Вдруг что-то бабахнуло, очень близко. У Марины за стеклами расширились глаза.
– Американская противоракета «Патриот», – пробубнил Макс навязшее в ушах словосочетание. – Стартовала.
Через час радиовещание внезапно прервалось, и на фоне эфирного треска раздались слова: шара́в кавэ́д. В тот же миг за окном зазвучала сирена: отбой тревоги. Гудя на одной ноте, сирена успокаивала, желала спокойного сна.
Марина и Макс стянули противогазы, явив красные лица.
– Что значит «шарав кавэд»? – спросил Макс.
– «Тяжелый зной». Должно быть, сигнал для отбоя тревоги. У военных свои хохмы.
– А «нахаш цефа»? Позавчера перед началом тревоги сказали.
– «Змея-гадюка».
Утром их разбудил стук в дверь (ключ торчал в замке изнутри). Это мог быть только Ифтах.
– Минутку, пожалуйста! – крикнул Макс.
– Вернусь через пять минут, – ответил из-за двери сосед.
Макс засуетился, одновременно пытаясь одеваться и наводить в комнате порядок.
– У нас времени больше, чем летит ракета из Ирака, – сказала Марина, неспешно застегивая блузку. – Да и сосед – это не смертельно.
– Не смертельно, – согласился Макс, застыв на секунду с мусорным пакетом в руке. – Хотя мы так и не разобрались, что именно чревато духовной смертью.
Час 5. Картонный щит
Поверхность! Что за чёрт?!
Отплеваться и отдышаться.
Ожидал подвоха, знал ведь, что тело будет сопротивляться! А ведь люди захлебываются и тонут – сплошь и рядом! Вода попадает в легкие, человек теряет сознание и – на дно. Даже опытные пловцы, среди дня, рядом с берегом: попал в течение – небольшая паника и – готово. Захлебываются и тонут! Чего проще!
Вот именно – паника. Они не хотят идти ко дну, а я – наоборот.
Ладно, теперь делаю иначе: выдыхаю весь воздух и лишь тогда погружаюсь. Телу ничего больше не останется – только вдохнуть воду.
Итак!
Полный выдох. Толчок ногами и погружение.
Вдыхать воду!!!
Нос как пленкой залепило!
Тогда ртом! Не пить!!! Удерживаться под водой!..
__________
Макс лежал на койке и невольно прислушивался, пытаясь отфильтровать привычные шумы общежития и и́здали уловить приближающийся к его двери решительный и ритмичный перестук каблучков. Сосед отбыл домой, и Макс, закончив нагоняющее сон задание по макроэкономике, завалился на кровать в предвкушении вечера с Мариной и последующих выходных.
Они встречались уже третий год. За это время Макс изменился и мир изменился тоже: распался Советский Союз, Ленинград перекрестился в Санкт-Петербург, а в израильских магазинах стала продаваться пепси-кола – события, с перспективы Макса, равновеликие. А вот события значимые: в комнаты общежития провели телефон, и с некоторых пор кто-то повадился звонить и молчать в трубку.
Не вмешайся однажды в его судьбу Саддам Хусейн и Израилевич с их ржавыми ракетами и нержавеющими вилками, жизнь, наверняка, пошла бы иным курсом. А так…
Вдохновившись примером Марины, Макс поступил на факультет экономики. Выраженных технических или гуманитарных способностей у него так и не обнаружилось, а потому экономика, находящаяся где-то между этими крайностями, представлялась оптимальным выбором. Привлекала также востребованность профессии и потенциально высокая зарплата (Марина со степенью магистра устроилась в один из крупных израильских банков).
Учеба шла с некоторым скрипом, но была надежда, что по мере овладения ивритом учиться станет легче. Порою Макс просто закапывался в учебники и словари, выныривая лишь к выходным. Всё же он выкраивал время и дважды в неделю ходил на бокс – звезд он там с неба не хватал, но удар держал.
Секс как таковой не разочаровал – на этот счет у Макса и прежде не водилось иллюзий: с давних пор он подозревал, что не найдет в сексе новизны. Оказалось сродни еде: утоляешь голод, получая в процессе удовольствие. А кулинарные изыски хороши для гурманов. Макс же гурманом не был – просто обладал здоровым аппетитом.
Но отношения не исчерпывались сексом: невидимая нить соединяла двоих, давала ощущение принадлежности. Макс неизменно чувствовал, что теперь не один, и это было здо́рово!
Однако кое-что в отношениях с подругой мешало. Марина переехала в Израиль в том возрасте, когда у нее начал просыпаться интерес к противоположному полу. Резкая смена северных реалий на южные (правильнее сказать «восточные») наложила курьезный отпечаток на психику: Марина обрела нездоровое (по мнению Макса) пристрастие к мужчинам светлой масти. С ее стороны это было вопросом не расовых, а, скорее, эстетических предпочтений: Марина обожала блондинов. В ее устах слово «блондин» заменяло понятие «красивый», и в эту категорию непостижимым образом попадал и Макс: блондинами являлись все, у кого волосы были светлее типичных для ближнего востока угольно-черных.
– Ты мой блондин, – ворковала Марина в минуты нежности. – Давай заведем ребеночка, маленького – вот такого. – Марина показывала, какого именно, демонстрируя миллиметровый зазор между большим и указательным пальцами. – Беленького, блондинчика – как ты.
Шатен Макс, в противовес Марине с трудом переносивший не только блондинов, но даже и блондинок (блондины казались ему женоподобными, а приверженность мужчин блондинкам виделась вульгарной), внутренне бесился. Вдобавок «удочки» по поводу ребенка, словно бы шутя закидываемые Мариной, тоже нервировали.
Еще она заводила разговоры о совместном съеме квартиры. Макс понимал, что Марине в ее возрасте положено радеть о будущем: такова уж заложенная в женщин программа. Но в свои двадцать два он менее всего собирался обзаводиться семьей и лишать свою молодую жизнь красок. Может быть… когда-нибудь потом…
В коридоре простучали каблучки, дверь распахнулась, и в комнату ворвалась Марина – белая блузка, черная мини-юбка – стремительная и деловая, как всегда.
– Слушай! – Марина присела рядом с Максом на койку. – Случайно увидела объявление: квартира, однокомнатная, недорого. Близко к университету. Может, посмотрим?
– Посмотрим? – рассеянно повторил Макс, кладя одну руку Марине на грудь, а другой внедряясь под юбку. – Посмотрим, посмотрим…
– Прекрати, я ведь серьезно! – В шутливом негодовании Марина шлепнула его по руке.
Квартира была как квартира, впечатляла лишь большая белая ванна. Всё произошло слишком быстро: Макс не успел толком сообразить, а Марина уже подписала с хозяином договор «по-черному» и выписала чеки.
После общаги это был, несомненно, скачок уровня жизни – некоторые завидовали Максу черной завистью. Если раньше приходилось считаться с соседом по комнате, подгадывая встречи под его отъезды-приезды, то теперь к их услугам – целая квартира с широченной кроватью и отдельной кухней. Марина хорошо зарабатывала – холодильник всегда ломился.
Когда Макс оканчивал университет, родился первый ребенок – мальчик. По меркам Марины – самый что ни на есть блондин.
Макс устроился работать в Центробанк.
Жена ездила на белом «Форде», Максу на работе тоже выдали «Форд», черный.
Родилась дочка – и вовсе белобрысая, маме на радость.
Приобрели квартиру, расписав на тридцать лет ипотеку.
Жену теперь приходилось «разводить» на секс: то у нее не было времени, то – настроения. Постепенно обоим это надоело, и теперь они спали, раскатившись по противоположным краям непомерной кровати. Максу такой расклад не нравился, но в его отделе, по счастью, имелись симпатичные сотрудницы без комплексов. Марине же, судя по всему, вполне доставало карьеры и детей.
Работа была неинтересной: сидеть в четырех стенах, пялиться в экран, стучать по клавиатуре. Но уровень жизни необходимо поддерживать, семейный бюджет расписан до шекеля. Еще откладывать на черный день! Ничего, – убеждал он себя, – все так живут, и мы не хуже. Выплатим ипотеку, и начнется белая полоса. А там и пенсия не за горами.
На праздник Пурим Центробанк устраивал корпоративный бал-маскарад. Макс нарядился ангелом: взял у дочки белые кукольные крылышки, прицепил на спину. Пил «Черный русский», быстро опьянел.
В туалет вслед за ним зашел негр в шинели (костюм «белогвардеец»), и, распахнувшись, встал у соседнего писсуара. Макс не помнил, чтобы у них работали негры, и подумал, что, вероятно, «негр» – часть маскарадного костюма. Краем глаза он увидел, что под шинелью у белогвардейца ничего нет – из-под черного живота извергал мощную струю исполинских размеров член. Пенис Макса не шел с этим гигантом ни в какое сравнение. Негр мочился, покачивая своей черной дубинкой, затем посмотрел на Макса и, белозубо осклабившись, потянулся к его члену…
Ощутив жар в паху, Макс кинулся к выходу, но на положенном месте двери не оказалось. Он метался по туалету, задыхаясь, налетая на унитазы и писсуары… Выход?! Где выход?!!
– Ты что? – раздался над ухом испуганный голос.
Марина – в красной футболке и синих джинсах – сидела возле Макса на койке, удивленно взирая на него сверху.
– Я зашла – ты спишь. Я тебя разбудить хотела, нежно – вот так… – Марина показала, как она его нежно будила. – А ты – ка-ак дернешься.
– Я сон такой видел… черно-белый, – пробормотал Макс.
Марина кивнула на учебник на столе:
– Макроэкономику делал? На меня она тоже сон нагоняла. Ну что, едем в «Таверну»? Наш Нержик зеленый тебя заждался.
Вскоре после их знакомства Марина обзавелась «Фольксвагеном-жуком» – ровесником Макса, битым, но неубиваемым, ласково именуемым за свою ржавость «Нержик», – и вечерами они любили, погрузившись в машину, совершать набеги на иерусалимские пабы.
Не считаясь с количеством выпитого, Макс садился за руль, а хорошо знакомая с географией заведений Марина была за штурмана. Иногда они прихватывали из общежития парочку друзей, и машинам оставалось лишь шарахаться от выписывающего зигзаги «жука» с помятыми крыльями, из которого неслось нестройное, но удалое пение.
Благодаря Марине музыкальный кругозор Макса кардинально расширился. Она таскала из дома кассеты, и если прежде из «западных» он знал лишь «Битлов» («Абба», «Бони М» и итальянцы не в счет), то теперь спектр его приверженностей простирался от «Пинк Флойда» и «Генезиса» до Дона Маклина и Саймона с Гарфункелем, и от Шаде и Таниты Тикарам до израильской рок-группы «Наташины друзья». В долгу Макс не оставался (теперь у него была гитара), и подруга фанатела от русского рока. Когда же ей доводилось услышать какую-либо из песен в оригинале, она неизменно утверждала, что Максово исполнение вне конкуренции.
Также он снимал сливки с библиотеки Марининого отца: классика и авангард мировой литературы вперемешку с детективными и приключенческими романами текли к нему бесконечным потоком. Несомненно, Марина явилась для него мощнейшим источником познания мира.
Для зарабатывания денег предназначались каникулы, субботы и ночи. Макс успел потрудиться в бригаде кровельщиков, на кухне ресторана и на бензоколонке. Теперь он охранял университетский кампус.
В охране работали студенты: с фонарем и рацией парами патрулировали общежитие в вечернюю и ночную смены. Часто удавалось неплохо провести время, заныкавшись в комнате у друзей, или же найти укромный уголок между корпусами, устроиться на травке и даже вполглаза поспать (главное, не терять бдительность и, заслышав по рации позывные патрулирующего на джипе дежурного офицера, быстро и как ни в чём не бывало выйти ему навстречу).
Очень многое зависело от напарника. Штат был большой, попеременно работало несколько десятков человек, ребята и девушки. Пары непосредственно перед сменой формировал разводящий офицер. Присутствовал элемент неожиданности, своего рода лотерея: повезет с напарником – считай, взял джекпот. Не повезет – беда.
Худшее, что могло произойти – оказаться в паре с «неправильной» девушкой. Когда в напарники доставался «неправильный» парень – слишком ли сознательный и рвущийся соблюдать букву инструкций (ходить до утра по общаге кругами), или же болтун и зануда – это можно было перетерпеть. Но среди напарниц были такие, кого по-настоящему боялись: за шестичасовую смену она могла вымотать душу. Зато подобающая девушка превращала работу в праздник.
В тот вечер Макс патрулировал общежитие с Ципи – они любили работать вместе. Возможно, само имя наложило на внешность девушки отпечаток: «Ципи» – уменьшительное от «Ципора» – значит «птица». Она и вправду напоминала довольно милого цыпленка: полтора метра ростом, круглые очки, волосы в хвостик.
Ближе к ночи по рации сообщили, что некие студентки нашли возле двери «подозрительный предмет». Тот оказался непрозрачным пластиковым мешком ростом почти с Ципи, наполненным чем-то угловатым.
– Это не наше, – встревоженно поведали девушки. – Понятия не имеем, откуда оно взялось.
Макс с сомнением оглядел мешок и рефлекторно пнул.
– Ой! – сказала Ципи.
Макс взвесил мешок в руке.
– Мусор, – безапелляционно заявил он. – Не ваше, значит, соседи подкинули: лень выносить было.
В этом Макс ошибался: мусор подкинули им самим. В ближайшем выпуске университетского ежемесячника «Валаамова ослица» появился фельетон, из которого явствовало, что журналистская попытка проверить эффективность охраны кампуса вскрыла вопиющую некомпетентность и безответственность. В частности, «двое клоунов» вместо того, чтобы вызвать специалистов, принялись пинать «вероятное взрывное устройство» ногами. Имена, к счастью, не назывались, и начальство спустило историю на тормозах: наказать виновных означало бы поднять вокруг инцидента дополнительный шум.
Иврита для общения Максу уже хватало: с Ципи они болтали на любые темы, дурачились, сплетничали, а ближе к утру разговор обычно закручивался вокруг еды – для возвышенных тем сил не оставалось. Расположившись на ступеньках внутри одного из корпусов, они вспоминали различные яства.
Договорились до того, что решили как-нибудь сходить в ресторан. Ципи родилась и выросла в Иерусалиме, так что у нее имелись любимые места. Это превратилось в традицию: время от времени они выбирались поужинать, всякий раз в другой ресторан – итальянский, французский, аргентинский… Отношения их носили сугубо платонический характер.
Еще в патруле работала Карина. Она приехала из Вильнюса и училась на подготовительном отделении. Карина не подвергала сомнению авторитет Макса и без споров следовала за ним, будь то комната друзей или иное подходящее, чтобы скоротать рабочее время, место. Если соседки-израильтянки не было дома, они могли пойти к Карине, и тогда она угощала его каким-нибудь из своих фирменных блюд.
Карина была веселой и в его вкусе: длинные черные волосы, чуть заметная полнота. Одной теплой ночью они лежали на траве, хоронясь от начальства в закутке между корпусами. Светили звезды, и, пресытившись разговорами, Макс с Кариной поддались поэзии момента… Эх, Вася, Вася!
Впоследствии ни он, ни она больше не делали шагов друг другу навстречу. У Карины (казалось Максу) имелись свои резоны. Для себя же он рассудил, что случайная связь – одно, а постоянная – много больше, чем одно. (Судьба же как раз вознамерилась убедительно продемонстрировать, что случайностей не бывает, а случайных связей – подавно.)
Максу не терпелось поскорее закончить учебу и выплыть на широкие воды жизни, где больше не придется учиться, работать ночами, жить в комнате с соседом, питаться чем попало, испытывать недосып и нехватку денег.
Он сдавал сессии, переходил с курса на курс, продолжал встречаться с Мариной. Но ее время не ждало: уговоры жениться стали перемежаться упреками в том, что она потратила с ним свои лучшие годы…