Егор после этого отправился в сарай и зарылся в душистое луговое сено. С минуту он наслаждался ароматами высушенных трав и цветов, а потом вспомнил свой сеновал, в котором он был с Настей. Эта девушка не выходила у него из головы и сердца. Он до сих пор не знает, было ли у неё что с Петром, был ли у них такой же сеновал, и просила ли она Петра родить ребёночка после войны. Егор её считал странной, но в то же время притягивающей к себе девушкой. И сейчас, находясь в дали от неё и ощущая те же ароматы, связанные с их свиданиями на сене, парень подумал: в его душе, наверное, вновь вспыхнула любовь к Насте. Теперь он жалел, что не поговорил с девушкой перед уходом в отряд и не выяснил причины их разрыва. Егор глубже зарылся в сено, и его вдруг охватило какое-то ноющее, исходящее из глубины души, предчувствие чего-то тяжёлого и неизбежного. Он и раньше замечал в себе вдруг появление ниоткуда дыхания реального будущего. Пока это дыхание ничего плохого не предвещало, а, напротив, убеждало его в том, что он достойно пройдёт через всю войну и выйдет из неё победителем, как и весь советский народ, и что после войны у него будет своя большая семья. Но вот Настю почему-то в роли своей жены он не видел. Возможно, причиной этому был Пётр, которого Настя пожалела в субботу, накануне войны. С этими мыслями и с непонятным щемящим душу предчувствием Егор незаметно для себя уснул.
Проснулся молодой партизан от вспышки спички и слов Голубева:
– Пора в путь. Пока ты тут нежишься, я кое-что узнал о посёлке, в котором, кстати, неоднократно бывал до войны.
Егор протёр глаза и хихикнул:
– А ты, дядя Кузьма, только разговоры разговаривал или ещё что?
Голубев хлопнул парня по затылку.
– В следующий раз за такие вопросы по уху получишь. Чтобы тебя успокоить, скажу: были и разговоры, и детишек своих по головкам погладил, была и любовь с жёнушкой и, возможно, родит она ещё одного ребёночка назло врагам, назло войне, на благо стране.
– От восхищения у меня нет слов, поэтому промолчу, – Егор поднялся и пошёл следом за боевым товарищем выполнять задание.
Два бойца, ставшие за короткое время настоящими друзьями, изучили по ходу передвижения обстановку и в других деревнях, а потом добыли важные сведения о немецком гарнизоне, расположенном в посёлке, о его вооружении, местах расквартирования, о подвозке к нему продуктов питания. Через два дня, как и договаривались, Голубев и Алексеев прибыли к дому Фёклы. Кузьма Трофимович, осмотрев окно, сказал:
– Сигнал, выставленный женщиной, говорит о том, что у неё всё в порядке. Я сейчас с ней переговорю и вернусь.
Минут через десять Голубев вернулся и посмотрел на Егора.
– Всё идёт по плану. Ждём.
Вечером, когда деревья, дома и кусты превратились в ночных монстров, из темноты вышло живое существо, которое, осмотревшись вокруг, юркнуло в дом Фёклы. Голубев прошептал:
– Пошли, и возьми наизготовку автомат.
Партизаны вошли в дом и сразу увидели испуганные глаза молодого полицая, в котором Егор узнал своего земляка Петра. Некоторое время все стояли молча, потом Голубев связал полицаю верёвкой руки за спиной и только после этого строго произнёс:
– Пойдёшь с нами и будешь выполнять то, что мы тебе скажем. И чтобы ни звука не издавал.
Партизаны привели Петра к дому полицая Смирнова. Голубев ткнул автоматом сникшего прихвостня фашистов и приказал:
– Вызови своего подельника на улицу и без глупостей, если хочешь ещё немного пожить. Как стучать?
– Без разницы, – промямлил Петя.
Голубев три раза громко стукнул в дверь и, когда послышались внутри дома шаги, строго посмотрел на насильника. Тот сказал:
– Семён, это я, Петр.
– Чего припёрся среди ночи? – раздался недовольный голос за дверью.
– Нас вызывают на дело.
Выругавшись, Смирнов сквозь зубы процедил:
– Ладно, жди сейчас выйду.
Минут через десять на пороге появился Семен и сразу же ему в живот уткнулся автомат Голубева.
К утру партизаны доставили свою добычу в отряд. В девять часов Голубев и Алексеев предстали перед командиром отряда. Григорьев улыбнулся.
– Поздравляю с успешным выполнением задания. Кузьма Трофимович, доложите детали.
Голубев достал из планшета блокнот и, прежде всего, рассказал о расположении немцев в посёлке и о полицаях в деревнях. Командир, выслушав эту часть доклада, одобрительно покачал головой.
– Ваша информация полностью согласуется с другими разведданными, поэтому будем готовить операцию по освобождению этого посёлка от фашистов. Ну, а теперь хочу послушать о том, как вы брали полицаев.
Голубев посмотрел на Егора.
– То, что мы взяли этих гадов, не рискуя жизнью деревенских людей, заслуга Алексеева. В одном из полицаев он узнал своего земляка Петра. Егор договорился с местной женщиной по имени Фёкла заманить предателя в её дом под предлогом того, что там мерзавца будет ждать девушка по имени Настя, которая раньше дружила с ним. Фёкла, улучив момент, передала эту информацию Петру, попросив его никому об этом не говорить, поскольку девушка боится огласки. Пётр клюнул на несуществующую наживку. Ну, а потом уже с помощью одного полицая, взяли и другого, который заслуживает смерти.
– С Семёном всё ясно, – произнес Григорьев и, задумчиво добавил, – как поступим с Петром?
Алексеев поднялся с табуретки:
– Товарищ командир, Пётр заслуживает смерти хотя бы за то, что пытался изнасиловать малолетнюю девушку, но поскольку он мой земляк, разрешите мне с ним поговорить.
– Разрешаю, но сделаешь это после расстрела Смирнова.
В середине дня Смирнова вывели на опушку леса, где собрались представители подразделений партизанского отряда. Голубев оказался рядом с полицаем. Смирнов обречённо посмотрел на мужа Прасковьи и прохрипел:
– Я ведь твою жену с детьми пожалел, не сжёг их.
Кузьма Трофимович с ненавистью посмотрел на изверга.
– Ты издевался не только над моей женой, но и над другими жителями окрестных деревень. Пощады не жди.
После зачтения партизанского приговора от имени народа Смирнова расстреляли. На справедливое возмездие привели посмотреть и Петра, который стоял в это время на коленях и рыдал. Егор подошёл к нему и презрительно хмыкнул.
– Тогда, в соловьиную ночь, накануне войны, ты не ответил на мой вопрос. Теперь я получил на него ответ. Ты не хотел умирать за свою Родину, ты хотел её погибели. Теперь тебе представляется возможность погибнуть за идеи фашизма, но в качестве убийцы, насильника и предателя.
Пётр перестал рыдать и промямлил:
– Я никого не убивал и не насиловал.
– Тебе не дали изнасиловать девочку.
– Я был пьян.
– Ты дорвался до власти над беззащитными женщинами, но, как видишь, они под защитой. Меня интересует только один вопрос: почему ты пошёл в услужение к палачам и сам таким стал?
– Не знаю, но меня постоянно злила ваша радость жизни, и я не понимал, почему вы ей радуетесь. Когда я уходил к немцам, думал, что всё будет по-другому, но я ошибся, а потом уже было поздно что-то исправлять, но я никого не убивал, – Пётр посмотрел в глаза Егора, – Настя любила только тебя, у меня с ней ничего не было.
– У меня с тобой разговор окончен. Жди своей участи. Своё мнение о твоём наказании я доложу командиру отряда, – Егор отвернулся от предателя и зашагал прочь.
Григорьев, зная о состоявшемся разговоре Алексеева с молодым полицаем, вызвал Егора к себе, посадил на табуретку и спросил:
– Что думаешь о земляке?
– Мне показалось, что он задумался о своих злодеяниях, но глаза его сверкают злобой. Если есть возможность, может быть, его следует отправить в штрафную роту. Пусть там кровью искупит свою вину, убив хоть одного фашиста.
– Правильно думаешь. Я отправлю Петра в тыл. А оттуда у него два пути: или в штрафную роту, или в колонию по приговору суда. Но его могут и расстрелять как врага народа.
Алексеев вернулся в свою землянку и, не раздеваясь, лёг на нары. Парень закрыл глаза и вспомнил слова Петра: «у меня с ней ничего не было». Егору стало жаль Настю. Почему её уход вслед за Петром он посчитал изменой? Почему он сделал такой поспешный вывод, не поговорив с девушкой на следующий день? Внутри парня прокатилась тревожная волна. На следующий день началась война. «Это не оправдание», – подумал Егор. Если судьба его вновь забросит в родные места, он обязательно встретится с Настей и попросит у неё прощения за причинённую обиду. Потом Егор вдруг вспомнил страшные, застывшие в ужасе, глаза полицая Смирнова перед расстрелом. Молодой боец партизанского отряда первый раз в жизни увидел, как убивают человека. Пусть Смирнов предатель и изверг, но он был разумным существом, осознающим то, что с ним происходит, то, что он на земле живёт последние секунды. Конкретно к Смирнову он не испытывал жалости, его мысли относились к любому человеку, которому выпало на долю в расцвете сил испытать мгновения перед неминуемой гибелью. Егор подумал, как бы он повёл себя в такой ситуации и, прислушавшись к своей душе, понял, что перед врагом он принял бы смерть с гордо поднятой головой, осознавая, что жертвует собой ради своей Родины, которая его не забудет и которая будет им гордиться.
Вечером Алексеев снова слушал сводку Совинформбюро, в которой говорилось:
«В течение 13 мая на Керченском полуострове наши войска, ввиду превосходства сил противника, отошли на новые позиции. Сообщение немецкого командования о том, что бои на Керченском полуострове закончились в пользу немцев и что немецкие войска захватили большое количество пленных, танков и орудий, является лживым. Наши войска отходят в порядке и наносят наступающим немецко-фашистским войскам огромные потери.
На Харьковском направлении наши войска перешли в наступление и успешно продвигаются вперёд.
На других участках фронта ничего существенного не произошло.
За 12 мая уничтожено 43 немецких самолёта. Наши потери – 17 самолетов.
Советский корабль в Баренцевом море потопил транспорт противника водоизмещением в 12 тысяч тонн.
За 12 мая частями нашей авиации уничтожено 32 немецких танка, 220 автомашин с войсками и грузами, 105 подвод с боеприпасами, 46 полевых и зенитных орудий, 10 миномётов, 8 зенитно-пулемётных точек, разбит железнодорожный состав и 6 платформ с автомашинами, рассеяно и частью уничтожено до полка пехоты противника».
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
В середине мая, когда погода радовала людей теплом и лаской, командир отряда вдруг отдал неожиданный приказ: оказать помощь крестьянам в обработке земли и весеннем севе в свободных и освобожденных от фашистов деревнях. Егор этот приказ воспринял с воодушевлением, понимая, что несмотря на трудные боевые задачи, командир думает о будущем и о мирной жизни, веря в победу. Алексеев два дня пахал землю, где на коровах, где на лошадях. После этого парня ждало новое задание.
Ранним туманным утром по проселочной дороге неспешно тянулись две подводы, в которых ехало шестеро партизан. Среди них были Голубев и Алексеев. Путь их лежал к дороге, соединяющей районный центр и село, где базировался немецкий гарнизон. Когда до места назначения оставалось метров пятьсот, возницы натянули поводья. Лошади послушно остановились и сразу принялись щипать сочную молодую траву. Кузьма Трофимович соскочил с телеги и командным голосом произнёс:
– Ещё раз напомню вам детали операции: ты, Никанор, остаёшься здесь с лошадьми и по моему сигналу пулей летишь с подводами к месту загрузки. Остальные занимают позиции по обе стороны дороги. Я с Алексеевым буду сидеть в засаде слева по ходу движения машины, так как мы с ним берём на себя ликвидацию мотоциклистов. Вы, Павел и Николай, прицельным огнём убиваете водителя и сопровождающего груз фрица. Гранаты используем только в критической ситуации. Машина должна остаться целой. Атаку начнём по моей команде, когда немцы окажутся в низине на дороге. В плен никого не брать. Наша задача – захват продовольствия.
Когда бойцы рассредоточились по местам, начались томительные минуты ожидания. Егор, в очередной раз посмотрев из-за куста на дорогу, спросил:
– А вдруг сегодня машина не пойдёт?
Голубев из укрытия посмотрел в то место, где дорога крутым поворотом уходила за лес:
– Немцы педантичны и пунктуальны. Мы с тобой в этом уже не раз убеждались. Надеюсь, этим хорошим качествам они не изменят и сегодня.
Кузьма Трофимович прищурился:
– А вот и они.
Алексеев напрягся, увидев вдали в клубах сухой белой пыли появившиеся из-за поворота ожидаемые цели. Голубев взял наизготовку автомат:
– Приготовиться, это они идут на скорости.
Вскоре два мотоцикла с четырьмя фашистами и машина, в кабине которой сидели водитель и сопровождающий, спустились в низину и замедлили скорость. Голубев шепнул:
– Мой – первый мотоцикл, твой – второй. Приготовься, целься, огонь!
С одной и с другой стороны дороги застрочили автоматы, и сразу же после этого мотоциклы, изменив движение, с убитыми фашистами свалились в канаву. Машина дёрнулась и заглохла на подъёме. Егор бросился к ней. В это время из кабины раздался хлопок. Алексеев вздрогнул и присел. Пуля, чиркнув по плечу парня, просвистела дальше. Голубев, увидев это, запустил длинную очередь из автомата по кабине автомобиля, и сразу же после этого всё кругом окунулось в тишину. Попав под её гипноз, партизаны стояли неподвижно и к чему-то прислушивались. Вскоре Никанор с подводами, не дождавшись сигнала, вывел своих товарищей из ступора. Разведчики забегали, засуетились. Голубев, молча сделав перевязку Егору, дал команду загружать телеги грузом из машины, которую потом взорвали гранатой.
По дороге в отряд партизаны шли рядом с телегами, изредка переговариваясь. Боец Алексеев шёл молча, с опаской поглядывая на Голубева. Кузьма Трофимович не выдержал и строго сказал:
– Не зыркай на меня бесстыжими глазами. Надеюсь, голова твоя горячая остыла и подумала, что она могла стать совсем холодной, а точнее мёртвой, и командиру пришлось бы писать письмо твоим родителям, что их сын пал смертью храбрых в бою с фашистами, а я бы добавил: из-за бестолковой головы. Каждый раз я долблю тебе об осторожности, о контрольных проверках, а что происходит на практике?
– Ну, прости, дядя Кузьма, погорячился. Я же подумал, что фрицам – крышка.
– Думать одно, а убеждаться другое, – недовольно промолвил Кузьма.
– В следующий раз буду убеждаться.
– Я где-то и когда-то от кого-то это уже слышал. Лезть на рожон – это не геройство. Учти на будущее, а командиру, так уж и быть, доложу, что ранение получил при перестрелке. И, конечно, -уже мягче произнес Голубев, – доложу, что ты молодец и что при проведении операции проявил мужество и отвагу, способность метко стрелять в ответственный момент.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Алексеев за несколько месяцев нахождения в партизанском отряде возмужал, стал опытным бойцом и приобрёл рассудительность зрелого мужчины. Этому способствовала тактика борьбы с фашистами – ни одного дня без боя, избранная командиром Григорьевым, и беспрерывное движение отряда. Егор втянулся в такую партизанскую жизнь телом, сознанием, душой и сердцем. После выполнения очередного задания, отдохнув, молодой партизан снова просился в бой.
Отряд, который подчинялся центральному штабу партизанского движения и который стал называться полком, к этому времени уже насчитывал около семисот человек. В отряде появились батальоны, роты и взводы с твёрдой воинской дисциплиной, с комсомольскими и партийными организациями. Полк действовал на стыках двух областей, Смоленской и Витебской, вблизи сосредоточения фашистских армий группы «Центр». Кроме основных задач полк решал и другие важные вопросы, связанные с эвакуацией за линию фронта детей, членов семей красноармейцев и других категорий граждан. Алексеев старался внести свою лепту во все направления деятельности партизанского образования. Это не ускользало из виду командиров. Ему всё больше и больше доверяли наиболее ответственные задания.