– Ну раз ты Ксеня, то меня зовут Птица, будем считать, познакомились. Тоже кажется. А чего домой не просишься? К родителям там, не знаю?
– Я из детдома. Единственного друга забрали сегодня, мне больше терять нечего.
– А, ну ясно. Потери в семье. Классика.
Ксенька возмущенно вскидывается насколько может и сверкает голубыми глазищами:
– Это не повод для шуток!
– Я не шучу. У меня сегодня родителей убили. Пока вот эта, – кивок на Аргону. – и тот, которому глотку перерезали, решали, кому я достанусь. Видимо, такая политика. Чтобы забрать к себе, нужно, чтобы было некого терять.
Феникс давится воздухом и едва удерживает стремительное движение руки к кинжалу – так ее очень давно не оскорбляли!
– Следи за словами, – цедит она, опасно щуря черные глаза. – Сейчас у тебя скидка: ты ничего не знаешь, но не смей…
– А то что?! – Птица бы встала, да может только руки в кулаки сжать, все еще кстати грязные, мажущие дурацкой черной слизью все вокруг. – Убейте. Отпустите. В космос вышвырните. Пижону отдайте. Я вас не боюсь.
Ксеня надрывно, из последних сил хохочет, пытается хоть как-то сгладить углы, пока эти психованные не переубивали друг друга:
– Ну да, пижон! Реально, в плаще этом красном идиотском!
– Нет, тот который на тебя напал – шут. Ему бы в цирке выступать, – Птица решает помочь рыжику перевести тему. Подобные вопросы нужно решать с глазу на глаз, все же. В любом случае уже после того, как у нее появится возможность погоревать по ушедшим. – И это был пиджак.
– Пижон и Шут… Гороховый, – хохочет Рыжая. – А что, им подходит!
– Шут и Пижон, – фыркает Аргона. – Да они бы тебя убили за такие прозвища.
– Да мне, собственно, плевать, – пожимает плечами Птица.
Никто не пытается ничего говорить. По ней видно, что ей и правда плевать. Феникс отворачивается и бормочет еще еле слышно нечто вроде «бедная девочка», а Ксенька решает ее растормошить:
– А почему Птица?
– Я Лариса, – и голос девчонки впервые срывается на дрожь. – Латинское Larus – Чайка. Мама говорит… говорила… хватит об этом. Оставьте меня в покое.
Воцаряется неловкая пауза, которую честно пытается заполнить Ксенька:
– А у тебя правда родителей убили?
– Кривда. Ну и вопросики у тебя. Отстань.
Ксенька краснеет и отводит глаза: и правда, додумалась же, а Птица отворачивается и закрывает глаза. Феникс переглядывается с рыжей и синхронно решают не трогать ершистую девчонку, которая так много сегодня потеряла.
***
…Шут стоит на коленях в кажущемся пустым темном зале, но рваные раны на его теле все же появляются, значит, кто-то их наносит. Он молчит, только губы кривит, глаза щурит и вообще выглядит так, словно ничего плохого с ним не происходит. Откуда-то Птица знает: он так и думает. Она как будто и не там, ее как будто нет, она просто взгляд, и способна лишь наблюдать, как невидимая плеть раз за разом опускается на тело недрогнувшего беловолосого шута, и на усмешку его горькую смотрит, и что-то не выдерживает – какая-то струна, она словно бы натянута до предела и теперь звенит высоко и фальшиво:
– Не надо! – вопит она в унисон этой струне, но голос вязнет, и она сама вязнет, и кажется ей уже никогда не выбраться, а от стен отражается полный ярости голос, повторяется эхом и заставляет шута все ниже и ниже склонять голову:
– Я велел беречь ее!..
Какая-то тень мелькает рядом – и накрывает густой и вязкой черной волной…
…невероятно черные глаза, совсем рядом, широко раскрытые, и даже взгляд этот порождает безумие…
…голос – будто шепот сухой осенней травы, шорох пепла, и каждое слово, буква выжигаются внутри, где-то там, там что-то важное, но что?..
…тьма вязка, тьма глубока, разливается рекой, так беги от волн долой, перья бойся намочить, бойся Тьму боготворить, если канешь в глубине – черный трон найдешь на дне, упадешь под пьедестал, умоляя, чтоб принял, сердце вырвешь из груди – чтобы принял Господин, перья срежешь и сожжешь – раз путь этот изберешь, паутине все отдашь, светлых выдашь и предашь; не отпустит никогда Тьмы холодная вода – ты согласна, Птица?
***
– Да!
Птица выныривает из сна, с трудом соображая, где это она находится. Разложенное в лежачее положение кресло похоже на те, что устанавливают в самолетах бизнес-класса, но только эта штука явно не самолет – движется слишком тихо. Птица смотрит по сторонам и едва не орет: вокруг ничего нет, кроме глубокой черноты и мерцания далеких звезд. Возникает чувство, что кресла просто парят в открытом космосе.
Потом боковое зрение выхватывает встрепанную рыжую девицу в рванине, и все встает на свои места: вспоминается авария, и драка, и Феникс, эта странная женщина… и те, кого она назвала Лордами, а сама Птица – Пижоном и Шутом.
Рыжая с восторгом крутится по сторонам, созерцая нереально огромные, яркие звезды и туманности совершенно уж потрясающих форм и расцветок. Птица не позволяет себе отвлечься на красоты пейзажа.
– А ты во сне болтала, – говорит неугомонное рыжее недоразумение. – что тебе снилось-то?
Аргона – или как там эту тетку, да плевать – поворачивается в своем пилотском кресле и пристально смотрит на Птицу. Девушке очень не нравится этот взгляд – кажется, он проникает прямо в мозг, вскрывая черепную коробку.
– Неважно, – бурчит она. – Ничего приятного, можешь поверить!
– Да я верю, – неожиданно легко соглашается Рыжая. – Мне тоже часто снится всякая фигня!
И снова отворачивается к звездам.
– И ты, лохматая голова, даже не спросила Аргону, куда и зачем мы летим? – Птица негодующе щурится: это ж надо, быть настолько недальновидной, подумать только!
– Спрашивала, и не один раз. Мне сказали ждать, пока ты проснешься. Зато рассказали много интересного про космос и устройство корабля.
– Вот уж необходимая сейчас информация! – сокрушенно вздыхает Птица, смотрит на рыжее непонятное создание как на малого ребенка и быстро отводит взгляд в сторону. Может, ее сестра была бы такой, родители думали о втором ребенке. Мать-то у Птицы была рыжая, и с такими же непослушными встрепанными волосами.
Быстро девушка вытирает выступившие на глазах слезы и резко поднимает голову, и голос ее сейчас звенит почти царственной ноткой:
– Я проснулась! А теперь будьте добры объясниться, кто вы такая, куда мы летим, для чего мы вам нужны, почему вы не отдали меня тем двоим, и каким вообще образом мы стали объектами вашей конфронтации? Я требую ответа немедленно, потому что все, что происходит здесь – происходит против моей воли, и меня это совсем не устраивает. Я отказываюсь быть грибом!
Немного пораженная действительно королевским спичем Ксенька – просто она не знала, каким трудом Птица выбивала себе репутацию везде, где появлялась – тихо интересуется:
– Э-э-э… Грибом?
Птица того и ждет, рявкает во всю мощь горла:
– Сидеть в темноте и жрать говно!
Пока Рыжая глазами хлопает от такой «отповеди», Аргона тихо фыркает и произносит:
– Достаточно пафосно… и действенно! Ну что же, раз уж вы не спите и не в шоке, расскажу вам. Итак, начнем с того, что ваша планета – это часть нейтральных земель, защищенных от магических конфликтов очень давно. Для жителей вашей и подобных планет магия давно превратилась в позабытую сказку. Но на таких планетах по-прежнему можно найти артефакты, оставшиеся от эпохи до начала войны, а еще у вас рождаются маги… вот, вроде вас двоих. Маги, рожденные на нейтральных землях и сами по себе большая редкость, а уж маги, которые не отмечены ни светом, ни тьмой – тем более.
– Да-да, вроде нас двоих, – бубнит Ксень.
Феникс кивает:
– Угадала. Вы обе – редкое, исключительное явление. Поэтому вас надо учить и воспитывать – земные школы вам не подходят, как не подходит и тамошняя среда. Будь у вас родители – я бы им это объяснила, но так как вы обе сейчас без семьи – вступают законы моего государства. А они гласят: сироту берет под опеку первый гражданин, об этом узнавший. Так уж получилось, что первой об этом узнала наша императрица – и теперь я везу вас к ней. Своих детей наша правительница не имеет, поэтому вы обе будете приняты в род в качестве возможных наследников.
– Жопа, – реакция Птицы удивления не вызвала ни у кого. – А совершеннолетними мы становимся когда?
– По законам светлых государств, к которым относится империя – совершеннолетие – это не возраст, а готовность быть самостоятельным и принимать решения, а так же способность контролировать собственные силы, не вредя себе и окружающим. Возраст же обучения, с которого можно начинать готовиться к совершеннолетию – 16 лет.
– Прелесть, – ворчит Птица и съеживается на сиденье, обхватывая колени руками.
Кровавая корка по всему телу засохла и теперь неприятно колется и сжимает кожу, почти как глина. С некоторым сочувствием девушка кидает взгляд на куда более радостно настроенного рыжика. Та, наверное, не до конца понимает, что их везут на убой. Своих, значит, детей нет? Первых двух девчонок, значит, удочерять? Раз первая узнала и свиту послала – значит все совсем плохо. Или все вокруг настолько тупы, что трон передать просто некому – вот уж Идиократия во плоти! – или, что куда вероятнее, на кандидаток будет идти самая настоящая охота. Птица уверена – они просто подлог, будущие мертвецы, морщится: вот от чего ее пытался спасти Пижон… но ему-то она зачем? В голове всплывает «перья бойся намочить» и ледяная дрожь схватывает реберную клетку. Она тогда согласилась. Без сомнений.
Черт побери, на что?!
Но в любом случае, это лучше, чем быть жертвенной овечкой неведомой императрицы на чужой, незнакомой, вовсе ей не нужной планете. Хотя, конечно, придется показать лучшее, на что она способна – может, сможет найти покровителей и защитников.
Все свои мысли она оставляет внутри, и даже на Аргону старается не смотреть – в глаза все еще прорывается ненависть, так что Птица переводит взгляд в темную пустоту космоса и совершенно не может понять, что в ней находит рыжик. Далекие звезды, едва различимое мерцание галактик… космические расстояния огромны, что там вообще можно разглядеть? Но сидит, разглядывает, лишь бы не смотреть на свою похитительницу. Слишком старательно смотрит: тогда и о родителях получится не вспоминать.
– Ух ты! – восклицает Рыжая, увидев что-то впереди. – Это астероидные поля? Такие плотные!
Птица фыркает, даже не пытаясь повернуть голову:
– Глупости! Расстояние между астероидами огромное!
– А ты сама посмотри! – Ксень восторженно смотрит на приближающееся море камней.
– Да ну нафиг! – вырывается у Птицы против воли, но не от восторга: Аргона ведет корабль прямиком в эту хрень, непонятно почему оказавшуюся так густо понапиханной в космосе. – Куда нафиг?! – поправляется она.
Впервые за все это время она начинает чувствовать слабое подобие страха: плотная стена огромных и чуть поменьше камней, лениво движущихся по собственной орбите и явно с легкостью способных размазать корабль, в котором они находятся, вызывает нервную дрожь в коленках. Особенно с учетом того, что астероиды поменьше и вовсе пролетают мимо чуть ли не свистом.
– А иначе к нам не попасть, – усмехается Феникс, поводя рукоятями управления в странном ритме, похожем на морскую качку. – Поле искусственное и защищает от гостей со стороны Темного сектора.
– А они тут близко? – подает голос Ксень. Понимает, что ей бы лучше помолчать, так как ответ слышать не очень-то хочется, но… все равно любопытно.
– Да, они от нас в паре часов полета, – Аргона кивает, совсем не глядя перед собой. Она как будто на автомате прокладывает курс, и, кажется, астероиды ее совсем не беспокоят. – С их стороны такое же нагромождение, а дальше уже – миры темного сектора, те, кто под знаменами… Темного властителя.
И опять женщина делает запинку, называя правителя темных. Ксенька это замечает, и спрашивает:
– А что, он как Воландеморт? Его нельзя называть?
– Да какая разница, – Птица качает головой. – Если вы на таком расстоянии друг от друга и у вас война, то где бойня? Где… ну… всякое космические оружие и прочая хрень? И почему эти каменюки не притягиваются друг к другу?! Тут постоянно должны происходить столкновения!
– Поле техномагическое, – с удовольствием уходит от неудобного вопроса про имя властителя темных Феникс. – А насчет бойни… была бы – было бы легче?
– Может и да. Честнее – точно.
И снова Аргона заставляет себя сдержаться, притормаживает корабль в безопасной зоне и подходит к блондинке, как идут к опасным напуганным зверькам, преувеличенно-медленно и плавно. Эта девчонка бесит ее неимоверно – но и восхищает тоже; они восхищают обе: Птица своей прямотой и бесстрашием, слишком привычными, чтобы быть следствием гибели родителей, Ксенька же – отзывчивостью и любопытством, она как огненная восторженная искорка, с с которой приятно находиться рядом.
– Мы очень хорошо защищены друг от друга, – осторожно присаживается на краешек кресла Аргона, не менее осторожно ловит взгляд неожиданно черных глаз Птицы. – Ты не представляешь, что такое война. Я – как и императрица, как и любой житель Шиана – сделаем все, чтобы не привести ее в наш дом.
– Но она идет? – холодно спрашивает девчонка, презрительно кривит губы. – И что вы делаете, чтобы ее остановить?
– Больше, чем ты думаешь, – уже легко откликается Феникс, позволяя себе вернуться к управлению. – Ты все увидишь.
– Тот-кого-нельзя называть… неназываемый… фигня какая! – Бормочет Ксенька, счищая грязь и кровавую корку с коленки, и старательно не обращая внимания на разборки. – Злобный властелин? Черный пластилин, блин… Темная Морда! О! Злющее Вселенское Зло!
– Ты что это, придумываешь кличку Темному? – Аргона чуть штурвал не выпускает, когда слышит, чем страдает рыжеволосая малявка. Ксень как можно равнодушнее пожимает плечами:
– Ну, его нельзя называть по имени! А как тогда понять, что мы о нем говорим? Он Большой, Злой и главный у темных! Вот, Вселенское Зло – и всем сразу ясно, что это он…
Аргона снова хохочет:
–Знаешь, а мне нравится! Главное – метко и в корень. Главное, ИМ это не скажи…
Ксенька возвращается к отколупыванию засохшей крови от коленок – все равно джинсы порваны и все ноги на виду.
– А вот и скажу когда-нибудь… – шепчет она совсем тихо, а потом спрашивает, заставляя Птицу закатить глаза и сжать зубы, чтобы не оборвать рыжика: – Но… если есть Вселенское Зло, должно быть и наоборот: Большое главное добро! А главное добро есть? Феникс?!
– Когда-то было, – женщина тяжело вздыхает. – Давайте уроки истории вам дадут напрямую преподаватели, ладно? Тем более вы почти прилетели и вскоре я передам вас на попечение племяннице императрицы.
«Вот оно!» – обжигает разум Птицы. – «Племянница наверняка главный кандидат на престол, а мы – живой щит! Так же очень часто делают! Все взгляды на нас, а мы будем жить лишь пока это выгодно… нет уж, я так просто не сдамся! Я вам такую принцессу устрою – вы меня еще боготворить будете… и убить не рискнете… Я придумаю, как. Но я выживу.»
Девчонка кидает взгляд на всем довольную рыжую, морщится устало – придется еще решать, вытаскивать ли ее из задницы, в которую они летят. Не поверит же, сидит восторженная, идиотские клички придумывает… Вот и как ее прикажете спасать?
Врожденный цинизм выносит решение – подставить ее вместо себя – но Птица до такого никогда не опускалась. «С другой стороны, сереньких уточек – а я позабочусь, чтобы она на моем фоне вообще не выделялась – никто никогда не трогает. Это факт. Значит прорвемся».
И хоть немного успокаивается.
– Ого, какой! – Ксеня опять замечает первой какую-то непонятную штукотень, и теперь едва не выскакивает из штанов, пытаясь ее рассмотреть: – Несуразный! – выдает она вердикт.
Штукотень оказывается еще одним кораблем, но кораблем, разительно отличающимся от полупрозрачной тени, которую так лихо водит Аргона. Незнакомый корабль матово-черный, огроменный и походит на медленно плывущую в пространстве сигару невероятных размеров. Идет он действительно медленнее – Аргона юркой птицей обходит эту черную громаду и летит вперед.