время мрачное слишком, для жизни чреватое. В милицию сейчас только дурака и патриота служить загонишь, ну или оборотня, но таких, слава Богу, еще прикрывают.