После небольшого отдыха Егор и его команда прошлись по лагерю, изучая жильё партизан, знакомясь с их бытом и распорядком жизни в лесу. Бойцы дружелюбно встречали ребят и охотно делились с ними своим опытом.
На следующий день рано утром, вооружившись лопатами, топорами и распределив обязанности, молодое пополнение приступило к сооружению землянки. Егор с двум членами команды взял на себя рубку деревьев для сруба, один парень должен был насобирать камней, трём остальным предстояло выкопать котлован под будущее жильё. Партизаны отряда не вмешивались в творчество ребят, которые справились с заданием за два с половиной дня.
Когда парни убирали последний мусор из своего жилья, к ним пришёл командир отряда, который осмотрел сооружение, довольно улыбнулся и спросил:
– И кто же вам подсказал такую конструкцию?
Один из парней кивнул на Егора. Старший команды расправил плечи.
– Моя семья построила новый дом. Тогда я и научился махать топором.
– Я, как командир, вашу землянку утверждаю. Мне особенно понравилась в ней печка, сделанная в земляной стене с камнями и отдельным дымоходом, поэтому, я так думаю, в вашем жилище не будет дымно, а камни долго будут держать тепло. Понравились мне отдельная прихожая и оригинальная крыша из камыша. Одним словом – молодцы.
Егор от такой похвалы сказал первое, что пришло в голову:
– Рады стараться, товарищ командир.
Григорьев улыбнулся.
– «Рады стараться» говорили в царские времена, хотя в нашей ситуации я допускаю такое высказывание, и сейчас главное то, что вы с первым заданием справились на «отлично», продолжайте обустраиваться и ждите новых указаний.
Вечером Егор со своими товарищами слушал по радио сводку Совинформбюро, которую сообщал человек, от голоса которого бежали мурашки по спине. Диктор говорил:
«В течение 27 апреля на фронте чего-либо существенного не произошло.
За 25 апреля уничтожен не 21 немецкий самолёт, как об этом сообщалось ранее, а 36 немецких самолётов.
За 26 апреля уничтожено 13 немецких самолётов. Наши потери – 5 самолётов.
За 26 апреля частями нашей авиации уничтожено или повреждено 6 немецких танков, 20 немецких автомашин с войсками и грузами, 26 полевых и зенитных орудий, 9 зенитно-пулемётных точек, 9 миномётов, взорван склад с боеприпасами, рассеяно и частью уничтожено до двух рот пехоты противника.
За истекшую неделю, с 19 по 25 апреля, немецкая авиация потеряла 227 самолётов.
Наши потери за этот же период – 78 самолётов».
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
В первых числах мая командир партизанского отряда вызвал к себе Алексеева и осмотрел его с ног до головы.
– Егор, сегодня очень важный и ответственный день в твоей жизни. Сегодня тебе исполнилось девятнадцать лет, и ты примешь присягу партизана, после чего станешь полноправным бойцом нашего отряда.
Вскоре Алексеев перед строем партизан произнёс клятву:
«Я, гражданин Великого Советского Союза, верный сын героического русского народа, клянусь, что не выпущу из рук оружия, пока последний фашистский гад на нашей земле не будет уничтожен.
Я обязуюсь беспрекословно выполнять приказы всех своих командиров и начальников, строго соблюдать воинскую дисциплину.
За сожженные города и села, за смерть женщин и детей наших, за пытки, насилия и издевательства над моим народом я клянусь мстить врагу жестоко, беспощадно и неустанно.
Кровь за кровь! Смерть за смерть!
Если же по своей слабости, трусости или по злой воле я нарушу эту свою присягу и предам интересы народа, пусть умру я позорной смертью от руки своих товарищей».
После принятия присяги командир отряда снова вызвал к себе Алексеева и, пожимая ему руку, сказал:
– Егор, поздравляю тебя с двумя праздниками: с днём рождения и с зачислением тебя бойцом в отряд. Поздравляю тебя и с первым боевым заданием. Сегодня во второй половине дня ты вместе с Кузьмой Трофимовичем отправишься в разведку на отдалённое расстояние от лагеря. Опыт и молодость будут хорошим сочетанием.
Егор стал по стойке смирно.
– Спасибо, товарищ командир, за поздравление и за оказанное доверие. Я вас не подведу.
Григорьев улыбнулся и спросил:
– Смерти боишься?
– Есть немножко, – смущаясь, ответил Егор, – но больше волнуюсь по поводу выполнения задания.
Командир одобрительно кивнул головой
– Хороший ответ. С тебя будет толк. О деталях задания тебе расскажет твой напарник. Удачи.
Когда Егор вышел из землянки, к нему сразу же подошёл Кузьма Трофимович Голубев – мужчина поджарого телосложения с симпатичными чертами лица, с мудрыми большими голубыми глазами. Мужчина улыбнулся и хлопнул парня по плечу.
– Ты – шустрый и одновременно рассудительный. Мне нравятся люди с таким сочетанием. Ведь в чём заключается успех? В том, что сначала дело надо обмозговать со всех сторон, а потом шустро его сделать. Но учти, в экстремальных ситуациях надо мозгами тоже шустро шевелить.
– Я так тебя понял, дядя Кузьма, что в теперешней обстановке надо быстро и мозгами шевелить, и ногами не топтаться на одном месте.
– Молодец, парнишка, схватываешь на лету. Скоро посмотрим, какой ты в деле.
– А что за дело, Кузьма Трофимович? – с нетерпением спросил Егор.
– Дело у нас многоцелевое. Прежде всего, нам надо разузнать о гарнизоне фашистов, расположенном в посёлке на Каспле, а именно: сколько в нём человек, в какое время, в какие дни в этот гарнизон приезжает машина с продовольствием, маршрут этой машины. Кроме этого, в деревнях, которые будут попадаться на нашем пути, мы должны раздавать населению листовки с информацией об успехах Красной Армии, о политике партии и правительства в военное время. Мы также должны добыть сведения о действиях полицаев и немцев в этих местах. И если представиться возможность, захватить в плен пару негодяев. На выполнение задания нам дано трое суток.
Егор поёжился. Голубев усмехнулся:
– Что, страшно стало?
– Нет, это я от волнения и восторга. Дело нам предстоит так дело – похлеще, чем картошку чистить на кухне.
– То-то, ладно, пошли собираться и, кстати, начнём с кухни. Потом вооружимся.
Егор с удивление посмотрел на бывалого партизана
– Мне что оружие дадут?
– Настоящий немецкий автомат и две гранаты. Надеюсь, на занятиях ты научился ими пользоваться?
– Научился и теперь жду не дождусь, когда их применить в деле.
– А вот в этом вопросе спешить не надо. Ты должен использовать боеприпасы эффективно, но экономно, так, чтобы каждая пуля и граната попадала точно в цель, – проворчал Кузьма.
Во второй половине дня два бойца – один, умудрённый жизненным и боевым опытом, другой, имеющий огромное желание получить такой опыт, – отправились в путь. Им предстояло пройти по занятой врагом территории не один десяток километров.
До первой намеченной по плану деревни партизаны добрались за четыре часа. Солнце ещё висело над горизонтом. Потускневшие окрестности веяли грустью. Голубев и Егор, затаившись на одном из бугров на окраине деревни, стали наблюдать за поселением.
Кузьма Трофимович, оценив обстановку, посмотрел на Егора.
– Что скажешь?
Парень от неожиданного вопроса вздрогнул.
– Похоже, немцев нет, но могут быть полицаи.
– Я тоже так думаю, что дальше?
– Надо у местных жителей выяснить обстановку в округе.
– Правильно, как это сделать лучше? – продолжил допрос Кузьма.
– Для этого лучше подойдёт одинокая женщина.
– Соображаешь, – похвалил юношу Голубев.
В это время в одном из дворов неказистого домика, расположенного у ручья, появилась пожилая женщина. Егор вопросительно посмотрел на Голубева. Кузьма Трофимович покачал головой.
– Не сейчас. Будем ждать темноты.
Парень растянулся на земле во весь рост и прищурил один глаз.
– До темноты ещё час, а поэтому предлагаю, дядя Кузьма, выкурить по папироске.
– Ну ты, парень, даёшь, – усмехнулся Голубев, – откуда у меня могут быть папиросы?
– Ты извини, Кузьма Трофимович, но я краем глаза видел в твоём мешке «Беломорканал».
– Ишь какой глазастый, но эти папиросы предназначены для особых случаев, например, одним из них может быть успешное выполнение нашего боевого задания. А пока обойдёмся табачком, – Голубев достал из кармана ватника кисет с бумагой и спичками, – на, крути.
Егор ловко сделал самокрутку и закурил. При первой же затяжке парень сильно закашлялся.
– Крепкая у тебя, однако, махорка, аж горло зашлось, и в голове закружилось.
– Я на твоём месте вообще бы не курил.
– Поздно мне такие вещи говорить. Эта зараза у меня уже засела в каждой клеточке и требует постоянной добавки.
– Ладно, кури, я тоже не могу без курева, – Кузьма Трофимович сделал «козью ножку», прикурил её от самокрутки парня и с удовольствием затянул в себя возбуждающий дым.
Егор, сделав подряд две затяжки, сказал:
– Кузьма Трофимович, я слышал у тебя где-то в этих местах в деревне живёт жена с пятью детьми. А не страшно было оставлять их одних? Сейчас им очень трудно без тебя.
Бывалый партизан строго посмотрел на молодого бойца.
– Ты мне больше такие вопросы не задавай. Защита Родины от врага – святое дело. Оно превыше всего.
– Прости, дядя Кузьма, если обидел.
– На молодо-зелено не обижаюсь. А дом мой с семьёй действительно находится недалеко отсюда. Будет время, мы на час-другой заглянем ко мне.
Парень сделал глубокую затяжку и выпустил дым через рот и нос.
– Кузьма Трофимович, пока есть время, расскажи о себе.
– Ладно, слушай. Прежде всего хочу спустить тебя с твоей молодой колокольни на землю и сообщить, что я не такой уж и старый. Но пятьдесят лет скоро исполнится. Родом я из крепких крестьян. До войны одно время работал председателем сельского Совета. Не скрою, было трудно. Приходилось решать сложные вопросы, связанные с людскими судьбами, которые часто зависели от доносчиков и клеветников. Сейчас я понимаю, что предатели и полицаи вышли именно из их среды. В 1938 году я сам попал под следствие по ложному доносу о якобы моей антисоветской деятельности. Я уже думал, конец мне пришёл. Как оказалось, и тогда разбирались по справедливости. Меня через некоторое время отпустили. Правда, на прежнюю должность не вернули, но зато назначили директором речной мельницы. В партизаны ушёл добровольно по зову сердца и с согласия жены. Иначе и не могло быть. И сейчас горю желанием отомстить фашистам и полицаям за страдания моей семьи, за то, что гады топчут родную землю. Как мне стало известно, моих жену и детей, как семью партизана, выгнали из дома в землянку, отобрали и участок земли. Кроме этого, полицаи угнали и корову, – Голубев потушил окурок о сапог, – вот такие дела, парень. Нам уже пора, деревня уснула.
Партизаны, соблюдая осторожность, подошли к намеченному дому. Егор Кузьмич тихо постучал в окно. Вскоре колыхнулась занавеска, а потом скрипнула и входная дверь. Бойцы молча вошли внутрь неказистого строения. Пожилая женщина зажгла свечку и поставила её на пол возле печи.
– Вижу, вы партизаны. Располагайтесь ближе к свету. Я Фёкла.
– Правильно видишь, – Голубев присел на корточки в колеблющее светлое пятно, – нам кроме воды и информации ничего больше не нужно. Как вы тут живёте?
– Скоро из-за этих супостатов и воды не будет. Вчера приезжали на двух конях с телегами фриц и трое полицаев, забрали у людей всё, что нашли. Изверги, – женщина погрозила кулаком в темноту.
Голубев достал из мешка кусок хлеба.
– Возьми, Фёкла, скоро мы этих гадов выметем из страны. Я так понимаю, сейчас в деревне немцев нет?
– Были, но уехали. Они теперь все скучковались в посёлке. Там у них и управа. А в деревне всем управляет полицай Смирнов. Он хуже фашиста. Каждый день рыскает по домам и ищет продукты питания, часто участвует в расправах над людьми. Давеча нашёл у одних стариков припрятанное на чёрный день ведро с зерном. Так этот зверюга вызвал немцев и на глазах у тех чуть до смерти не забил плетью деда и бабку. А с месяц назад в деревне, что в трёх километрах от нашей, у партизанской семьи, у женщины с пятью детьми, забрал корову, избил эту женщину, требуя выдать местонахождение мужа-партизана, грозил сжечь её дом. Этот супостат часто в ту деревню ездит поиздеваться над партизанскими жёнами и здесь он тоже лютует, – с ненавистью проговорила Фекла.
Голубев тяжело вздохнул.
– Та женщина – моя жена Прасковья. Я Кузьма Трофимович. Сейчас в моей деревне есть немцы?
– Батюшки! – взмахнула Фекла руками. – А я тебя знаю. Ты же до войны нашим председателем сельского Совета был и много доброго сделал для людей. А немцев сейчас в твоей деревне пока нет.
– Я тоже тебя знаю, Фекла. У тебя два сына было, а муж перед войной умер.
– Сыновья ушли на фронт, Кузьма Трофимович. Я до сих пор не знаю, живы они или нет.
– У вас в деревне есть староста? – спросил партизан.
– Староста у нас свой мужик. Мы всем миром попросили его им быть, иначе поставили бы Смирнова.
Егор посмотрел на Голубева.
– Разреши, Кузьма Трофимович, задать вопрос женщине?
Голубев кивнул головой,
– Тётя Фёкла, а сколько всего полицаев орудует в ваших местах, где у них база и, вообще, кто они, эти негодяи, какой у них возраст? Как ведёт себя молодёжь при немцах?
Женщина махнула рукой в сторону двери.
– Полицаи живут в деревне за речкой. Там их основное сборище. Их всего шесть человек, включая ирода Смирнова из нашей деревни. Ещё один ирод тоже местный, его дом в деревне внизу по речке. Остальные четверо из отдалённых мест. Одного молоденького полицая с седой прядью в чубе я запомнила особенно хорошо. Он хоть и молод, но по зверству, наверное, не уступает Смирнову. С неделю назад я была в той деревне у подруги и через окно видела, как этот молокосос вытащил за волосы из соседнего дома малолетнюю девчушку и, тыкая ей в живот винтовкой, уволок на сеновал. Мы не выдержали и вместе с родителями несчастной побежали следом и еле отбили её у изверга, который потом пьяный уснул на сене. Девочка и её родители тогда чуть рассудок не потеряли, – женщина резко замолчала, а потом, вспомнив последний вопрос Егора, продолжила, – наша молодёжь старается избегать встреч с немцами и их прихвостнями. А девушки, если и выходят из дома, то одеваются во всё старое, грязное, чтобы не приглянуться фрицам. Если встретятся гады, то не смотрят им в глаза. Но всё равно изнасилования бывают. Как раз в твоей деревне, Кузьма Трофимович, такой случай произошёл. Недавно там женщины собрались в одной хате на посиделки. В разгар их в дом ввалился пьяный фриц с автоматом. Осмотрев всех, он выбрал себе жертву и увёл её на окраину деревни и там до утра над ней издевался. После та женщина перестала выходить из дома. Фашисты и полицаи у нас считаются пострашнее чумы, и к этой заразе наши люди боятся прикоснуться.
Голубев посмотрел на Егора.
– Сейчас ничего предпринимать не будем, а вот на обратном пути решим, что с ними делать, – Кузьма Трофимович взял женщину за руку, – я вас попрошу всё узнать про этого парня. Мы вернёмся сюда через два дня.
– Не надо узнавать, – Алексеев поднялся с места, – я его знаю, он из нашей деревни. У меня есть другое предложение.
Когда партизаны вышли в ночь и оказались на околице, Голубев сказал:
– До моей деревни час хода. Нам всё рано надо часа три поспать, и командир отряда дал добро.
– Я понял, дядя Кузьма. Сеновал у тебя там найдётся?
– Найдётся.
– А папироса?
– Обойдёшься махоркой.
– Слушаюсь, товарищ командир.
– Тогда вперёд, – Голубев не пошёл, а полетел к своей деревне.
Небольшое селение двумя улицами спускалось по склону к реке. Дом Голубевых стоял в конце первой улицы на ровной площадке, обрамлённой зарослями черёмухи. Добравшись туда по ручью, партизаны осмотрелись, после чего Кузьма Трофимович постучал в окно специальным условным сигналом. Через минуту разведчик вошёл в дом, бесшумно закрыв за собой дверь.