В основном заводка бриделя на бочку производится своими силами, но при сильном ветре для
быстроты и безопасности этого сложного маневра командиру корабля порой приходится принимать помощь «соседа». Участие соседних кораблей в выполнении маневра – это мера традиционной уважительности на флоте. Это воспитывает у моряков чувство солидарности и взаимовыручки. Это рождает и другие этические нормы.
Например, вахтенный офицер, докладывая командиру о входе на рейд другого корабля, добавляет, что флажный сигнал поздравления с благополучным прибытием поднят, баркас с назначенной швартовой командой отправлен. Друзья-сослуживцы таким вниманием отдают должное своим товарищам за труд в море. В этом немалая воспитательная сила.
Приятно со стороны смотреть на слаженную работу опытного командира и его экипажа. Кажется, что своё дело они выполняют легко и просто. Однако это впечатление обманчиво. За красотой стоит огромная работа, точный расчет, тренировка и опыт.
Бывает, к сожалению, и по-другому.
Несложный маневр превращается в мучительную и нервную процедуру, когда малоопытный, неуверенный в себе командир плохо чувствует корабль. Он начинает суетиться, без конца уточнять место, задавать массу вопросов, не дожидаясь и не требуя на них ответа. Нервозность командира передается экипажу, люди делают свое дело торопливо, допускают ошибки. Тут уж порядка не жди.
Такой командир – потенциальный носитель аварий.
Анализ сложных ситуаций подтверждает, что их причиной является неорганизованность командира, необученность вахтенной службы, отсутствие взаимопонимания между постами, обеспечивающими безопасность плавания, – в общем, несогласованность всех звеньев. При этом нужные команды и доклады теряются и проходят мимо внимания командира, что всегда пагубно влияет на офицеров-новичков, которые ничему не учатся.
Я знал командиров, которые, гордясь своей должностью, боялись её, трусили при осуществлении манёвров. У иного в буквальном смысле руки и ноги трясутся при подходе к причалу, что днём, что ночью, даже в простых условиях, не говоря уже о сложных – при сильном боковом ветре или течении.
Как, таких командиров, назначают?
Однозначный ответ дать трудно. Здесь надо видеть и учитывать всё: протекции начальников своим любимчикам, родственные отношения и кумовство, людей, случайно казавшихся на флоте, и наконец, определенный кадровый голод быстро растущего флота. Подбор кадров – процесс творческий. Иного можно разглядеть только в экстремальных условиях. А до того… Биография нормальная, срок службы и возраст соответствуют требованиям нормативных документов. Правда, предшествующие должности не требовали самостоятельных решений, за
которыми стоят судьбы людей.
Одной из начальных форм обучения молодых офицеров является исполнение обязанностей дежурного по кораблю и вахтенного офицера на якоре. Например, часто приходится принимать к борту (когда корабль стоит на рейде, якоре или на бочке) суда обеспечения для пополнения запасов топлива, воды и разных материальных средств. В организации приемки грузов при стоянке у причала корабельный устав немалую роль отводит вахтенному офицеру или дежурному по кораблю. Эта «мелкая» должность является довольно престижной, и ей придается большое значение. Опытный вахтенный офицер, руководящий такими работами, предельно собран. Он заранее инструктирует подчиненных, проверяет наличие спасательного инвентаря. Напоминает о мерах безопасности, дает указания на очередность действий. Зная характер груза, заблаговременно вызывает наверх расходное подразделение, трюмных, дежурного врача, спецслужбы боевых частей и так далее. Тогда с приходом судна и окончанием его швартовки немедленно начинается прием запасов. Один только этот момент дисциплинирует людей и вызывает желание отличиться. К таким экипажам и команды вспомогательных судов относятся с большим уважением, с удовольствием выполняют их заявки.
У нас на крейсере между офицерами было негласное соревнование по четкости действий вахты при приемке судов и плавсредств, по быстроте и качеству их разгрузки, по приведению в исходное положение места работы. По всем вопросам организации службы существовали нормативы.
Молодой вахтенный офицер получал большое моральное удовлетворение от четкого выполнения этой не самой сложной работы на вахте. А главное, он был на виду, под пристальным наблюдением своих более опытных товарищей, получал оценку своих действий, поощрение. (Порой офицеров забывают поощрять за инициативу и безупречные действия при несении ими службы корабельных нарядов.)
Строгое наблюдение за выполнением каждой статьи устава, сохранение и продолжение лучших
традиций лежит на совести командиров кораблей. Подготовка лиц дежурно-вахтенной службы проводится непосредственно под руководством командования корабля. Каждый из офицеров, прежде чем надеть нарукавную повязку, должен сдать зачет на допуск к вахте или дежурству. В тех экипажах, где офицеры плохо несут службу, командиры к приему зачетов подходят недостаточно требовательно, а порой просто формально. Некоторые даже передоверяют это ответственное дело своим заместителям. Там же, где обучение и система зачетов поставлены образцово, налицо высокие результаты.
Например: на крейсерах, во времена моей молодости, прием зачета по использованию средств движения был организован серьезно. Вахтенные офицеры сдавали его непосредственно в машинном отделении, а вахтенные механики – на мостике. Каждое теоретическое положение по основам эксплуатации электромеханических установок, со всеми особенностями их боевого использования, подтверждалось практическими действиями. Надо ли доказывать пользу такого подхода к оценке и закреплению знаний офицеров?
Для вахтенного офицера обязательное правило – понимать смысл действий личного состава при даче пробных оборотов, при смене ходового режима, при падении вакуума в корпусах турбин, при выходе из строя масляных насосов и так далее. А где это можно узнать, как не в машинном отделении? Поэтому вахтенные офицеры в свободное время нередко стояли ходовую вахту в машинном отделении вместе с вахтенными механиками, а механики поднимались на мостик. Офицеры понимали процессы и ситуации, возникающие после их команд. Исполнение обязанностей приобретало более осмысленное содержание. Такую методику сдачи зачетов я испытал на себе на крейсере «Чапаев», где её впервые внедряли опытнейшие моряки: командир крейсера капитан 1 ранга В. С. Бабий, его старший помощник капитан 2 ранга С. М. Федоров и командир электромеханической боевой части капитан 3 ранга И. Д. Земляк.
В ходе дальнейшей службы на крейсере «Мурманск» в должностях старшего помощника и командира, а позднее на всех кораблях, которыми командовал, я смело внедрял эту методику и
имел хорошие результаты. Все мои офицеры прекрасно разбирались в технических тонкостях «соседней» специальности.
Забегая вперед, скажу, что когда впервые в ВМФ СССР наше соединение приступило к освоению принципиально нового вида вооружения – самолетов и вертолетов, базирующихся на авианосце, мне, по соглашению с командованием авиации ВМФ, удалось ввести подобную систему и для летно-технического состава. Эффект был потрясающий.
Профессиональное мастерство летчиков и моряков в кратчайшие сроки возросло до того уровня боевой подготовки, который позволял решать любые поставленные задачи. А ведь это, как ни странно, тоже из раздела морской практики.
По военной специальности я артиллерист. Главным оружием у нас на корабле была артиллерия, по известному выражению «бог войны». Артиллерийская боевая часть крейсера состояла из трех дивизионов: главного, универсального и зенитного калибров. Я служил в дивизионе универсального калибра. Прошёл в нем все должности, от командира 100-мм башни до командира дивизиона.
Служба в этом дивизионе, на всех должностях, предполагает безупречное знание своего оружия, отличную реакцию и автоматическую натренированность при обслуживании техники. Это объясняется, во-первых, тем, что в универсальном калибре каждый командир батареи управляет огнем по всем видам целей: морским воздушным и береговым. В других дивизионах этого нет.
Основу дивизиона зенитной артиллерии, например, составляли автоматы малого калибра, они вели огонь только по видимым с корабля целям.
Во-вторых, в отличие от главного калибра, у наших универсальных установок скорости изменения координат обстреливаемых целей настолько реактивны и переменчивы, что малейшая задержка – порой в доли секунды – грозит поражением в бою. Завалом практической стрельбы в мирное время и ударом воздушного противника по кораблю в военное. Пережить такой позор тяжело.
На совещании и на обеде в кают-компании провинившийся чувствовал себя очень неуютно. А уж при публичном разборе стрельбы старшим начальником или флагманским артиллеристом… Вроде и не было прямого укора от сослуживцев. Каждый понимал, что сегодня ты, а завтра я. Но на душе у него все равно было муторно: испорчен праздник – выход корабля в море для выполнения артиллерийских стрельб; сорван план боевой подготовки. Не удивительно, что каждая стрельба, каждый выход в море готовились самым тщательным образом.
Не помню случая, чтобы перед стрельбами уважающий себя офицер-артиллерист не прошёл по всему своему хозяйству, не представил бы мысленно всех вариантов, возможных при подготовке и проведении стрельбы.
На крейсере «Чапаев» мы воспитывались в обстановке высокой требовательности и дружеской поддержки со стороны более опытных товарищей. Мы были молоды, нуждались в опеке и подсказках.
Удивительные были годы. Дни летели, как мгновения. Казалось бы, чем можно на корабле занять себя? Тем не менее день был заполнен до предела. Растерянность наступала, если начальник звонил к тебе в каюту и говорил, что есть изменения в суточном плане и некоторое время можно использовать по своему усмотрению. Полчаса, час – это же вечность… Ходишь, как неприкаянный – скорее бы она, эта вечность, кончилась.
Отдыхать мы тоже умели.
В те времена в эскадре Северного флота было два крейсера и четыре бригады эскадренных миноносцев. Нам казалось, что «Чапаев» был на голову выше остальных кораблей по организации службы, корабельному порядку и офицерскому составу. У чапаевских офицеров был особый стиль и шик. Их узнавали. Они по-своему одевались, имели в Доме офицеров свой столик. В абсолютном большинстве до звания капитан-лейтенанта они не женились, считая это помехой в службе. У нас в героях ходили не те, кто отличался на танцах, стильно одевался, имел вместо суконной бостоновую тужурку (гражданское платье в те годы не носили) и золотые запонки. Героями были настоящие служаки. Те, кто лучше знал свое дело, отлично правил вахту, умел навести в своем подразделении флотский порядок, оставаясь любимцем матросов. Наконец, те, кто брал призы по огневой подготовке, был новатором в ратном деле, настоящим моряком.
Лейтенантская юность. Романтика. Несмотря на суровое и, прямо скажем, голодное послевоенное время, мы сумели вынести на своих плечах все тяготы и невзгоды корабельной службы, не потеряв оптимизма.
Море не терпит унылых и черствых людей. В кают-компании в те нелегкие времена было весело и непринужденно. В первую очередь благодаря здоровому духу на корабле. Только что прибывшего молодого офицера ждали розыгрыши и дружеские, без унижения чести, подначки. Излюбленной шуткой была такая: в первый день молодому лейтенанту внушали, что жизнь на
корабле начинается с оплаты счетов за свет, воду, место в каюте, телефон, белье, питание и тому подобное. Причем деньги принимает лично старший помощник командира. Это были какие-то копейки, которые всегда можно было найти в тощем лейтенантском кошельке. Иногда по сговору с корабельными интендантами и механиками необходимость оплаты подтверждалась квитанциями с какой-нибудь печатью «для пакетов». Заканчивалась шутка тем, что перепуганный лейтенант входил в каюту старпома и докладывал о готовности заплатить положенные взносы за проживание на корабле или показывал квитанции.
Одно дело тральщик или сторожевой корабль, где старпом – офицер в сравнительно малом звании, ровесник, другое дело на крейсере – капитан 2-3 ранга, прошедший огонь и воду. Можно себе представить его гнев. Старпом начинал выпытывать у лейтенанта, кто его послал, где он получал квитанции. Именно выпытывать, потому что новичок уже понимал, что его разыграли, и начинал нести что попало, сказать и припомнить толком он ничего не мог: на крейсере он как в лабиринте, а в каюте старпома – как на сковородке. Для молодого офицера все заканчивалось благополучно. «Добрый» старпом милостиво отпускал его и советовал вспомнить балагуров, которые его разыграли, и прислать их к нему, старпому, на собеседование. Конечно, никто не приходил. Да и сам лейтенант после розыгрыша как-то сразу включался в общую жизнь неунывающего коллектива офицеров-единомышленников.
Не все, однако, шутки безобидны, особенно те, которые связаны с использованием оружия. К сожалению, были и такие. Одна из них в свое время была сыграна со мной и получила широкую огласку под названием операция «Луна». Закончилась она для шутников судом чести и даже увольнением с флота.
В конце октября 1956 года, после окончания специальных офицерских классов, я в звании старшеголейтенанта был назначен на крейсер «Мурманск» командиром батареи универсального калибра. В тот же день крейсер со всей эскадрой (около тридцати кораблей) по тревоге вышел из главной базы и встал на якоря в одном из пунктов базирования в Мотовском заливе.
Где-то в далеком Египте разгорелся очередной военный конфликт. Стоим по тревоге уже не первые сутки, праздник Великого Октября на носу. Устали. Но боеготовность не снижается, все понимают: так надо.
В три часа ночи заступаю в очередную боевую смену вахтенным артиллеристом на пост командира дивизиона зенитного калибра, один из самых высоких командных пунктов корабля, почти под клотиком. В моем подчинении половина зенитной артиллерии крейсера в немедленной готовности к открытию огня. Боезапас подан, расчеты установок в полном боевом составе на своих местах, связь установлена. Через 17 минут после заступления – звонок по линии боевой связи; представляюсь. Строгий командный голос в трубке дает вводную: «Луна» – действуйте. Отвечаю, что я вахтенный артиллерист, а не вахтенный офицер. Мое дело – отражать огнем средства воздушного нападения и легкие силы при внезапном нападении. На другом конце линии повешена трубка. На душе тревожно. Проверил еще раз готовность зенитных расчетов: все начеку, люди не спят. Оглядел стоящие рядом корабли эскадры. Кругом ни огонька, полная темнота, полярная ночь. На эсминцах на боевых вахтах мои коллеги и боевые друзья, однокашники.
Инструкцией боевой артиллерийской вахты после такой вводной предусматривается немед-ленное открытие огня по приказанию или самостоятельно – при внезапном обнаружении