Он вернулся к любимому пафосу. Говорил, одновременно выпуская дым изо рта, и рассматривал его, будто видел в них что-то важное. А мне нравилось. Хотелось слушать дальше, подробнее. Но он замолчал.
– Да какая там суета с нашей работой? Всё одно и тоже. Отупеть можно.
Николай щёлкнул пальцами и заявил:
– Только что это сказать хотел.
Дверь офиса открылась, и на лестницу вышла Мария. Ещё одна наша сотрудница. И трёх месяцев не проработала, но в коллектив уже влилась. Она нравилась мне своим живым характером и неугасающим оптимизмом. Вот только это удивительным образом сочеталось с бритвенно острым языком. Мария не раз доводила до слёз Кристину. Да и Шуру бы довела, если бы он не принимал с готовностью каждый укол. Не доставалось от неё только Коле, и я догадывался, почему.
– Мальчики, вы тут одни?
Она спустилась к нам, воздушно подпрыгивая на каждой ступеньке. Смотреть мне на это, как человеку, с лестницами дружбу не водившему, было страшновато. Для меня каждая ступенька равнялась с Эверестом. И спуск, как полагалось, был куда сложнее подъёма.
На последок Маша перепрыгнула сразу две ступени, приземлилась прямо передо мной и отпружинила к Николаю. Сходу поцеловала его и снова отпрыгнула. И в каждом движении изящная невесомость. Будто бабочкой порхала.
Меня, конечно, она целовать не собиралась. Я не дотягивал до её уровня. Оставалось только смириться и молча завидовать.
– Ты только пришла, что ли? – спросил её Коля.
– Да по делам надо было. Подруга замуж выходит скоро, мы ей платье выбирали. Такое красивое. Я тебе потом фотки покажу.
– И Дед тебя так просто отпустил?
– А я и не спрашивала. Он из кабинета вообще не выходит. Откуда ему знать, что меня нет?
– Если кто-нибудь ему не расскажет, – пошутил я и сразу пожалел.
– А если кто-нибудь заткнётся, то никаких «если» не будет, – огрызнулась Маша с такой ненавистью, будто мы с ней старые враги, и каждое моё слово лишь для того сказано, чтобы её оскорбить.
– Да ладно тебе, – вступился за меня Николай.
Маша сразу остыла. Улыбка вернулась на её губы, и тонкая линия белоснежных зубов осветила курилку. Разве мог я обижаться? Забыл оскорбление, словно его не было вовсе.
– А чего он хрень какую-то несёт? – по-детски кокетливо оправдалась Маша.
– Его Дед оштрафовал, вот и несёт.
– Слабак. Меня ещё ни разу не штрафовали.
– Всё когда-то бывает в первый раз, – и снова моя попытка пошутить провалилась.
– Кто бы говорил про первый раз, – язвительно парировала она.
На этот раз Николай рассмеялся. Маша торжественно достала пачку тонких ментоловых сигарет и закурила.
– Какие сегодня планы? – спросила через пару затяжек.
– Я… – попытался ответить я, но Коля перебил:
– В клуб иду. Друзья пригласили.
– Правда? В какой?
– Не помню название. Он только открылся, а друг там администратором устроился. Пригласил, короче, заценить местечко.
– А с кем идёшь?
– С Доком и Виком. Ну, всё как всегда.
– Только втроём?
– Ну да. А что, думаешь, мало?
– Не знаю. А девушки с вами будут?
– Это ж клуб. Там и склеим кого-нибудь.
– Да, я не подумала.
Забавно было смотреть, как Маша едва не открытым текстом напрашивалась с Николаем, а тот в упор этого не замечал. Или не хотел замечать.
– Коль, ты знаешь, кстати, новость? Я обалдела просто. У Кристины дочь замуж вышла, – сдалась Маша и сменила тему.
– Дочь? Она вроде ещё в школе учится, – удивился Николай.
– Именно! Ей семнадцать.
– А так можно? Это вообще законно? – спросил я.
– А ты собираешься пойти школьницам предложения делать? Педофилюга! Я знала, я знала!
– Нет, Маш. Мне кажется, это не нормально.
– Представляешь, сколько этой девочке было, когда она в первый раз на мальчике попрыгала? – пошутила она, но по глазам я увидел, что ей действительно это интересно.
– Какая разница? Было и было.
– А вот и нет! Что за мать такая не может за дочерью уследить? Может, за деньги её продала? Или за бутылку. Как думаете, Кристина сильно пьёт?
Когда в Маше проснулась вдруг такая моралистка? Я бы точно это заметил, но Маша про мораль раньше как будто и не слышала. Ею правили лишь показная женственность да беспрерывное кокетство. А теперь вдруг взялась судить человека, с которым даже знакома не была? Не то чтобы меня волновала справедливость, но гремучая смесь лицемерия и хамства вывела из себя:
– Маш, ты сама-то в каком возрасте девственности лишилась? А мама твоя знала об этом? – чуть повысив голос, накинулся я на неё с вопросами.
– Когда, что и с кем я делала, тебя не касается, – так же громко защищалась Маша. Всякое озорство исчезло, и вновь засияла в глазах лютая ненависть. – Если подрочить не на что, поищи в интернете. Извращенец хренов. А ещё лучше пойди себе шлюху сними. Может полегчает.
– Маш, ты сама себе противоречишь, – вступился Николай.
– В смысле?
– Ну, как бы, Макс-то прав.
– Да ни фига подобного! С чего это он лезет в мою личную жизнь? Он мне вообще никто и звать никак, и фамилия матом.
– Ну, ты же в чужую жизнь лезешь, – неуверенно произнёс Николай, смутившись от убеждённости Маши.
– Я констатирую факт. Дочь Кристины – малолетняя шалава. Если вам не нравится такая новость, это не значит, что я не права.
Маша говорила, жестикулируя догорающей сигаретой, а затем с силой кинула её в пепельницу и пошла обратно в офис.
– Да, не хватает ей здесь ещё одной сплетницы.
Подумал я вслух и сделал большую ошибку. Уже на верхних ступеньках Маша развернулся и процедила:
– А тебе ещё одного калеки тут не хватает, чтобы болезни обсуждать!
Услышав одобрительный смех Николая, она резко открыла дверь и так же резко её захлопнула за собой.
– По-моему ничего смешного тут нет, – заключил я, посмотрев ему в глаза.
– Не-не, чувак. Это реально смешно. Типа, прикинь, сидели бы вы тут такие вдвоём и обсуждали бы анализы говна. Ну?
В этот момент мне уже не казалось, что у него вообще была какая-то глубина, да и хорошим человеком я бы его не назвал. Но это всё из-за обиды. Она пройдёт, а дружба останется, и не стоит портить её из-за слов кокетливой девчонки. Лучше промолчать и сменить тему. Или вовсе уйти.
Я взглянул на часы. Половина четвёртого. Час ехать до поликлиники, полчаса на всё про всё. Отличный повод закончить надоевшую беседу.
Достал телефон и вызвал такси.
– Уже уходишь? – поинтересовался Николай.
– Да. Хочу пораньше приехать, а то приём итак урезали до восьми минут на человека. Я дольше по кабинету к столу буду тащиться.
На моё ворчание он снова рассмеялся:
– Я ж говорю, не с кем тебе болячки обсудить.
– Ладно, неважно. До завтра.
Я встал, потянулся, перехватил костыли поудобнее. А Коля продолжал шутить:
– Ты это, если завтра не придёшь, я решу, что тебя в психушку затащили.
– Не бойся, если и затащат, я скажу, чтобы тебе в соседней палате постелили.
Он посмеялся ещё раз и потушил сигарету. А потом уже серьёзно добавил:
– А по поводу нашего разговора ты обязательно подумай. Из этого говна пора выбираться.
На прощание он похлопал меня по плечу и побежал наверх. Я же посмотрел на лестницу и сосредоточился. Взялся одной рукой за перила, костыль повис на предплечье. Второй поставил как можно устойчивее.
На четвёртой ступени такси сообщило, что уже подъехало. Надо было торопиться.
Глава 2. Закрыв глаза
– Ты посмотри только на этого дебила! Кто тебе права давал, мудень? Шайтан безрукий! – кричал таксист каждому, кто пытался пролезть вперёд него.
Потом успокаивался, возвращался к рассказам о себе, о своей семье, откуда приехал и чем на родине занимался. о том, как работал дворником, грузчиком, строителем, слесарем, автомехаником. Ещё много кем, но я сбился со счёта.
Он говорил и говорил, а у меня поверх всех этих историй навязчиво возникал вопрос: всем ли пассажирам он сообщал подробную биографию? Или решил, что мне интересно? Даже отвечать не требовалось, а моё безразличие он и вовсе не замечал. Виртуозно сменял трагедии анекдотами, задавал вопросы и сам же на них отвечал.
Постепенно я отстранился от его жизнеописания и погрузился в собственные размышления.
Со врачами я не общался уже несколько лет и совершенно отвык от этого. Раньше даже не задумывался, о чём меня будут спрашивать и что я им скажу. Тогда всё происходило само собой. А теперь мондраж не давал покоя. Вдруг что-то со мной настолько серьёзное, что никакие таблетки не помогут? А может, всё в порядке и врач решит, будто я симулянт и трачу его время в пустую? Или вообще врачом окажется молодая девушка и велит раздеваться? Каким жалким я буду выглядеть, когда начну копаться со своими костылями.
– Приехал, брат. Шестьсот рублей с тебя, – вернул меня в реальность таксист.
Я заплатил и вылез, буркнув под нос «Досданья».
Поликлиника выросла передо мной серой коробкой с яркими жёлтыми окнами. В сумерках они казались ещё ярче, будто огонь разгорался по ту сторону стёкол. А сверху на покатую металлическую крышу наседало свинцовое плачущее небо.
Холодная изморось, непрекращающаяся уже третий день, волновала лужи, полные облетевшей листвы, недонесённых до урны окурков и сырой земли. Мне пришлось идти по их рябым грязным зеркалам. Не люблю слякоть. Она проникает внутрь, какую бы одежду не надел. Забирается в душу и копошится там в поисках старой, давно забытой печали, желая пробудить её вновь.
Тепло длинных дней уходило, и солнце притаилось за серостью. И во мне свербел страх, что так же что-то уйдёт, спрячется. А вместо яркого, тёплого, доброго останется пустота. Та самая сырость.
В холле я разделся и отстоял очередь в регистратуру. Хотел убедиться, что карту отнесли куда надо. Не перепутали, не потеряли, не забыли. У них найдётся сотня отговорок, а бегать лишний раз между этажами мне хотелось меньше всего.
Девушка с печатью хронической усталости на лице не взглянула на бумаги перед собой, не проверила на полках за спиной, но сонно заверила, что сама отнесла.
На третьем этаже свет был притушен, словно прятал от лишних глаз затянувшийся ремонт. Я почувствовал себя первым странником, кто за долгие годы добрался до этих коридоров, такое запустение там царило. Работала только одна лампа, но её света не хватало, чтобы проникнуть в глубины. Я мог разглядеть лишь штабеля напольной плитки, грязную стремянку, залитую шпаклёвкой, да чьи-то оставленные на ночь перчатки. А дальше – неподвижная темнота.
Дверь в кабинет психотерапевта находилась рядом с лифтом, под лампой. Над ней красным цветом горела табличка «Не входить». А справа висел листок с фамилией и инициалами: «Спивак А. Г.».
Сидеть я не хотел. Наткнулся взглядом на пёстрые плакаты с полезной информацией и, не задумываясь, стал читать. На третьем рассказывалось про лечение неврозов, и тут я немного заинтересовался, хоть и была это очевидная реклама.
«У вас депрессия?» – спрашивал плакат читателя, – «если она не прекращается больше недели, а головная боль не даёт уснуть, вам стоит обратиться ко врачу и спросить рекомендации о новом препарате „Мурселад плюс“. Это новейшая разработка немецких фармацевтов, получившая множество международных премий и доказавшая свою эффективность в передовых клиниках Европы. С помощью „Мурселад плюс“ депрессии и неврозы навсегда…»
На этом мой интерес иссяк. Никаких толковых советов, никакой конкретики. Заболел? Иди ко врачу. Как будто я не стою посреди поликлиники.
Что же до депрессии, то способ борьбы с ней я нашёл ещё когда сидел на инвалидном кресле. Поначалу думал, что лучше водки лекарства не существует. Но каждое утро я ненавидел всё больше и себя, и свою болезнь. Я стыдился всего, что говорил и делал в пьяном угаре. А потом, когда душевная боль стала невыносима, я взял себя в руки. Год потратил на упражнения, которые отыскал на просторах интернета. Победа пришла в мае. Шестого числа. И в тот же день я понял, что именно это и есть та самая панацея. Встать и пойти куда угодно. Моя личная таблетка от любой депрессии.
Дверь ко врачу открылась, и в коридор вышла старушка. Недовольная, готовая вцепиться зубами в любого, кто перейдёт дорогу. И на меня она смотрела, как на врага народа. Мы не были знакомы, да и виделись вряд ли хоть раз, но у меня сложилось чёткое ощущение, что я успел ей испортить всю жизнь. Впрочем, здоровые люди к психотерапевтам не ходят. Мало ли что у неё в голове творилось. Я же глубоко вздохнул, набираясь смелости, и отправился ей на смену.
Врач сидел в окружении стопок бумаг, блуждая уставшим взглядом по свалке канцтоваров. Найдя чашку остывшего чая, он отхлебнул, опёрся головой о кулак и посмотрел на часы.
– Можно? – спросил я и вошёл, не дожидаясь ответа.
Впрочем, никакого ответа и не последовало. Врач меня как будто не услышал.
Я подошёл, сел. Попытался оценить его профессионализм. По крайней мере, он точно не женщина. Слишком сурово выглядит даже для трансгендера. Так что если вдруг попросит раздеться, будет не так стыдно. Хотя где тут раздеваться? Ни кушетки, ни койки. Только два стеллажа друг напротив друга, так же заваленные всякой всячиной.
Врач ждал с минуту и, когда пауза затянулась до неприличия, спросил:
– Что у вас?
– Три месяца назад начались проблемы со сном. Сначала подолгу не мог заснуть. И то не часто. Раз в неделю, может. А потом всё чаще, пока не перестал засыпать. Вот две недели уже каждую ночь лежу и в потолок смотрю. И главное, понять не могу, сплю я или нет.
Я замолчал. Пусть лаконично рассказал, но краткость, как известно, сестра таланта. Какой именно талант требуется на приёме, я не знал, но наверняка без него не обойтись.
Спивак же не оценил. Задумчиво смотрел на темнеющее небо за окном. Молчал.
– Я вот ещё что спросить хотел, – пауза снова затянулась, и теперь я решил её прервать сам. – Может, это как-то связано с тем защемлением спинного мозга, который восемь лет назад оперировали? Я понимаю, что вы не невролог, но, может, дело в каком-то беспокойстве об этом? Потому что все исследования показали, что проблем больше нет, а я ходить нормально так и не стал, и слабость в руках не прошла.
Но и теперь врач упорно не говорил ни слова. Это начинало раздражать. Разве я пришёл со стеной разговаривать? Этим я мог бы и на работе заниматься. А ночью меня с готовностью выслушал бы потолок.
Последней каплей стал очередной глоток чая. Ладно на меня, но Спивак и на чашку не посмотрел. И пил так нагло, сербая, словно специально меня уязвить хотел.
– Простите, я с кем разговариваю? Вы меня слушаете или в облаках летаете? – вспылил я.
Врач медленно повернул голову, грустно взглянул на меня, на костыли и дал понять, что я угадал с поразительной точностью.
– Может, вы спросите что-нибудь? – я напирал.
– И давно это у вас? – пространно уточнил он.
– Что именно?
– А с чем вы пришли?
– Проблемы со сном три месяца, бессонница две недели. Я же сразу сказал.
– Ну, всё ясно. Это у вас хроническое. Надо было лечиться, как полагается. А теперь вы что хотите? Запустили, – вынес он вердикт.
– Так я и пришёл лечиться. Я талончик получил три недели назад.
– Значит, надо было к платному врачу идти, – вяло парировал Спивак.
– Так вы будете меня лечить или как? Может, анализы назначите? Обследование какое-нибудь?
– У вас же травма была. Вот от неё и все проблемы.
– Вы издеваетесь, что ли? Я только что…
Телефон в кармане врача зазвонил бодрой мелодией, и Спивак сразу же ответил. А мне показал пальцем, чтобы подождал.
– Да, привет. Нет, могу. Будем, да. Нет, не приедет. Да, соберём…
Он улыбался, прикусывал язык, хихикал. За долю секунды Спивак сменил образ уставшего неповоротливого тюфяка на одного из тех, кто донимал Кристину пошлыми глупостями. От такого хамства хотелось врезать ему костылём. Только весовая категория у нас разная, да и не сносило его от малейшего дуновения ветра.