Я надеюсь уехать за город в ближайшие дни, так что смогу передохнуть.
Прошу Вас, прочтите моим глупым товарищам там у Вас, что я пишу о Вашем вокальном методе, ведь они правда очень глупые. Даже я поглупела почти как они, просто я была талантливее.
Де Сегуролла[53] ослеп, бедняга. Он все еще в Голливуде.
Я виделась с Романо Романи. Он совсем пропал. Дает уроки и полнедели проводит в Балтиморе, где сейчас живет Роза Понсель. У них была любовь, ну не знаю, в общем сейчас я еду туда, к нему, на четыре дня. Что и как меня не интересует, и пишу я это только Вам, потому что Вам любопытно будет узнать: Понсель больше не поет.
Мне не удалось найти Фредерика Стара. Я познакомилась с сыном Багарози – помните? Давний мой агент. Уверяю Вас, скоро Вы получите от меня хорошие вести.
Представляете, Джонсон сказал, что я должна петь «Баттерфляй» и Дездемону в «Отелло». Упаси Господи!! Я обернулась и сказала: «Простите? Наверное, я ослышалась, потому что предлагать мне «Баттерфляй» просто глупо, при моем-то росте». Но, увы, я все прекрасно расслышала! Лучше заткнуться и вообще ничего никогда не петь, чем петь вот это вот. Ведь правда.
Потом он предложил мне выучить «Фиделио» по-английски – но я не хочу начинать с «Фиделио». И я права. Я надеюсь дебютировать, возможно, «Нормой», то есть тем, на чем я сделаю себе имя. Сделав себе имя, можно петь все что угодно. Но такое средненькое начало меня не устраивает. Скажите мне, права я или нет! Торопиться мне некуда. Отдых пойдет мне на пользу, я очень устала.
Слава Богу, с папой мы живем хорошо, он уже не знает, как выказать мне свою любовь, и вот сделал мне подарок: чудесную спальню. Я прямо как принцесса!
Господь все же помог мне, и теперь, когда мне так необходим покой, он у меня есть, равно как и все удобства. Я не особенно развлекаюсь, мне хочется, насколько это возможно, сохранить силы для торжественного момента. А мой долг – оберегать голос, доставшийся мне от Бога.
Помню, Вы однажды сказали мне: достигнув того, к чему стремишься (и лучше самых высот), ты сможешь задуматься о личной жизни. Моя жизнь на данный момент полностью посвящена строгому распорядку, которого требует пение. Клянусь.
Вы, должно быть, рады, что я так себя ощущаю, правда?
Моя дорогая, я оставлю Вас, потому что мне пора уходить, но я скоро еще напишу Вам. Только прошу Вас, ответьте – я буду так этому рада. Напишите мне все свои новости и поделитесь впечатлениями о том, что я рассказала. И не бойтесь меня задеть.
Я жду от Вас письма как можно скорее и надеюсь, что Вы пребываете в добром здравии и настроении.
Надеюсь, Вы думаете обо мне.
Всегда ВашаМария.1947
Эдди Багарози[54] – по-английски
Среда, 20 августа 1947 г.
Дорогой Эдди!
Сегодня утром, по прошествии двух месяцев, мы наконец получили от тебя письмо. Конечно, «мы» – ведь мы с Луизой уже почти слились воедино. Я была просто счастлива узнать, что ты избавился от всех своих проблем, Эдди, я искренне желаю тебе всего самого наилучшего – я всегда этого желала и всегда буду желать – несмотря на тот факт, что ты никогда этого не понимал.
Я знаю, ты жалуешься, что я не пишу, мой дорогой, и ты наверняка прав, но ты так и не догадался, что на то есть свои причины. Вообще-то, я начала писать тебе длинное прекрасное письмо, со всеми новостями, но по причинам, которые ты поймешь позже, порвала его и решила не писать. Но это вовсе не означает «с глаз долой, из сердца вон»! Я отказываюсь с этим смиряться и прошу тебя никогда этому не верить, даже если все тебе говорят обратное – вот и все, я знаю, ты достаточно умен, чтобы читать между строк.
Что касается моих новостей, то я вижу, ты хорошо осведомлен, поэтому не буду утомлять тебя подробностями. В результате того несчастного случая я пострадала довольно серьезно, не только физически, но и морально. Не знаю, как я нашла в себе достаточно мужества и сил, чтобы спеть все 5 спектаклей[55] – это мне дорогого стоило! Луиза была очень добра ко мне, и я никогда вас обоих не забуду.
Себастьян написал мне сюда, умоляя написать ему и послать расписание моих выступлений в Италии, чтобы он мог договариваться с Grand & Opera Comique. Ты сказал, что я не должна соглашаться, поэтому я ему и не ответила.
Серафин от меня без ума, и я почти уверена, что если он поедет зимой в Англию, то позовёт меня – он дал мне это понять. Здесь Лидуино[56] слушал мой четвертый (лучший) спектакль и хотел поговорить со мной. Я попросила его зайти в отель. Он заглянул ко мне в гримерку и спросил, останусь ли я. Я ответила, что это зависит от того, что он мне предложит и что я выберу. Тогда он сказал Луизе: Ma, al principio non si put fare molto[57], и т. д. (К счастью для него, я этого не слышала, а то все могло бы закончится совсем по-другому!). В общем, мы увиделись на приеме в Кастельвеккьо, и он не спускал с меня глаз, как бы приглашая поговорить с ним. Да пошел он к черту! Боже мой, как мне надело получать гроши за свои выступления. Они хотят ставить «Норму», но у них нет сопрано, и ее некому петь. В общем, хотят ставить – пусть ставят, но они мне за это заплатят, и заплатят хорошо. Второй раз то нелепое представление чуть ли не со сломанной ногой и почти задарма не повторится. Все удивляются, что я не подала на них в суд. Ладно, забыли.
Я благодарю небо за то, что оно послало мне это ангельское создание[58], так что впервые в жизни мне больше никто не нужен. Что касается замужества, я все еще хорошенько обдумаю, обещаю тебе, но ведь дело в том, что своего человека находишь так редко. Ты, хорошо зная меня, мой характер и все остальное, поймешь, что, если я говорю, что счастлива с ним, это значит, что он именно тот, кто мне нужен. Он немного старше меня, намного, честно говоря, – ему 52 года, но он поддерживает форму во всех смыслах, иными словами, он это я, если ты понимаешь, что я имею в виду. Он это я, а я это он. Он прекрасно меня понимает, и я его понимаю тоже. В конце концов, в жизни важны именно счастье и любовь, настоящая, спокойная, серьезная любовь и глубокие чувства – это важнее, чем проклятая карьера, от которой тебе остается одно только имя. И потом в ней есть место и свету, и тьме. Даже Серафин, будучи поначалу без ума от меня, счел мою Джоконду слишком тяжеловесной – уверяю тебя – я, возможно, была бы счастливее, если бы пела партии меццо-сопрано. Мой голос все неизменно считают слишком тяжелым и грубым. Но потом они, конечно же, жалуются, что, кроме меня, драматического сопрано нет, так что, поверь, я правда устала от всего этого оперного мира. Я впервые нашла своего человека. Что ж мне теперь, его бросить и остаться несчастной до конца своих дней? В нем ведь есть все, что я только могу пожелать, и он просто-напросто меня обожает. Это не любовь, а нечто большее. Пожалуйста, напиши мне и скажи, что делать. Ты умный и неэгоистичный, скажи.
Пока что я хочу какое-то время не петь, потому что из-за ноги я ужасно устаю. Я, вероятно, поеду с Луизой в Милан, потому что хочу отвезти ее на нашей машине, может быть, мое присутствие пойдет ей на пользу. В эту субботу у нее день рождения, надо бы ее развлечь. Еще я ненадолго съезжу в Грецию. Баттиста, вероятно, поедет со мной, если не будет слишком занят, а оттуда мы вместе отправимся в Швейцарию. Там есть какая-то невероятная картина, и он хочет мне ее показать. Пожалуйста, не повторяй никому то, что я пишу. Мне не нравится, когда мои личные дела становятся общим достоянием, прошу тебя.
Я рада, что написала это письмо, мне кажется, будто я поговорила с тобой. И мне кажется, что ты ближе, гораздо ближе ко мне. Пожалуйста, не сердись, что я не часто пишу тебе. Просто я такой же плохой корреспондент, как и ты. И еще – не будь со мной эгоистом, не понимай меня неправильно. Мои чувства к тебе не изменились после моего отъезда.
Мне хотелось бы, чтобы ты сразу ответил мне, прямо, и с юмором, и не как агент, а как Эдди, мой друг.
Поцелуй от меня мою маму и скажи ей, что, когда мы вернемся из Швейцарии, она сразу приедет ко мне. Расскажи ей все мои новости, чтобы мне не пришлось слишком много писать – у меня болит рука. Передай ей, что я неизменно люблю и уважаю ее, а не написала потому, что, получив известие о моем несчастном случае, она бы сошла с ума.
А не писала я, потому что не могла – болела, температурила, мучилась и вставала только на спектакли. До сих пор удивляюсь, как мне удалось их выдержать. Полагаю, у меня есть все, что для этого необходимо.
Дорогой, я уже явно утомила тебя таким длинным письмом. Постарайся дочитать его до конца, не раздражаясь, и вспомни, если сможешь, наши лучшие мгновения, проведённые вместе, а не худшие – я вот помню все счастливые минуты, и всегда горжусь, что такой человек, как ты, – мой близкий друг. Поверь, я люблю вас обоих неустанно. Поцелуй от меня свою семью и наших друзей, а наших врагов всех на хр…, от моего и твоего имени (попробуй отгадать слово и заполнить пробелы!).
В тревожном ожидании твоего письма не теряю надежды, что я по-прежнему для тебя
твоя Мария.Эдди Багарози – по-английски
Вторник, 2 сентября 1947 г.
Дорогой мой Эдди!
Я все жду твоего ответа, но чувствую, что получу его еще не скоро. Общение наше оставляет желать лучшего. С тех пор как я написала тебе последнее письмо, я, конечно, передумала. Я взвесила все «за» и «против», думала-думала и пришла к заключению, что замуж не выйду. Сейчас это было бы глупо с моей стороны, даже если я его люблю; как бы то ни было, он все равно мой: меня поддерживает богатый и влиятельный человек, и я могу сама выбирать, где и когда мне петь.
Мне предложили Испанию, Барселону в ноябре – спеть «Норму» и «Силу судьбы». Наверное, мне следует согласиться, да? Что касается Ла Скала, то в летнем сезоне ничего интересного для меня пока нет. Этой зимой я, наверное, буду петь в разгар сезона. Посмотрим. Мне поступали и другие предложения, но какого черта я должна без удержу петь второстепенные и третьестепенные оперы, когда могла бы посвятить себя самым великим вещам – отдохнув и расслабившись? Слава богу, мне повезло, я в деньгах не нуждаюсь, и в настоящий момент пытаюсь успокоить нервы после того несчастного случая и злополучных 5 спектаклей, которые мне пришлось петь, несмотря на жуткие боли и ужасное состояние. Но я горжусь собой, Эдди, потому что никто другой не смог бы совершить то, что совершила я в подобной ситуации. Конечно, теперь, оглядываясь назад, я думаю: «А хорошо ли я спела эти 5 «Джоконд»? Нет, не может такого быть». Я находилась в каком-то ступоре, пела без всякого воодушевления, почти в полубессознательном состоянии. Луиза тоже это почувствовала.
Что касается Луизы, то она, наверное, написала тебе о своих новостях, и, мне кажется, она довольна. Она разве что беспокоится, что тебе не удастся сделать так, чтобы она здесь осталась. Кстати, у нее почти прошли приступы, она не кричит по ночам и т. д. Поверь мне, все беды в голове.
Мой дорогой, как ты там? Луиза сообщила мне новости, и я очень обрадовалась. Продолжай в том же духе, приятель! И даже не смей думать, что я о тебе забываю или смогу забыть. Только обстоятельства заставляют нас вести себя иначе. Когда мы наконец увидимся, я тебе все расскажу! Но знай одно: Мэри Анна[59], в отличие от всех остальных, не изменится, хоть ты и был со мной жесток в последние месяцы перед моим отъездом. Я ничего не сказала. И продолжала приходить к вам с Луизой – но перестала писать, да, я чудовище и т. д. Улавливаешь разницу – но что ж поделать.
Дорогой, мне сейчас придется тебя оставить, желаю тебе всего наилучшего. Пожалуйста, напиши мне немедленно, и ответь на все мои вопросы о карьере, и скажи, правильные ли решения я принимаю (мне кажется, да). Только вот мы с Луизой больше не живем вместе. Мы с Баттистой зайдем к ней в эти выходные.
Окажи мне, пожалуйста, одну услугу. Попробуй держать мою маму на расстоянии. Я ее вообще не хочу сейчас видеть. Я пытаюсь расслабиться; с ней это будет невозможно, сам знаешь! Только не говори ей об этом, само собой. К тебе она прислушивается, так что делай что хочешь, но здесь я ее видеть не хочу!! Надеюсь, она еще не выехала! Оставайся в хорошей форме и добром здравии, как и был.
Извини, что характер у меня переменился, просто Баттиста не особенно поощряет мои шутки. А по твоим шуткам я так скучаю! Конечно, я прикидываюсь ангелом – почему бы и нет, черт побери!
И еще сделай одолжение, пожалуйста, не рассказывай все это & (автор старался сохранить манеру письма самой Каллас, поэтому знаки эти мы не убираем) мои истории личные дела & нашим общим друзьям – мне бы очень это не понравилось – даже твоему брату Гаю и Бобу. Не отдавай им на растерзание мою частную жизнь, пожалуйста, пожалуйста!
Кстати, поклонись от меня всей своей семье, поцелуй маму и девочек и передай привет Гаю и Бобу.
Ну а тебе я выражаю свое неизменное уважение и привязанность,
как всегдатвоя Мария.Джованни Баттисте Менегини – по-итальянски
Понедельник, 22 сентября 1947 г.
Мой дорогой Баттиста!
Вчера я разорвала свое письмо, а сегодня пишу тебе новое.
Надеюсь, я тебе не надоедаю.
Баттиста, мне просто необходимо сказать тебе, что я тебя люблю так сильно и искренне, что иногда даже страдаю от этого. Прошлая ночь и вчерашний день превратились для меня в настоящую пытку. Уйти от тебя было бы слишком суровым наказанием для меня. Вряд ли я смогла бы это выдержать! Жизнь не должна причинять такую сильную боль, и я не думаю, что такую боль заслужила. Мне так нужен ты, твоя любовь. Вчера я решила уйти, потому что мне показалось, что накануне вечером я слишком тебе надоела. Да, я была полна решимости, но у меня нашлась куча отговорок, чтобы не собрать вещи окончательно. Так много отговорок, чтобы не уйти, и столько надежд, что ты не захочешь, чтобы я ушла, что мне едва удалось заполнить полчемодана, я так его и оставила.
Будь ты подогадливее, ты бы понял, что я ждала от тебя просто жеста или слова, чтобы удержать меня. Вчера твоя любовь ко мне подверглась испытанию. Мне необходимо было услышать, увидеть, что я не обуза для тебя, что я тебе не надоедаю. Мне было так плохо вчера, так плохо. И я счастлива, что ты остался со мной. Я бы очень страдала, если бы ты ушел ночью. Мне необходимо было остаться в твоих объятиях, чувствовать твою близость так, как я почувствовала ее вчера. Ты весь мой, и я благодарю тебя за это. Я не прошу ничего, кроме твоей любви и твоих чувств ко мне.
Теперь ты знаешь мои недостатки. Ты знаешь, как избавиться от дурных мыслей и любых разногласий между нами. Одно твое слово способно осчастливить меня, и всего одним словом или жестом ты волен сделать меня несчастной. Ты умен и тонок. Ты меня понимаешь. А я обещаю, что сделаю все, что в моих силах, чтобы исправить свои ужасные недостатки. Я просто прошу тебя потерпеть немного.
Так мне видится это сегодня, и «сегодня» зависит от твоего желания. Если ты устал от меня, скажи, и я немедленно уйду. Ты требуешь, чтобы я приняла решение, но сегодня я уже не хочу уходить. Думаю, и вчера я не смогла бы уйти. Вчера я «не могла» уйти; сегодня «не хочу».
Милый Баттиста, я твоя вся целиком, от самых тончайших моих чувств до самой мимолетной мысли. Я живу ради тебя. Твоя воля стала моей, я делаю все, что ты хочешь, но не принимай эту любовь, чтобы запереть ее у себя шкафу. Попробуй полюбить ее. Мне нужен твой дом. Каждому дому нужен кто-то, кто позаботится о нем. Не забывай, что женщина мыслит, живет и зависит от своего мужчины. Ты мой мужчина. Ни одна женщина, Баттиста, не полюбит тебя больше, чем люблю тебя я. Отныне у тебя есть обязанность в жизни. Жить и быть здоровым ради меня. Главное – здоровым. Не усердствуй слишком на работе, и я постараюсь принести тебе немного радости и удовлетворения, если смогу, а мне достаточно, чтобы ты был со мной. Я твоя и буду твоей всегда. Запомни это. Вчера я в этом убедилась, я не смогу жить без тебя.