– Мам? Привет, это я… Да, конечно, а где мне еще быть?… Все в порядке, уроки сделали, поели… Да, да… Уже лучше себя чувствует… Простыл немного, наверное… Участковая? Конечно, была… Мы уже выходим, будем как обычно… Конечно, проводит, и тебе привет от него… Нету температуры, и не кашляет, и я в порядке, ну что ты, в самом деле… Ага… Целую!
Она положила трубку и посмотрела на Рифа.
– Ну вот, все хорошо. Идем?
Трусы вместе с так и не надетым лифчиком Юлька положила в портфель.
Веселая суматоха сборов, шутливая перебранка. На миг вернувшаяся мгла рассеялась, они перестали о ней думать. Они знают, что делать, что будет завтра. Сейчас выйдут на тихую вечернюю улицу, рука в руке, совсем недлинная дорога к ее дому. Что может теперь с ними случиться? Все позади, предстоящее – понятно и знакомо, как до последнего камня знакома им исхоженная вдоль и поперек улица. Вдаль уходит цепочка горящих серебристым светом фонарей, старинная брусчатка мостовой отражает их своими неровностями, причудливой "лунной дорожкой", перечеркнутой тенями высоких каштанов. Прохожие торопятся по последним делам, прежде чем пойти домой, к ждущим их семьям. Ужин, непременные разговоры о делах, о планах, новостях, обо всем. Обязательная программа «Время» и после нее фильм.
– Будешь "Государственную границу" смотреть? Я буду. Интересно, что там дальше. Матроса не люблю, а вот Арамис там… – Юлька деланно вздохнула, изобразив влюбленность.
Риф покачал головой, его пальцы сильнее сжали ладонь девушки, она посерьезнела.
– Не волнуйся, с мамой все хорошо пройдет, вот увидишь. Когда звонить?
– Ночью уже, давай в двенадцать?
– Ага, точно, чтобы наверняка.
Риф улыбнулся.
– Заодно и серию расскажешь. Не засни только.
– Когда это я засыпала? Ну, максимум, дипломатический «сквозняк» полчасика.
– И не «матрос», а Гамаюн. Не «Арамис», а Данович.
– О, Данович, точно. И фамилия красивая… А кто такой Натье?
– Чего?
– Ну Натье… Его буржуй в чемодане прятал.
– Аа… Это был художник, французский. Только его в чемодане быть не могло.
– Почему?
– Он не рисовал миниатюры. Его стиль – портреты женщин в сказочных костюмах. Дома есть в альбоме, покажу.
– Ага, интересно, хочу посмотреть. И как ты все это запоминаешь, имена, художников? А простую теорему – никак.
– У нас мозги по-разному устроены, вот и мне теоремы не даются, а тебе художники и прочая "минералогия".
– Это точно, что по-разному.
Юля решила сменить тему, отвлечь друга и себя от неспокойных мыслей. Лучше просто поболтать. Хоть о кино, хоть о теоремах, хоть о чем.
– И все-таки она противная, врачиха эта, – Юлька на ходу заглянула в витрину булочной и дернула Рифа за руку, – пошли, там сладкие. Возьмем парочку?
– Не, очередь, опаздываем. Я на обратном пути возьму, завтра поделюсь, – парень не поддался и потянул подругу дальше, – и куда лезет только…
Девушка спорить не стала, но последнее слово постаралась оставить за собой.
– У меня в первый день всегда взрыв жора! Я сейчас хочу, а утром не то, и аппетита не будет.
– Мама опять манной кашей пичкать будет? – Риф рассмеялся, зная о вечной утренней войне, – а я ее люблю, можно с той же сладкой булкой замолотить. С маслом.
Юля ткнула его кулаком в бок и заявила.
– Вот! Завтра отдам тебе кашу, а ты мне булку принеси. Помнишь, как я тебя спасала от биточков с тюлькой, а ты меня от манки? Детьми еще совсем были…
– Ой, старушка…
Они рассмеялись оба, свернув в подъезд проходного двора, тут можно было срезать дорогу. Десятки раз они ходили здесь, утром, днем, вечером. В этих местах они росли, играли. Здесь все было им знакомо. Их шаги отозвались эхом в длинном полутемном тоннеле, полого уходящем вниз, дальше – поворот и выход во двор. Во времена их детских игр здесь был Меридор. Юлька – Диана, Риф – Бюсси. Этот дом вправду был очень похож на замок своими угловыми башенками, остроконечными крышами, узорными карнизами. Мрамор подоконников и парадных, винтовые лестницы черных ходов. Меридор. Бюсси всегда спасал свою Диану. Они прошли меньше половины пути до поворота, когда эхо их шагов внезапно многократно умножилось, сзади скомандовали.
– Стой!
Глава 3
Серый, Коха, Крест, Кубик
– Да пиздишь, как Троцкий! Вот так раз, и всех завалил?
– Ну мы малость в невменухе были, Кубик дернул шмали у Маринки, мы пыхнули…
– И потому стояли как параличные, пока он вас гасил? Ну, кадры… Я бы не потерялся.
– Ну-ну, пиздеть – не мешки ворочать.
– Завалил! Я сказал.
Они шли по улице, громко обсуждая случившееся позавчера вечером тут неподалеку. Подумать только, какой-то штымп мамочкиного вида на культурную просьбу дать сигаретку и заодно поделиться содержимым карманов – взорвался серией ударов, сбил троих и как ни в чем ни бывало пошел себе дальше. Во всяком случае, такую картину увидел для себя Серый, когда приятели рассказали ему о произошедшем. Давно, очень давно никто здесь не рисковал давать такой резкий отпор. Компания привыкла к безнаказанности, проводя время в "обходах территории", сшибании мелочи с малолеток у киосков и кинотеатров, в последнее время пошли дела посерьезнее. Грабежи, нападения на одиноких прохожих. На девушек. Они уже понюхали крови, слышали просьбы о пощаде и видели слезы боли. Они научились смеяться в ответ, они научились получать свое. Они уже умели подавлять страхом, знали, как его вызывать. Им нравилось это делать. Они готовились двигаться дальше и горе тем, кто попадется на пути. Каждый поодиночке не представлял особой опасности, вместе же сплоченная компания была беспощадна и неумолима. Крест, Кубик и Коха. Три К. Серый иногда в шутку называл их «ку-клукс-кланом». И вот – какой-то левый пацанчик, подумать только… Шутя уделал троих из четырех. Конечно, будь с ними Серый, такого бы не случилось.
– Найти его надо, пацаны. Я рожу запомнил!
– Местный, знаешь его? Видел раньше?
– Нет, вроде. Но узнаю, если увижу. А я увижу, раз он тут ходит.
– Ну, посмотрим.
– Отхуярим так, что говно польется! Завалил бы его ваще нах, урода.
Компания шла по быстро темнеющей улице, хищно посверкивая глазами по сторонам. Вечер только начинался, жажда приключений разгоняла кровь в жилах, хотелось чего-то… Жертвами этого желания уже стали несколько девушек, неосторожно не свернувших с их дороги. В первый раз было страшно. Коха так и не смог. У остальных все получилось, как надо. А девка… А что девка? Вырвали адрес, пригрозили, что придут и семью вырежут, если заявит. Понятно, что мамаши не слепые, но ведь можно в ментовке никого не опознать в альбоме? Можно сказать, что лиц не помнит? Можно. Особенно когда имя и адрес – записаны в ма-аленькой такой книжечке. Имена родителей, братиков-сестричек. Все тут. Любишь их, сучка? Помалкивай. Иначе… Как сестричку зовут, Настенька? Ей сколько, девять? Красивая? Коха, хотел бы трахнуть? Вложишь нас – Коха не откажется от Настеньки, а ты смотреть будешь. Они научились вызывать страх. Серый уже не раз ловил себя на мысли – зачем резать семью? Вот она, сидит на грязном полу глухого подвала, юбку на исцарапанные колени натягивает, слезы размазывает и все остальное. Шея такая тонкая, жилку видно, как судорожно бьется. Взять финак… Интересно, как бы она дергалась, затихая? Его пальцы дрогнули, рука двинулась к карману. Тогда он сдержался. Пусть живет. Серый знал – когда-нибудь он попробует, как это, когда ужас в вытаращенных глазах, когда хрип, когда мольба, когда кровь горячо хлынет на жаждущие пальцы. Когда уходит жизнь, когда медленно тускнеют еще час назад яркие и веселые глаза, не веря, не веря, что – всё. В следующие разы было уже не страшно, они поняли, что ни одна из жертв их не выдала, не описала. Страх за близких прочно закрыл им рты. Хорошие девочки, побольше бы таких. К их услугам всегда были приблатненные подруги, тертые в свои пятнадцать во всех щелоках. Но это так, сбросить давление. "Папы, мамы, прячьте девок, мы идем любовь искать!" – вот была жизнь! Они очень любили эту песню. Серого кто-то дернул за рукав.
– Че? – он раздраженно повернул голову к Кохе.
– Серый, цинкани туда! Ребя, гляньте!
Приятель возбужденно протянул руку, показав на идущих впереди парня с девушкой. Серый присмотрелся. Ну, идут. Девка ничего так, можно и «поухаживать». Но почему вся троица так встрепенулась?
– Знаешь их?
– Это же он! Крест, Кубик, зырьте. Он? А ну…
– Стоп.
Все послушно выполнили команду, уловив знакомую интонацию – будет дело. Серый быстро обежал глазами улицу – темно, фонари, людей мало. Ментов не видно, да и что им тут делать?
– Кубик, догнал, обошел. В лицо посмотришь. И назад. Понял?
– Понял. А если не он? Отпустим?
Серый еще раз взглянул на ничего не подозревающую парочку, мирно идущую по своим делам. За руки держатся, о чем-то говорят, паренек портфель несет. Домой подружку провожает. Взгляд главаря намного внимательнее прошёлся по стройной фигуре девочки, он усмехнулся. Пальцы дрогнули, рука сделала движение к карману.
– Нет. Не отпустим.
Риф, Юлька
– Стой!
Окрик гулко разнесся в полумраке длинного тоннеля, они вздрогнули и остановились, обернулись. К ним быстро приблизились четверо, встали полукругом, загораживая дорогу обратно. Юля сильно сжала пальцы и придвинулась вплотную, Риф почувствовал боль и осторожно высвободил руку. Они замерли, касаясь друг друга плечами. Четверо не произнесли ни слова. В тишине подъезда эхом отдался сигнал проехавшей по улице машины, где-то наверху в одной из квартир громко хлопнула крышка кастрюли. Юля набрала воздух. Одна из темных фигур подняла руку и негромко, очень спокойно произнесла.
– Заорешь – парня в расход пустим, прямо здесь. Дело нехитрое.
Юля неслышно выдохнула, и еще теснее прижалась плечом к неподвижно застывшему Рифу – в поднятой руке блеснуло лезвие ножа. В ушах тонко зазвенело, колени вдруг ослабли, она покачнулась. Она раньше только слышала такие истории, втихомолку рассказываемые подругами. С ней, с Рифом – такого никогда не случится. Потому что… Потому что не случится. И вот – минуту назад все было замечательно, а сейчас – темный подъезд, тишина, четыре фигуры, от которых так и разит угрозой. Ей не десять лет, она прекрасно знает, чем иногда заканчиваются такие встречи. Но она не одна. С ней Риф. Она чувствует его твердое плечо, он знает, что делать, ведь он… Он защитит. И сама она не дастся. Не дастся! Что им нужно?
– Ребят, все в порядке? – Риф произнес это спокойным тоном.
Этот тон никого не обманул. Четверка рассмеялась. Тот, кто стоял в центре, снова поднял руку – смех стих, как отрезанный. Вожак, главарь. На вид ему лет восемнадцать, выше Рифа на полголовы, широк в плечах, уверен в себе. И никуда не спешит.
– У нас все в порядке. У тебя, братан – нет.
– Почему?
Риф
Он чувствовал страх Юли, чувствовал дрожь ее плеча. Черт же дернул свернуть в этот подъезд… Потянуть время, вдруг кто-нибудь пройдет. Чудес не бывает – шансов против четверых, начнись свалка – нет. Будь он один – плевать. Можно даже и сбежать, от чести не убудет. Но он не один. И если с Юлькой что-то случится – лучше сразу спрыгнуть с крыши этого же дома. Потому – тянуть, тянуть время. Главарь ловким движением сложил нож и положил его обратно в карман. Риф успел заметить цветные накладки на полупрозрачной рукоятке. Не магазинное изделие. Тюремная игрушка. Скверно.
– Почему?
– Должен ты нам потому что, – Серый неспешно процедил эти слова, не спуская глаз с Юли.
Серый
Главарь улыбнулся, увидев, как девушка попятилась и встала за плечом Рифа, попыталась спрятаться от его взгляда. Коленки подгибаются. Красивые такие коленочки, круглые, гладкие. Выше все тоже наверняка гла-аденькое. Платьице это школьное. А что это поблескивает слева над очень привлекательной сисечкой? Комсомольский значок. Как забавно… Боится, сучка. Правильно, бойся. Потому что – сегодня, сейчас. Горячая кровь на пальцах. Парень что-то спросил? Хорошо, так даже интереснее, поговорим. А потом… Есть тут рядом хороший подвал. Глубокий, дверь толстая.
Кубик
Пока он быстрым шагом пересекал улицу, пока почти бегом догонял парочку по противоположной стороне, пока ждал зеленого, чтобы перейти обратно и уже обычным шагом пойти им навстречу – его распирала радость. Он предвкушал месть за унижение – они не рассказали Серому всего. Та злополучная встреча. Когда фигура с виду обычного фраерка внезапно словно размазалась в воздухе, когда Крест и Коха с коротким взвизгом не отлетели, не упали – осели на асфальт… Кубик сам упал и взмолился – не бей, не трогай, не на-адо! Потому что – пахнуло смертью. Не угрозой, не силой. Смертью. После этого наступила тьма – паренек не пожалел и предпочел подстраховаться. Крест сказал – ударил куда-то в шею. Кубик умолял не рассказывать Серому о своей слабости. Потом, при свете дня, ночные видения поблекли, и все произошедшее уже не казалось страшным. Ну, подумаешь, повезло пацану. Зато очень не повезло сейчас. Он отыграется за все.
Юля
Должен? Что Риф им должен? Он никогда не общался с подобными ребятами, хватит его старшего брата, чудом избежавшего очень больших проблем. Она бы знала, Риф бы не скрыл от нее. И тем более никогда бы не подставил под угрозу. А угроза нарастала, взгляды парней все настойчивее касались ее, липко заползали под одежду. На Рифа сейчас смотрел только главарь, остальные же раздевали ее. Пока глазами. Особенно этот, низенький и присвистывающий носом. Она не позволит. Лучше умереть.
Коха
Вот это хуна! Ну почему такие гладкие, ухоженные и красивые вечно достаются другим, чем он хуже? И приятели смеются. Ну да, да, не всегда у него получается, так это пройдет. Вот сегодня и пройдет. Козлы… Он во всем помогает, и держит, и рот зажимает. Одна как-то неслабо ухитрилась укусить, до крови. Так все ржали, что сорок уколов в живот отправят делать, ха-ха-ха. Сегодня все будет не так. Он попросит Серого быть вторым, а не последним. Пока она еще будет почти свеженькая, а не изгвазданная, хлюпающая и безучастная ко всему. И пахнут они уже противно к этому моменту, чем угодно, только не чистенькой девочкой. Потому у него и не получается, а у кого получится с такой? Разве он не заслужил быть вторым? И он заставит девку сделать ему о-очень приятно… Интересно, она умеет? Губки рабочие. Те не очень умели, и не хотели. А ее парень пусть смотрит. Пусть все смотрят! У него получится. Ну, же, Серый, хватит муслить муму!
Риф
Он должен? На миг ощутилось абсолютно глупое облегчение – они обознались. Риф никогда их раньше не видел и уж точно ничего у них не брал. Сейчас он объяснит и все закончится. Закончится? Все более масляные взгляды шпаны на Юлю не давали в это поверить. Спиной он чувствовал ее дыхание, ее нарастающий страх. Губы пересохли, пальцы изо всех сил сжались на ручке портфеля – он так и не выпустил его.
– Ребят, вы ошиблись, я вас вижу впервые. И ничего у вас не брал, – Риф не удержался и облизнул губы, выдав свой страх, – может, разойдемся?
Один из парней вдруг подался вперед, вожак удержал его за шиворот. Но мешать говорить не стал. Пусть. Серый наслаждался. Скоро, уже совсем скоро – подвал, полумрак. Мольбы, просьбы. И после – треск платья, сдавленный скулящий визг… Серый наслаждался.
Крест
Ах ты сука! Никогда нас не видел? Да я ж тебе… Он подался вперед и выплюнул прямо в побледневшее лицо парня.
– Не видел? Не видел? Забыл, как мудохал нас…
Крест осекся – претензия выглядела несолидно, до него, до всех это дошло только сейчас. Серый тихо рассмеялся. Парень вдруг широко раскрыл глаза, поднес руку к самому лицу, вгляделся, сжал пальцы в кулак. Смех стих.
Риф
Так вот оно что! Боль в левой руке, словно… Словно он дрался. Но он ни с кем не дрался. Но обвиняют именно в этом. Он быстро спросил, уже не обращая внимания на взгляды.
– Когда это было? Я серьезно. Ну!
– Не нукай мне тут, с-сука! Вечером, позавчера, на углу Петра и Бедного. Скажешь, не ты? Память отшибло?