– По своему произволу.
– Я не назвал бы это произволом. Если разобраться, в каждом отдельном случае, все логично, награды заслужены. Те, что нашли героев. И кара всегда справедлива.
– Красиво говоришь.
– Ну, извини, как умею. Специально не стараюсь.
– И все же, – упрямо направлял разговор в то русло, которое его интересовало, Демон. – О себе расскажи. Тебя за что наградили поездкой в Легион?
– Просим, просим!
– Да, собственно, обыкновенно.
– Ведь ты же капитан? И должен был ехать на учебу в академию?
– Все верно, все верно. Откуда сведения?
– Оттуда. Так расскажи, почему не в академию? Почему сюда?
– Обычная история. Если позволите, я без имен, фамилий и воинских званий. Короче говоря, у одного товарища, в довольно большом звании, была, и есть, дочь.
– Я так и знал, что в бабе дело!
– Да… Мы с ней встречались одно время. А потом перестали. Нет, не ссорились, и отношения у нас были чисто платонические, за ручки разве что держались. Иногда.
– Да, да, расскажи. Платонические отношения, слышите, пацаны. Кто ж тебе поверит?
– Я говорю, как есть, а вы можете верить, можете не верить, ваше дело. Так вот, отношения наши прервались. Но девица с этим не смирилась. Хорошая, кстати…
– Так что же ты ей отставку дал?
– Потому что хорошая, но не моя. Так вот, она решила переиграть в свою пользу, как она ее понимает, и обратилась к отцу. Так, мол, и так, жду ребенка, хочу замуж. Указала на меня.
– Ну, понятно, стандартная ситуация!
– Отец ее вызывает к себе, говорит: давай. Или-или. Я говорю, хорошо. Или-или. Пишу рапорт, и вот я здесь. Девица, кстати, когда узнала, к чему ее затея привела, чуть с ума не сошла. Прибегала извиняться, да что уж теперь. Время ушло.
– Затейница.
– Да.
– А академия?
– Надеюсь, никуда не денется. Восстановят потом, когда все закончится. Есть такое положение, что легионеров должны восстанавливать, и вообще, разные льготы предоставляются. По обучению и прочему. Так что имейте в виду.
– Сто лет ждать будешь.
– Сто – не сто…
– И чем же судьба тебя наградила? – Демон задрал голову и поскреб розовыми ногтями выдающийся вперед острый подбородок. – Ты сказал, что она тебя наградила? Чем же? Я, например, не вижу. Ведь ты, получается, не при делах был, и все равно пострадал. Где логика? Нет, судьба все-таки девка слепая и коварная.
– Нет, я сказал про испытание. Да, такое вот испытание, и придется его пройти. А за что? Ну, наверное, надо было лучше соображать, с кем гулять, с кем не гулять. Девушки, которым пора замуж, слишком взрывоопасный контингент, с ними, как сапер, ошибаешься лишь раз. Вляпался, считай, не повезло. Так что, все по делу. Как бы то ни было, плакать и осыпать судьбу проклятьями не собираюсь. У мужика есть пара челюстей, которые он может, и должен, стиснуть, когда тяжело, и идти дальше. Я считаю.
– Вот, хорошо сказал, – Туз покивал головой. – Выпьем за это!
– А вы? Почему такие одинаковые? Грим, имена и прочее? Туз, Чужак, Дитя, это же все из одной оперы.
– Еще Кот, Анкх…
– Братец Лис?
– Нет, этот, как и Демон, отдельно, они сами по себе. Присоединились потом. Пусть, не жалко. Только мы не из оперы, а из одного двора. И росли все вместе, и тусовались, и Кисс слушали, и многое другое. А потом все вместе в легион записались. Мы тут: один за всех, и все за одного!
– Похвально, что. Одобряю. Ну, хорошо, а ты? – спросил Серж у Демона. – Кто такой, откуда, куда и зачем? Маска, видно, такая же, но ты не с ними. Не с парнями из нашего двора. И Кисс ты, поди, не слушаешь. Чувствуется, что-то с тобой не так…
– Почему не так? Все со мной нормально!
– Ну, я же вижу, что тебя все время что-то корежит, точно наизнанку выворачивает. Давай, как сам говоришь, колись, что за проблема там у тебя, внутри? Выкладывай прямо здесь, на стол, а то потом в каком неподходящем месте прорвет. Что тебя гложет? Рассказывай.
Демон со стуком опустил полупустой бокал на стол.
– Хочешь знать? Ладно, сам напросился. Только не жалуйся потом. Просто я ненавижу вас, офицеров, понятно? Всех! Потому что вы самое подлое сословие, вам веры – от меня лично – нет никакой. Вот такое мое отношение.
– Ух ты! Серьезное заявление. А в чем дело-то? На чем злость основана? Чем ненависть свою питаешь?
– Так он это, почти что один из вас, – ухмыльнулся Чужак. – Курсантом был. Его из училища прямо перед выпуском выперли. Ну, правда ведь? Скажи ему сам.
– Да пошел ты!
– Правда, что ли? Ну-ну, рассказывай, раз начал, что да как? Что за училище?
– Училище ВДВ.
– То самое, гвардейское?
– То самое, дважды Краснознаменное.
– Ух ты! Я тоже когда-то хотел туда поступать, но по здоровью не прошел. И что произошло?
– Подрались, на стаже, с местными.
– Ну, брат, а что бы ты хотел? Ведь тебя воспитывали, как машину убийства. Ты не имел права…
– Да они сами напросились! Мы на танцы пришли в клуб, только девчонок пригласили, ну и они, быки эти подкатили. Пошли, да пошли. Ну, вышли, без проблем… А потом так все представили, будто мы напились пьяные, девок всех перетрахали, прямо на сцене, Дом культуры развалили…
– И что, всех отчислили?
– Почему всех? Меня одного. Я же за старшего был. Три месяца до выпуска. Без права восстановления. Ненавижу!
– Да уж, история… Зачем же ты в легион подался? С таким-то настроем?
– А чтобы доказать, всем! Что зря со мной так, что не надо было. Имею право!
И вот этого деятеля с возбужденным и оскорбленным самолюбием он оставил вместо себя. Чем он только думал? Чем думал… Что нашлось, тем и подумал. Все равно ведь некого больше. Как ни крути, а самый подготовленный, без пяти минут лейтенант. Авторитет, какой-никакой, имеется, вот пусть теперь ответственности хлебнет. А то, болтать языком, каждый горазд. Хочешь доказать, что можешь? Вот тебе такая возможность, доказывай. Серж вздохнул. Сомнения, конечно, имелись, оправданные, и опасения, что не все может быть гладко, но в душе он все же надеялся, что парень справится, и с собой, и с обстоятельствами.
Добежать до Куста по сухому они, конечно, не успели. Когда до укрытия оставалось не больше ста метров, припустил дождь. Мелкий, точно разбитый в блендере, но обильный, густой, какой-то даже жирный, много. Заскочив под навес над входом, Серж и Тагази какое-то время отдувались, смахивали воду с брони и касок, вытирали лица платками.
– Ты смотри, что делается, – изумлялся Серж небесным обстоятельствам. – Хляби разверзлись.
– Что такое хляби? – поинтересовался Тагази. – Хотелось бы узнать конкретно.
– Ну, это там, наверху. Окна небесныя. Бездны. Говорится – хляби.
– А, понятно. Источник всему. Нормально, я так и думал. Завтра еще снег пойдет.
– С чего ты взял?
– Увидишь.
– Ага, увидим. Ладно, пошли, ротный заждался.
– Дай-ка я, – подвинул эвокат Сержа в сторону, увидев, что тот замешкался у тяжелой полусферической двери. Тагази был значительно мощней командира взвода, но и ему пришлось приложить немало усилий, чтобы преодолеть инерцию и сдвинуть с места эту громаду.
Они оказались в обширном тамбуре, освещенном ярким светом диодных светильников. Навстречу им выступил гоплит-дневальный.
– Оружие и снаряжение оставьте, пожалуйста, на вешалке.
Оглянувшись в указанном направлении, Серж увидел, что на крючках уже висят чьи-то пэпэпшки, броня и каски. Значит, и другие взводные здесь, решил он. Это обстоятельство насторожило, видимо, действительно произошло или готовилось что-то серьезное.
Справа от входа, за спиной у дневального, из полуоткрытой двери в соседнюю комнату дышало влажным теплом и запахами пересушенной и не очень чистой одежды.
– Чем топите? – спросил Тагази, кивнув на сушилку.
– Вестимо, дровами, – как-то вымучено улыбнулся гоплит.
– А дрова где сушите?
– Здесь же и сушим. И еще под навесом запас есть.
– Все путем, молодцы.
– У Докучеева не забалуешь…
Они прошли в расположенную напротив входа дверь и оказались в центральном помещении бункера. Низкий потолок, точно присевший под собственной тяжестью, яркий свет все тех же диодных светильников, центральный стол с разложенной на нем картой. И, поверх всего, такой плотный, что можно резать ножом, пласт табачного дыма. Не громко, но натужно гудела вытяжка, перетягивая дымовое одеяло на себя и мало-помалу его утилизируя. Дальше, за столом, в стене, обращенной к Литорали, имелись проходы к стрелковым ячейкам. В них, насколько знал Серж, вместо пулеметов были установлены базуки, как их справедливо, в общем, называли. Вроде пэпэшек, на том же принципе работающие орудия, но раза в три больше калибром, 88,9 мм. У них во взводе тоже была одна такая. Базука. Труба иерихонская.
– Наконец-то! – встретил их центр возгласом. Поздоровавшись, предложил: – Присаживайтесь. Можете курить. Все в сборе, начинаем. Итак, как водится, я собрал вас здесь, чтобы сообщить пренеприятное известие.
– К нам едет ревизор?
– Ревизор уже здесь. Где он, кстати? Сан Саныч! Где вы?
– Да здесь я, здесь, – раздалось в ответ, а следом за голосом рядом со столом нарисовался буквально-таки из ниоткуда, из воздуха, подполковник в камуфлированной армейской форме. По погонам на плечах и обнаружилось, что подполковник. Среднего роста, сухощавый, со стальным взглядом – ассоциация почти моментальная, потому что глаза светло-серые, и плюс взор пристальный, точно штык, жесткий.
– Никак не привыкну к этой вашей манере. Что вы, ей-богу, все прячетесь?
– Да вы не обращайте на меня внимания.
– Как же, не обращать. Господа, представитель Особого отдела Легиона, подполковник…
– Сан Саныч меня зовут, этого довольно.
– Хорошо, пусть так. То есть, как скажете. Прошу любить и жаловать, Сан Саныч. Он нас немного проконтролирует.
– Нет, нет, никакого контроля. Не обращайте на меня внимания, занимайтесь своими делами, я даже вникать ни во что не буду. Просто осмотрюсь немного.
У Сержа тоскливо заныло под ложечкой. Уж не по мою ли душу, подумал он? Рано или поздно, кто-то должен был прийти, осмотреться вот, начать задавать вопросы. А потом, глядишь, начнут и руки выкручивать. Не успел он додумать думу, глядя на подполковника, как тот кивнул присутствующим, улыбнулся тонкими, как бритва, губами и просто исчез у всех на глазах. Растаял в воздухе, слился с пространством. Да, да, конечно, вникать он не будет. Вот как за таким уследить? И не заметишь, как во все вникнет.
– Ладно, господа, продолжаем. Короче говоря, пришел приказ из Легиона, за подписью генерал-легата Разгильдеева. В нем предписывается здесь, на нашем участке, организовать разведку боем. Что связано, как сами понимаете, с резкой активизацией противника в последнее время. Надо выяснить, что у них на уме, что они нам готовят и вообще, что происходит. Поручили нам, нашей центурии. Будем выполнять.
– Каким образом?
– Ну вот, давайте теперь подумаем, как и приказ выполнить, и личный состав сохранить.
– Мне кажется, чистое безумие, идти на них в атаку, – высказался взводный два.
– Почему?
– Понятно, почему. Людей положим, и ничего не разведаем. Что там можно разведать? Они же, как призраки, то есть, то их нет. Вон, как Сан Саныч.
Сан Саныч тут же материализовался из воздуха и погрозил, кому надо, пальцем.
– Вон, видишь.
Сан Саныч, продолжая грозить пальцем, дематериализовался, растаял, исчез.
– Но приказ есть, и его никто не отменит. Обязаны выполнить, это всем понятно.
– Понятно, конечно. Но каким образом? Ты сам что предлагаешь?
– Ну, во-первых, полагаю осуществить разведку силами третьего взвода. Вы и так впереди, и ближе всех к Бреши сидите, вам и идти недалеко. Через распадок пройдете, подниметесь наверх, до леска, посмотрите, что там и как. Сможете продвинуться дальше, хорошо, нет – нет. Главное, оценить обстановку. А остальные в это время представление на своих позициях устроят. Концерт духовой музыки. Ну, ты понял да? Поддержим, отвлечем на себя неприятеля огнем из всех орудий.
– Не пойдет.
– В смысле? Что не пойдет?
– Падь непроходима сейчас. Который день дождь поливает, болото в низине раскисло, увязнем в нем. Там нас и накроют, на кочках. Тем более, что не слышно ни фига, а эту всю хрень только на слух и определяешь. Нет, теперь идти вперед действительно безумие. Как и было правильно сказано.
– Что ты предлагаешь?
– Подождать день-два. Есть сведения, что завтра снег пойдет. Там, глядишь, и подморозит. Легче-то по морозцу через болото.
– Хорошо бы, согласен. Но у меня приказ.
– Что, там и дата проставлена?
– Так точно.
– Когда.
– Сегодня, через два часа.
– Черт! Что за фигня творится? Вот как это понимать, командир? Обычно время операции оставляют на наше усмотрение, тем более, когда она, как теперь, локальная. А приказ поступил полчаса назад, да? Сорок минут. Что на подготовку остается? Ничего. В бумаге что, весь сценарий расписан?
– Гм, я промолчу, пожалуй. Да.
– Понятно. То есть, вообще ничего не понятно!
– Что я могу сказать? Приказ подписан командующим Легионом, и нам придется его выполнять. Как есть, ничего менять мы не вправе.
– Но это же самоубийство, центр!
– Или убийство.
– Но, но, но! Я попрошу! Ну-ка, попридержитесь здесь! Не забывайте, что и у базук есть уши. Я говорю, надо просто подумать, как грамотно, по уму все сделать.
– Времени нет думать.
– Да! Времени в обрез. Поэтому давайте без лишней болтовни. Есть что сказать по делу, говорите. Нет, – сидите лучше молча.
– Хуже всего то, что мы до сих пор не знаем, как это у них работает.
– Что ты имеешь в виду.
– Ну, эти их штучки, шлепки, биты и прочая сажа. То есть, кто все запускает, как наводит, как управляет – совершенно непонятно. Лично мне непонятно. Даже когда пехота их появляется, и то ничего не ясно, что и как они делают.
– Так, может, компетентные товарищи проникли глубже нас? В суть проблемы? Может, Сан Саныч с нами поделится сведениями?
– Вот да, было бы неплохо. Сан Саныч! Вы здесь еще?
– Да-да… Лицо Сан Саныча полу проявилось из воздуха, нарисовалось, струясь и подергиваясь, точно улыбка Чеширского кота. Потом он поднял глаза, обвел всех взглядом и, уже через мгновение, явился и сам, во плоти и в полный рост.
– Сан Саныч! Что за волшебство такое? Как вы это делаете?
– Да, правда. Это ваше природное свойство, пропадать, или…
– Кое-какая склонность, конечно, была изначально, но в основном сказываются годы упорных тренировок. Постоянные упражнения в маскировке. Терпенье и труд, что называется. Ну и, конечно, путеводные примеры из классики, вам они известны.
– Сан Саныч, – поинтересовался Серж, – скажите, а вы только для нас можете стать невидимым?
– Что вы имеете в виду?
– Кошки, собачки, например?
– О, нет, животных обмануть практически невозможно. Хотя, иногда удается и их ввести в заблуждение. Но очень, очень редко. Дети природы, что вы хотите.
– А вот, скажем, чужие? От них вы можете спрятаться?
Сан Саныч воззрился на Сержа с удивлением.
– А вот это, знаешь ли, интересный вопрос. И я, честно говоря, не знаю, как на него ответить. Дело в том, что я прибыл сюда, на фронт, всего пару дней назад, и еще не успел… Но я обязательно это выясню, при первой же возможности. Очень хорошо, что подсказал. Очень хорошо.
На небольшом столике с желтой, густо покрытой масляным лаком крышкой, где у стены в ряд выстроились несколько полевых телефонов, раздался резкий, как вскрик индюка, звонок. Присутствующие, все поголовно, даже Сан Саныч, вздрогнули и оглянулись на аппарат. Единственный вид связи, по полевому проводу, доступный в здешних условиях. Как в старые суровые времена. Да и тот не слишком надежен.
– Да! – сорвал трубку с возбудившегося прибора Докучеев. – Что там у вас? Докладывайте! Я ему передам. Да!
По мере того, как ротный слушал доклад, лицо его все больше мрачнело.
– Ничего сами не предпринимайте! Ждите! – сказал он, наконец, отрывисто и, бросив трубку, обратился к Сержу. – Что там у тебя происходит? Какой-то боец застрял на нейтралке. Зачем его туда понесло, Воробья этого? Он что, не знает, что воробей не птица? Давай, разбирайся. Мигом!
Глава 6. Сам погибай, а товарища выручай.
Сплошной белый свет, а, значит, и боль, с ним связанная, в одночасье распался на фрагменты, участки и полосы. Сформированное таким образом пространство, было похоже на необъятный чертог, в ходе дальнейшей трансформации ссохшийся в объемах и превратившийся в обыкновенную больничную палату. Так ненавидимую им.
Архитектурный каприз, фрактальная галлюцинация.
– Я есть Бог. Для тебя, – услышал он голос.
– Бог – как фамилия? – полюбопытствовал все же он, хотя разговаривать так не хотелось, хоть умирай. – Уйди, Бог. Проваливай! Я не звал тебя, Бог!