Я спустился. Назад идти было легко и приятно, словно само дерево помогало мне оставить его в покое. Оно и правда отличалось от всех прочих несравненно больше, чем могло показаться на первый взгляд.
– Ты их не ел? Эти плоды. Скажи, что не ел. Пожалуйста, – на Тане лица не было. Бледная, как мел, а в глазах ужас.
– Нет, не успел.
– Ох, – облегчённо выдохнула она. – Слава Богу, мозгов хватило.
– Ты меня остановила в самый последний момент.
– Я?
– Да. Пошли, покажешь, что хотела.
– Я? – повторила Таня слабым голосом. – Я ничего…
– Тань, серьёзно? Ты же кричала мне всего минуту назад.
– Нет. Я ничего не кричала. И даже не говорила.
– Да как так-то? Зачем врать на ровном месте?
– Я не вру! – заявила она слишком искренне, чтобы сомневаться.
Но кто тогда со мной разговаривал? И что обещал показать?
– То есть ты не знаешь, что поможет мне всё понять?
– Я… Не знаю, – совсем тихо, почти только одними губами сказала Таня и отвела взгляд. Убедительность подвела её.
– О чём идёт речь?
– Это… Это не важно. Максим, пойдём назад. Я тебе ужин приготовлю.
– Таня. О чём идёт речь? – я повторил громко и отчётливо. Так, чтобы она и не подумала улизнуть от ответа.
Таня смирилась. Посмотрела осуждающе на меня, поджала губы и долго молчала. Я не подгонял. Пусть соберётся с духом, если ей это необходимо.
– Ты спрашивал, когда мы шли сюда, почему такой длинной дорогой идём, – начала она неуверенно. – Так вот, это действительно не самый близкий путь. Дело в том, что между деревом и пляжем находится деревня.
– Так на острове есть люди?
– Не совсем.
– То есть деревня пустая?
– Нет. Это сложно объяснить.
– Тогда покажи. В чём проблема?
– Ну зачем тебе смотреть на это? Почему тебя тянет к тому, что мне неприятно? Почему ты не можешь просто согласиться и сделать то, что я прошу?
– Ты сама то себя слышишь? В деревне нет людей, но она и не пустая. И как это понимать? Я даже не знаю, в какую сторону думать. Это призраки?
– Может быть. Но вряд ли. Я понятия не имею, с чем это сравнить. Статуи. Скульптуры. Вот что это.
– Не понимаю, как статуя может испугать.
– Ладно. Надоело. Пойдём, сам увидишь!
Таня обошла поляну по краю и свернула в промежуток между двумя кустами. Я последовал за ней.
Дорога здесь когда-то была мощёная, но теперь от неё мало чего осталось. Она петляла между крупными валунами, а потом неожиданно выпрямилась, и показались разрушенные постройки.
Мы выбрались из чащи и увидели деревню во всей красе. Около двадцати каменных домов, от которых остались лишь руины. Где-то не хватало крыши или в стенах зияли огромные дыры. От других остался только фундамент и груда камней.
Но дома были лишь ширмой. На улицах стояло больше сотни статуй. Люди разных возрастов, грубо выдолбленные из цельных кусков известняка. Они все застыли, словно в одночасье обернулись камнем, не закончив начатого. Одни как будто рассыпали корм птицам, давно покинувшим деревню. Другие вели неспешную беседу или стирали бельё.
Было несколько статуй, которые сохранились лучше прочих. Две молодые девушки сутуло сидели на крыльце дома с единственной уцелевшей стеной. Они так и замерли в момент разговора, но ему не суждено было закончится. Недалеко от них в кустах между домами прятались четыре мальчика, а пятый, совсем ещё маленький, следил за ними со стороны.
Но смущали больше те статуи, что замерли согбенным перед чем-то неотвратимым. Они молили о прошении, укрывались руками от надвигающейся опасности, обернув лица к небу.
– И что здесь страшного? – спросил я, так и не поняв, почему Таня боялась этого места.
– А ты прислушайся.
Я напряг слух и только теперь различил тихие, едва заметные стоны. Их было множество. От каждой статуи. Будто ветер играл в их трещинах, как на музыкальном инструменте. А может, насекомые устроили внутри них колонии. Но это действительно заставляло думать, что камни живые.
– А ты дома не обыскивала? Может, там что-то интересное есть?
– Смеёшься? Я когда это увидела, решила больше никогда сюда не возвращаться.
– Но тогда ты была одна.
– Да. Была.
Я нашёл самый целый дом с единственной дырой в черепичной крыше. Здесь дверь осталась на месте, хоть и была открыта нараспашку, а в окнах сохранились стёкла, но их покрывал толстый слой грязи. За небольшим, прогнившим насквозь палисадником лежали две круглые клумбы с сорняками вместо цветов.
– Ты действительно хочешь туда зайти? – спросила Таня, когда я подошёл к порогу.
– Да, я хочу туда зайти. Ты, как всегда, против?
– Дурак.
– Ай, ладно. Не гунди. – отмахнулся я. Сколько можно? Всего боится и хочет, чтобы я так же трясся от каждого шороха.
Внутри стоял спёртый сладковатый воздух, от которого запершило в горле и начало мутить. Влажным запахом гнили пропитались трухлявые мебель и стены. Глиняная посуда рассыпалась на мелкие осколки. Особенно жестоко обошлось время с жестяными вещами. Те превратились в бурые ржавые массы, испещрёнными дырами и тоннелями. Над очагом когда-то висела картина, но и она смазалась, поблекла.
Единственная большая комната делилась на две половины тонкой перегородкой. Та обвалилась, перекрыв проход, но одновременно с этим позволила осмотреть всё сразу.
На грубой прикроватной тумбочке во второй половине я заметил интересную вещицу. Симпатичная лакированная шкатулка с резьбой в виде витиеватых линий и с золотым замочком. Она резала глаз своей изяществом в этом царстве аскетизма. К тому же сохранилась она так хорошо, словно только вчера её здесь поставили.
Мне пришлось потрудиться, прежде чем я справился с завалом. Обломки досок пачкали мою одежду коричневой смесью трухи и влаги, но я всё же переборол отвращение и освободил проход.
Прежде чем дотронуться до шкатулки, я вытер руки о покрывало. Не сильно это помогло, но ничего лучше не было. А затем я легонько коснулся шкатулки, чтобы узнать наверняка, не галлюцинация ли это, не горячая ли она. И с тем, и с другим всё было в порядке. Тогда я всей ладонью провёл по гладкой и даже скользкой поверхности, пытаясь смахнуть несуществующую пыль. Шкатулка оказалась удивительно тёплой. Это напомнило тот загадочный шарообразный плод, что я едва не сорвал. Может, и материал, из которого её создали, принадлежал тому же дереву.
Я попытался открыть замок. Он выглядел хрупким и ненадёжным. Золотая кнопка, от которой вниз шли два тонких стержня. Но как бы я не давил на кнопку, как бы не пытался пересилить замок и поднять крышку, ничего не получилось. Шкатулка проявила невероятную стойкость: не сломалась и не поцарапался. Тем не менее, я решил забрать её с собой и уже в лагере попробовать ещё раз.
Шкатулку я вынес с гордым видом и победно преподнёс Тане, как доказательство своей правоты.
– Вот. Нашёл. Смотри, какая фиговина.
На лице Тане отразилась борьба страха и любопытства. Её заинтересовала необычная вещица настолько, что она напрочь забыла отругать меня в очередной раз. Только ради этого уже стоило копаться в мусоре.
– Ты её открывал? – спросила Таня.
– Нет. Я пытался, но тут замок какой-то хитрый. Никак не поддаётся. Может, ты что-нибудь придумаешь?
– Хорошо. Уговорил, – ответила она, не отрывая от шкатулки взгляда. – Только давай не здесь. Мне правда очень не нравится это место. Хочется уйти отсюда как можно быстрее.
На этот раз и я согласился без лишних споров. Мы прошли деревню насквозь и через небольшую рощу пробрались к пляжу.
Тем временем уже вечерело, и мы отправились в нашу пещеру провожать солнце. Развели костёр и, передавая друг другу шкатулку, по очереди её осматривали.
– Ну что? Откроем? – спросил я, когда изучил её вдоль и поперёк. Не было больше ни одной линии, которую я бы не заметил. Это больше не вызывало интереса, но окончательно убедило, что такую вещь делал настоящий мастер.
– Давай я, – предложила Таня. Я думал, она опять начнёт твердить, что нам не стоит её трогать и лучше бы вернуть на место. Но нет. Она выхватила шкатулку из моих рук, прежде чем я согласился. Положила себе на колени. – Как думаешь, что там?
– Драгоценности какие-нибудь.
– А мне кажется, что-то гораздо более важное.
Она нажала на кнопку, и замок податливо щелкнул. Видимо, я и правда что-то делал не так. Иначе не мог объяснить, почему ей замок сдался так просто.
Таня заглянула внутрь, но ничего не сказала. Я же не видел, что там и сгорал от любопытства.
– Ну?
– Тут фотографии. Записки какие-то. Открытки.
Разочарованию моему не было предела. Чужие воспоминания. Что от них толку, когда своих-то нет? Барахло, не заслуживающее внимания.
– Всего-то?
– Нет. Но это не просто фотографии, – Таня достала пачку плотных глянцевых листов. В сумерках вечера и свете костра я не мог разобрать, что на них изображено. Видел только отблески пламени, танцующие на ярких картинках из прошлого.
– И что с ними не так?
– Это мои фотографии. Все до одной. Но только из детства.
Я не поверил. Откуда им там взяться? Конечно, Таня могла их оставить на руинах деревни, но тогда она бы не стала перебирать их со слезами на глазах. Не водила бы пальцами по чьим-то фигурам.