Вера Салагаева
Когда побегут мурашки
« …важно не то, что мы видим. Куда важнее, что мы чувствуем».
Эльчин Сафарли.
Кто ты? Если не любишь холодную зиму, позднюю осень с хлёсткими дождями и мокрую раскисшую раннюю весну и чувствуешь себя уютно в тёплом солнечном лете и ранней осени, когда вся природа приобретает яркие, с позолотой, цвета.
Глубоко в душе, ты – романтик, снаружи – красавец, а внутри – грубый и неотесанный парень. Твои красивые серые глаза лучат холодность, а с сочных губ слетают такие слова, что впору затыкать уши.
Однозначно – человек, со своими контрастными полюсами, силой и слабостью, неверием в любовь и любовью, стоящей у порога, о которой, ты ещё не знаешь и боишься вынуть ключик, чтобы отпереть одинокое сердце.
Человек, каких достаточно, чтобы заселить мир и мало, чтобы сделать его приятней. Ты не знаешь об этом и живёшь, играя в детскую игру, пока не надоест, пока не повзрослеешь, чтобы потом, играть по-взрослому, но всё с тем же азартом, ибо человеческая низость и жадность не имеет границ.
Открыться людям – не в твоей натуре, легче ранить, причинить боль, пуская в ход юношеские чары, колкий юмор и гневные кулаки.
Отталкивать и притягивать людей – не твой талант – ледяной маски, со жгучей испариной с изнаночной стороны, которую ты кажешь, лишь своему единственному другу.
Но, ты – ученик выпускного класса Дмитрий Репнин можешь всё изменить, когда побегут мурашки…
Дима не знал, что чудное мгновение, описанное великим классиком, явится в его жизнь, когда среди одинаковых скучных лиц, его прохладный взгляд, выхватит черты, ранее не существующей, богини.
Жизнь оттягивает лучшие моменты, выжидая увидеть нашу омерзительную сущность, чтобы потом, выплеснуть из себя сгусток света, что заставляет нас оставаться людьми. Поэтому, перед этим прекрасным мгновением, в класс влетела Света Устюгова – рыжая проворная девочка с кудряшками у висков, тонкими спичечными ногами, но сравнительно выдающимся бюстом.
Лучась не красотой, а солнечной простодушной улыбкой и густо разбрызганными по узкому лицу, веснушками, она завоевала доброе и уважительное отношение одноклассников, умножив его умением создавать интригу. Как ей удавалось узнавать все школьные новости первой, не знал никто, но она делала это упорно и методично, лишь иногда ошибаясь в их достоверности. Вот и сейчас, перед началом уроков, она стояла у доски и выкладывала добытую информацию:
– Ребята, чума! Француз прибыл! Казалось, что её блаженная улыбка выплыла за её щёчки и завязалась бантиками на рыжих косичках. – Он у директора в кабинете. Говорят, молодой и красивый. Представляете, настоящий француз! Жаль, что в конце года.
Класс шумно отреагировал, особенно женская половина, пожелавшая немедленно лицезреть и испытать заморского принца, поскольку местный принц, сидящий на галерке, был слеп и глух к девичьим метаниям в сторону его неординарной персоны.
Ученик на камчатке приоткрыл глаза и спросил, не обращаясь ни к кому:
– Он что с Бородинского сражения шёл? Не спрашивала?
– Репнин, спроси сам, когда увидишь, – огрызнулась тоненькая и золочённая весной, девочка.
– Не груби старшим, малявка, – безразлично отозвался он.
– А то что? – усугубляла ситуацию Света.
– В жмурки поиграем. Хочешь? По классу пробежал смешок, но выражение лица ученика, сидящего на задней парте, не изменилось.
– Пошёл к чёрту, Репнин, – не сдавалась разносчица свежих утренних новостей.
– У чёрта и так до черта. А девочка с пышным бюстом, лишь у нас. Так что, поиграем?
– Высохни, Репнин, – буркнула Света и села за парту.
Учитель французского языка вошёл, как открылась входная дверь, приковав к широкому прямоугольному проёму, двадцать пар любопытных глаз. Но в класс вошёл не настоящий француз, а настоящий бриллиант.
Она вошла: прямая, как струна, изящная, чуть взволнованная и вместе с тем, уверенная, следом за грузным директором школы, отчего казалась ещё грациозней. Оценивающий взгляд ученика с последней парты в третьем ряду, рассеялся при виде такого чуда, но скоро, собрался и сконцентрировался на её красивых линиях лица, шеи, плеча. Несколько секунд он смотрел не отрываясь и когда его взгляд решил скользнуть ниже, голос соседа по парте отвлёк его:
– Вот это штучка! Я аж вспотел.
Диме не понравилась его реплика и он дёрнул плечом, давая понять другу, что надо заткнуться, но тот, уже смотрел на неё, открыв рот.
– Где таких куколок делают? – не унимался вдохновлённый отпрыск рабочего рода, мечтающий стать писателем.
– Варежку захлопни, – равнодушно произнёс Дима. Антон замолчал и закрыл рот, но свет восхищения всё просачивался сквозь сжатые губы.
Директор, как всегда, старомодно и оттого скучно, представил нового учителя, но Дима не слышал ничего, он безразлично вглядывался в тонкие черты её белого, почти фарфорового лица. Пока директор читал мораль об уважении к учителю, что было его каждодневным занудством и бесило учеников, она с улыбкой на лице, оглядывала класс.
– Хотя, красоты бы ей добавить не мешало, в профиль, она симпатичней, – высказался Антон.
Сам Дима не мог определить: Красивая она или обычная, но что-то волнующее в ней, точно было и Дима поёжился. Не от холода, в классе было душно, от льющегося в высокие окна весеннего солнца, от непонятного ощущения, возникшего где-то между левым плечом и позвоночником, словно на коже лопались газированные пузырьки. Незнакомое ощущение возникло и исчезло, оставив воображаемые холодные бисеринки на кончиках пальцев, что быстро растаяли в противно – душном воздухе.
Прежнее, пустое состояние, что вернулось, было комфортней и он обрадовался ему, выдохнув остатки напряжения в кулак.
– У нас же, не французский язык сейчас, чего директор привёл её? – спросил Антон сдавленным шёпотом.
– Представить классу, дубина, – бросил Дима, почему-то злясь на друга.
Сказанное негромко, услышал весь класс и визуально рознящая пара у доски. Ученики затихли, ожидая грома и молнии, но директор, лишь громко кашлянул, стараясь быть тактичным в присутствии дамы. Молодая женщина, больше похожая на интерна, чем на состоявшегося учителя, кинула взгляд в сторону грубого ученика и её зеленоватые глаза встретились с холодным серым взглядом.
Дверь открылась ещё раз и в её светлую полосу, а не полный прямоугольник, вошла учитель химии – низкая полноватая женщина с гладко причёсанными тёмными волосами, скрученными сзади в тугой бублик. Широкие каблуки её чёрных туфель, зацокали к столу, неся полные ноги, похожие, на вздутые ножки винных бокалов. Директор повернулся к выходу и пригласил жестом только что представленного учителя, следовать за ним. Он уходил, жмуря глаза и уводя за собой новый объект временных классных пересудов.
Как и водится во всех сферах подлунного мира, что-то непонятное или кто-то интересный, проникая, врываясь, входя в жизнь людей, становится объектом недолгого внимания. Поговорят день – два, обслюнявят и выплюнут и станут растирать подошвами башмаков, если в том объекте нет стержня или, хотя бы тонкой проволоки, способной уколоть. Приятные минуты закончились и начался урок химии.
Урок чудовищных формул, запахов и сурового взгляда сквозь очки, не приносил Диме никаких приятных впечатлений и он выпадал из темы урока, как осадок серебра в ионном уравнении. Мысли, текущие особняком от общей мысли класса, вели его к прелюдии урока и он осознал, что упустил то, чему посвящалось начало учебного дня.
– Как её зовут? Я упустил, – отвлёк он соседа по парте, рисующего на полях тетради непонятные значки, являющие свою суть, лишь самому автору.
– Светлана Сергеевна, – ответил Антон, подозрительно глядя на друга. – У тебя с памятью плохо?
– Да не химичку, идиот, а нового учителя, – спокойно уточнил Дима, вытягивая длинные ноги под партой.
– Дарья Николаевна её зовут, – сообщил Антон и игриво предположил. – Так очаровала, что ничего не слышал?
– Пошёл к чёрту, – лениво отмахнулся Дима.
– Пожалуйста, друг, – ответил тот и добавил. – Где же, всё-таки та, что растопит твоё ледяное сердце?
– А твоё?
– Ты же знаешь, что я люблю только тебя, – улыбнулся Антон. – Но, увы, моя горячая любовь не взаимна.
Девочка сидящая впереди Антона, рыженькая Света Устюгова, слегка повернула голову и прошептала:
– Заткнётесь вы или нет, мешаете. – Повела плечом, отвернулась и буркнула себе под нос. – Мерзость, фу!
Друзья брызнули тихим смехом и строгий окрик учителя осёк их веселье:
– Репнин, Чижевский. Весело?
– Простите, Светлана Сергеевна, мы слегка отвлеклись, – извинился Антон, а Репнин зевнул и уткнулся в руки, брошенные на парту.
Из головы не выходила изящная молодая женщина, недавно представленная ученикам одиннадцатого «Б» класса и Дима, не понимал и злился, почему он думает о ней. Она не была красивой, как Кристина Орлова из параллельного класса или прикольной, как Соня Видова, сидящая в первом ряду и не сводящая с него глаз. Что же зацепило его, думал он, засыпая, но едва прозвенел звонок, он сорвался с места и исчез, ещё в пустом, не осквернённом непристойными мыслями и разноголосыми выкриками, коридоре школы. Быстро поднимаясь по лестнице, он спешил на крышу.
Лишь здесь, на открытом пространстве, он чувствовал себя свободным и часто приходил сюда, выдохнуть спёртый воздух надоевших уроков и вдохнуть аромат, натруженного днём и веселящегося ночью, родного города.
Сегодня, он был не один. Несколько старшеклассников, обладающих вечными лёгкими, курили, сидя на перевёрнутых пустых ящиках, поднятых сюда именно для этой цели.
– Привет, самоубийцы, – бросил он, проходя мимо и направляясь к краю крыши с низким металлическим ограждением по всему периметру. Придавив школьными брюками, точнее тем, что они вмещали в себя, пыльную бетонную плиту, он сел лицом к курильщикам, прислонил спину к холодным прутьям ограждения и вытянул ноги. Стараясь отвлечься, ни о чём не думая, он оглядывал всё те же повторяющиеся окрестности, но настырная одиночная мысль предательски вернула к француженке.
Второй иностранный язык ввели в конце первого полугодия, но новый учитель явился в середине марта последнего учебного года. Где смысл, не понимал никто, видно в системе образования появились чудики, грезящие тем, что ученики средних школ смогут выучить два иностранных языка, когда не знали и одного, что преподавали им с пятого класса.
Сначала, все с нетерпением ждали и гадали, кого же пришлют вталкивать детям в головы вычурную французскую речь, но устав от ожидания к концу февраля, доламывали языки британским воздухоглотательным произношением, перестав заморачиваться на эту тему. У старшеклассников были дела куда важнее, ведь это была последняя школьная весна.
Солнце лило тёплые робкие лучи и Дима, впитывая их тепло, расслабился и закрыл глаза, но школьный пронзительный звонок, заставил его вздрогнуть. Ученики, побросав окурки в консервную банку, исчезли в проёме низкой двери, а Дима, радуясь, что остался один, зажмурил глаза.
Являться к третьему уроку, проспав математику на крыше, не было привычкой, но стало сиюминутным желанием появляться сегодня лишь там, где ему хочется, не ломая в себе ничего, кроме собственной лени. Любопытство перебороло лень, когда Дима вспомнил, что третьим уроком был французский язык. Потягиваясь, он спустился с крыши и занял своё законное место на последней парте, ожидая, когда в класс войдёт та, что вызвала лёгкое волнение.
Дарья Николаевна двигалась к столу, неся классу спокойное лицо с умеренной, но такой манящей, улыбкой и Дима узнавал, что она в костюме бледно-песочного цвета, блузке с коричнево-белым мелким и редким рисунком и туфлях пудрового оттенка на шпильках средней высоты. Стоя у стола, она мелодично разлила в розовые уши учеников мягкий приятный голос с ничего не выражающего лица. Открыв перед собой журнал со столбцом, возвышающих и обличающих фамилий, она начала урок со знакомства. Поднятая рука означала, что носитель данной фамилии в классе и у него не было или отпало намерение прогулять первый урок французского языка. Услышав своё полное имя и следом, фамилию, что было редкостью среди других учителей:
– Дмитрий Репнин, – с последней парты поднялся высокий, статный, красивый ученик. Внимательно оглядев ученика, не меняющимся спокойным взглядом, учитель сказала:
– Спасибо, но можно было не вставать. Ты, уже обратил на себя внимание дерзкой фразой, брошенной в присутствии директора школы.
– Так вы меня запомнили? – улыбнулся Дима и уселся на место, отбрасывая тёмную прядь удлинённой косой чёлки, упавшую на лицо.
Дарья Николаевна смотрела на ученика, не выражая никаких эмоций и лишь, лёгкий взмах чёрных длинных ресниц, на миг скрыл и явил спокойную зелень больших глаз.
Что происходило потом, Дмитрий Репнин не вникал. Он изучал нового учителя, а не предмет, который был нужен ему, как собаке пятая нога. Газированные пузырьки лопались опять и он, опять, злился, но вскоре, злость сменилась интересом и он спросил, прерывая учителя:
– Можно спросить?
– Да, конечно, – улыбнулась Дарья Николаевна, считая, что ученик с последней парты проявил интерес к её предмету.
– Дарья Николаевна, вы замужем? – прилетело с камчатки и её улыбка погасла. Некоторое время она думала, опустив белокурую голову, после подняла глаза и холодно сказала:
– Я отвечу пытливому ученику, если на следующем уроке, он ответит мне на три вопроса из трёх заданий, на языке, который я люблю и очень буду стараться, чтобы и вы полюбили тоже.
– Всё, как в сказке: три ответа, три задания. Может, вам и тридцать три года? – съязвил Репнин, не удовлетворившись её уклончивым ответом.
– Мне двадцать четыре года, – спешно ответила она и лицо, опять, не выразило ничего, кроме безразличия. Интерес к учителю возрос, но бесило её полное равнодушие. Так девчонки не вели себя с первым красавчиком школы. Мысли ученика прервал уравновешенный голос учителя. – Обязательно интересоваться моей личной жизнью, Дмитрий Репнин? Я запрещаю вам, задавать такие вопросы учителю и это, относится ко всему классу.
– Я сам всё узнаю, просто, спросил, – откликнулся Дима. Учитель оглядывала дерзкого ученика и не знала, что предпринять. Её выручила староста класса Лена Кислякова.
–Дарья Николаевна, вы действительно верите, что обучите нас французскому языку за два с половиной месяца?
– Не верю, – честно призналась учитель и спросила. – Но, что же мне делать?
– Улыбнитесь, Дарья Николаевна, – предложил Дима. – У вас такая очаровательная улыбка. По классу пробежал смешок.
– А у вас, Дмитрий Репнин – полное отсутствие манер. Полагаю и мне и классу будет некомфортно, если вызывающее поведение одного ученика, негативно скажется на качестве моих уроков и как следствие, на ваших знаниях, – прочла она монолог добросовестного учителя и отвернулась к доске.
Мел проворно бежал по черноте гладкого поля, но никто не понимал, что пишет учитель. Наконец, она повернулась лицом к классу и к доске прилетело предложение от не усвоившего проповедь ученика:
– Позвольте мне, просто присутствовать на ваших уроках и проблем не будет. Я не полюблю французский язык, Дарья Николаевна.
– Поживём-увидим, а спрашивать, я со всех, буду одинаково. Я не выделяю любимчиков, не надейтесь, – обратилась она к классу и наступила полная тишина. Пронзительный звонок врезался в её мёртвое пространство, подняв учеников и расслабив учителя.