Василевский уже оказался на берегу, а Казанин лег на спину в форме звезды и начал дрейфовать.
Живи и Помни
1
Александр Белозеров проснулся этим утром как всегда в обнимку со своей женой. Любовь Белозерова лежала к нему спиной. На ее лице вырисовывалась нежная улыбка, что великолепно сочеталось с ее светлыми волосами. Белозеровы не имели детей. Это только было у них в планах. Любовь в глубине души очень хотела этого, а Александр ее поддерживал. Только у них до сих пор ничего не получалось. Утро выдалось солнечным. День стремительно наступал. Благо, что выходной и молодые могли посвятить себе все время. Любовь встала, оделась, сделала утренние процедуры и отправилась на кухню. Она всегда встречала мужа готовым завтраком, независимо от того, когда он просыпался. Александр работал простым офисным работником в страховой компании. Любовь – пока временно безработная. Она попала под сокращение в детском садике. Александр нежился в постели, корчился и вздыхал. В его нос начали пробиваться ароматы готового завтрака. Люба подошла к кровати, где до сих пор спал ее муж и нежно погладила его, приговаривая:
– Вставай милый.
Александр заставил себя встать. После чистки зубов, он прошел на кухню, где довольная жена сидела за столом. Они покушали вместе. При этом они разговаривали о планах на сегодняшний день. Предстояло съездить в магазин и закупиться на неделю продуктами, посетить родителей Любы и сходить в кино. Все это они планировали за завтраком. Белозеровы являлись меломанами. Они знали каждого актера, каждый фильм, не важно какого производства. В семье Белозеровых, просмотр фильма, считался частью традиции. Можно сказать, что они разбирались в кино не хуже критиков, а может даже лучше. Поэтому просмотр фильма в кинотеатре, считался неотъемлемой частью грядущего выходного. Параллельно их разговорам, по телевизору, в кухне, шла политическая передача. По ней рассказывали, что мир стоит на пороге войны.
– Ты веришь в это? – спросила Люба.
Она увидела, как Александр внимательно вслушивался, что там говорят.
– А как тут не поверить? Ты думаешь по телевидению будут говорить неправду? – возразил ей муж.
Белозеров был яростным патриотом своей страны. Это оно хорошо, только его патриотизм заходил далеко. Он уже давно потерял навык различать ложь и правду по телевидению. А когда он встречался с отцом Любы, то за столом только о политике и говорили. Люба пыталась его образумить, но все бестолку. Александр продолжал слепо верить всему, что скажут по телевизору.
– Ничего, ничего, наши не дрогнут! – приговаривал Белозеров.
Они законичли завтракать и стали собираться в магазин. Погода выдалась прекрасной. Светило солнце, кругом пахло зеленью, во дворе бегала детвора, прогуливались мамочки с колясками. Жизнь шла своим чередом. Белозеровы выехали со двора и направились в супермаркет. Там они купили все необходимое и поехали к родителям Любы. Они жили за городом. Поездка у них заняла примерно полчаса. И вот Белозеровы оказались у нужного подъезда.
Владимир Николаевич Уваров сидел на кухне и смотрел политическую передачу. В ней нагнеталась атмосфера войны, точнее готовности чуть ли не всех стран атаковать друг друга. По кухне ходила его жена, Любина мать, Анна Алексеевна. Она таскала на стол тарелки с самодельными варениками – любимое блюдо Белозеровых. Особенно нравилось Александру. Своим друзьям на работе он столько много рассказывал про вкус вареников, что человек, даже относящийся к ним равнодушно, невольно сглатывал слюну. Так вкусно и красочно рассказывал Белозеров про вареники Анны Алексеевны. Спустя годы, Анна Алексеевна не потеряла своей красоты. Голубые глаза и серебряные волосы придавали ее лицу вид героини сказок о принцессах. Люба переняла красоту матери, только глаза достались ей от папы. В доме Уваровых раздался звонок. Владимир Николаевич не дрогнул. В это время у Анны Алексеевны были заняты обе руки – она сливала воду из горячей кастрюли в раковину. Закончив, она поспешила к домофону, спросила «кто?» и открыла подъездную дверь. Через несколько минут зашли Белозеровы. Они по очереди обнялись с Анной Алексеевной. Владимир Николаевич продолжал сидеть и смотреть телевизор со всей внимательностью. Вскоре все сели за стол и Уварова подала вареники. Александр весь заходил ходуном, как маленький. Он даже не обращал внимание на Владимира Николаевича, который сидел рядом и смотрел телевизор. Там пошла реклама. Теперь отец Любы отлип от экрана и поздоровался с молодыми.
– Слыхали, что происходит? – спросил Уваров, обращаясь к гостям.
– Да. Совсем обнаглели, – сказал Белозеров в промежутке между поглощением вареников.
– Уверен, наши им дадут просраться, – сказал Владимир Николаевич и тут же поймал недовольный взгляд своей жены.
– А чего? – тут же продолжил он, – или ты хочешь сказать, что мы должны вот это все терпеть? Да нас унижают, нашу страну не во что не ставят. Мы должны им показать, кто на самом деле правит балом.
– Сиди уже, господи, – махнула рукой Анна Алексеевна в его сторону.
За их перепалками было интересно наблюдать. Александр ловил азарт и полностью соглашался с Владимиром Николаевичем. С виду об этом не скажешь. Они так эмоционально обсуждали новости, что казалось они ругаются или спорят между собой. Но эти люди были единых взглядов. Слепой патриотизм, перекрывал их умы к здравому смыслу. Любе всегда в такие моменты становилось не комфортно. Ей хотелось поговорить о бытовых делах, а не о мировых заговорах. Белозерова приходила в бешенство из-за игнорирования насущных проблем. Отец никогда не поинтересуется, как у ее дочери с мужем обстоят дела с зачатием ребенка. Для Любы это была очень важная тема. Ей хотелось поддержки от родного отца. В этом смысле, с ней постоянно разговаривала Анна Алексеевна. Она просила не сердиться на отца. Владимир Николаевич, бывало, вскользь спросит Любу о жизни, о самочувствие и когда дочь пыталась развернуто ответить, а его вопросы, то он тут же говорил: «А все понятно. Хорошо. В правительстве видала…”. И потом начиналось снова и снова.
– Я не прав? – спросил Уваров у Александра.
– Правы.
– Ты туда же, – вздохнула Люба.
– Все уже с ума сошли с этим телевизором. Там всегда страхи показывают. Это специально делается, чтобы такие как вы сидели и смотрели, потом обсуждали и ругались. Сколько раз уже говорили о новой войне? И чего. Живем пока мирно.
– Вот именно пока, – поднял палец вверх Владимир Николаевич.
– Анна Алексеевна, сейчас все по-другому. Нас действительно ожидает война, – сказал Александр Белозеров, запуская вареник в рот.
– Нам поговорить не о чем? – спросила довольно резким тоном Люба.
Анна Алексеевна всем своим видом поддержала дочь. Она попыталась задать тему для разговора, но Владимир Николаевич ее опередил.
– Жалко, что меня на войну не позовут. Я уже старый, да и вряд ли чем-то помог бы нашим. Вот Сашка, – он положил руку на плечо Белозерову, – наша надежда на будущее. Ты должен показать им нашу силу. Мы не сдаемся.
– Ну хватит уже, – крикнула Анна Алексеевна, – хватит ребенка пугать.
– Я не напуган. Владимир Николаевич говорит правду. Кто если не я? Если надо будет на войну, то я в первых рядах пойду.
– Ты даже постель не можешь аккуратно заправить, какая тебе война? – пошутила Люба.
Сказала она это как раз кстати. Обстановка разрядилась, все немного посмеялись. Сама Люба напряглась. Все вокруг то и дело, что говорят о войне. Может и в самом деле стоит бояться? А тут еще ее муж рвется в бой. Она думала, что скорее всего Саша сказал это от своего патологического патриотизма. Еще не было момента, когда он делал что-то во имя своей страны. Все только на словах, да на диване и за столом. А когда немного выпьет, то становится совсем невыносимо. Люба надеялась, что все обойдется и войны этой не будет и Саша, ее любимый муж, никуда от нее не уйдет. Но как же она ошибалась.
2
Война пришла внезапно. Коснулась она, своим смертельным дыханием всех. Начались авиационные обстрелы на границах. Танки начали переходить на мирные земли. Мобильная связь перестала существовать, интернет тут же отрубился. В некоторых, отдаленных областях еще были признаки здорового общества, но там, где жили Белозеровы и Уваровы все разрушалось. В самом городе тихо, только слышны звуки разрядов, содрогающих землю. Враг на границе. Дальше город и невинные люди.
В доме у Белозеровых происходила суета. Саша мотался по комнате, собирая вещи. Люба ходила за ним, как тень, вся в слезах, уговаривала остаться, спрятаться, убежать.
– Я что трус по-твоему? А если каждый вот так убежит и спрячется от долга своего? Кому воевать тогда? – бушевал Белозеров.
– Ну есть кому воевать. Как я без тебя? А если…
Люба не договорила. Она закрыла руками себе рот и заплакала сильнее. Саша не обращал внимание. В глазах у него стояла пелена. Он так сильно хотел воевать с врагом, так сильно любил свою страну. Только вот жена не разделяла его взглядов.
– Бери родителей и уезжайте в глубь. Говорят, через день от нашего города ничего не останется, – уже, как солдат, четко, поставлено, говорил Саша.
– Подруга Марина у меня живет на Востоке, – захлебываясь от слез сказала Люба.
Саша закончил сборы. Он встал перед женой на колени. Она сидела на краю кровати и рыдала, бормоча что-то про подругу по имени Марина.
– Посмотри на меня, – Саша взял ее руки в свои и поцеловал, – я должен. Понимаешь? Это долг каждого мужчины. Эти уроды, думают, что могут уничтожить нашу страну просто так. Если даже им это удастся, то будет не так просто. Я буду биться до последнего.
Вместо слов утешения Люба услышала вот это. На столько сильно у Саши были промыты мозги. Впрочем, может быть такое поведение в такой момент – это нормально для мужчины.
– Ты сумасшедший, – сказала Белозерова, подняв на него глаза.
– Да. Да я сумасшедший. Я хочу, чтобы будущее поколение жило хорошо, не под гнетом чужестранцев. Они не имеют право. Это наша земля. Я буду биться за всех нас, за тебя, – он прервал свою пламенную речь, посмотрел снизу на заплаканную Любу. – Ты боишься, что меня убьют?
– Очень боюсь. Ведь без тебя, я не знаю, как мне быть. А самое главное, кто о тебе вспомнит, когда тебя не станет?
Люба вырвала свои руки и снова закрыла ими свое лицо. Слезы скатывались по рукам.
– Я ухожу, – Саша встал, с каменным лицом опустил виновато глаза в пол. Скулы зашевелились.
Он подхватил рюкзак с вещами, который стоял на полу, рядом с кроватью, где сидела Люба.
– Пора, – сказал Саша.
Люба резко подпрыгнула на кровати и кинулась на шею мужу. Она крепко сдавила его в своих объятиях. Белозеров ощутил мокрое место на своем плече. Люба не хотела выпускать его. Но вскоре он сам оттащил ее от себя.
– Береги себя, милая, – сказал на прощание, уже в дверях Саша.
Люба начала махать ему рукой. Таким она его и запомнила. Серьезный взгляд, высокий, с рюкзаком на одно плечо, стоящий у входной двери. Настоящий патриот своей страны, а на плече небольшое пятно от слез его жены.
3
Общая мобилизация. Для тех, кто ни разу в жизни не держал в руках оружия, проводились ускоренные учения. Сашу Белозерова определили в учебку. Там он учился основным навыкам обращения с огнестрелом. Глаза у него горели. Он рвался на передовую защищать Родину. Настал момент, когда он оказался в центре боевых действий. Перед ним бескрайнее поле, вспаханное авиаударами. В ямах от ударов лежали солдаты, наши. Кто-то вцепился в ружье и, пригнувшись приводил дыхание в норму. Кое-где лежали трупы. При виде первого, в своей жизни трупа, Саше Белозерову не стало плохо. Его обуяла ярость. Он так хотел подстрелить противника, да как можно больше. Он бежал через поле, перелетая ямы. В небе шла очередная волна авиаударов. Солдаты разбегались, прятались в воронках. Саша продолжал бежать. Перед ним взрывалась земля, на глаза, в рот и уши летела пыль. Он слышал, как ему сзади кричат ложись. Но Белозеров не видел ничего. В метрах трехста бежал противник. Он был, как красная ткань для быка. Саша ничего не замечал, кроме него. На бегу он взвел автомат, начал стрелять от бедра. Внезапно, он почувствовал, что отрывается от земли. Он перестал ощущать землю, родную землю, под ногами. Стало как-то легко. Чувство, что чего-то не хватает. Взлетев в воздух, Саша начал вращаться. Тут он за мили секунды понял, что ему оторвало ногу. Снаряд взорвался прямо перед ним. Его отбросило. Еще некоторое время Саша находился в сознании, жадно ловя воздух ртом. Он лежал, распластавшись на поле, посреди авиационного обстрела противника. На помощь никто не мог прийти, да в ней, как в таковой, Саша больше не нуждался. Он умирает. Единственное, о чем он думал в этот момент это тот самый враг – красная ткань. Подстрелил он его или нет. Отнялось тело, но мозг еще не отключался. Было не больно, просто никаких чувств. Лишь мысль о том враге. Потихоньку начало темнеть в глазах. Саша немного приподнял голову, что было еще в его силах. Он увидел врагов. Их теперь уже было с десяток. Они наступали пехотой. Белозеров попытался подняться на локтях, чтобы дотянуться до автомата, но ничего не получилось. Он сделал еще попытку, более успешную. Только кончики пальцев дотянулись до заветного оружия. Сашу покидали силы, он не видел свою ногу. Она его не интересовала. Самое главное – это дать отпор врагу, чтобы они не прошли дальше. Они не имеют никакого права топтать родную землю Саши Белозерова. Его геройству пришел конец. Он умер с оружием в руках. Мимо его тела бежали противники, кричали что-то на своем языке. Смерть храбрых или бессмысленная смерть? Саша бы ответил – смерть храбрых. Об одном он жалел точно. Врага не подстрелил. Как глупо.
4
Пожилые, инвалиды, женщины с детьми бежали из города в глубь страны. Эвакуацией, по сути, никто не руководил. Народ в панике самоорганизовался и двинулся на вокзал. Там городские власти обещали пригнать пассажирский состав и отвезти всех куда подальше. Люба с родителями не смогли уехать прочь на машине. В панике кто-то ее угнал. Белозерова вся в слезах держала под руку своих родителей. Владимир Николаевич шел гордо, только чуть-чуть в его глазах просматривался ужас. Анна Алексеевна завернула голову в шаль. Она за мгновения сильно постарела. Люба ей рассказала, что Саша пошел воевать, точнее побежал туда вприпрыжку и кто знает, что сейчас с ним. Жив ли он? Они шли в общей массе людей к вокзалу. Кто-то шел с чемоданами, кто-то налегке, бросив все в своих жилищах. Дети плакали и не понимали, почему им приходится бежать не с того ни с сего. Вдалеке раскатывались звуки разрывающихся снарядов. Они гнали народ прочь. Уваровы шли и шли. Свой родной город они уже не узнавали. У кого имелись машины, те в первых рядах покинули пределы города. Тем, кому не повезло, сейчас шли в процессии. Пустынные улицы, кое-где валялся мусор. Безысходностью и отчаянием был пропитан каждый сантиметр дорог. На подходах к вокзалу появились вооруженные люди. Они стояли коридором. Делалось это для обеспечения безопасности граждан при посадке на поезд. Уже у самого здания железнодорожной станции, Уваровы остановились. Перед ними куча народу стояла и толкалась, в надежде урвать место в вагонах. Затор из людей образовался моментально. Началась небольшая давка. Военные ныряли в толпу и успокаивали взбесившихся. Дети плакали, старики, повесив голову стояли и ждали очередь. Им уже нечего было терять. У некоторых уже прожито больше полжизни. Зато у детей все только впереди. Они не хотели умирать, поэтому плакали.
Народ двигался очень медленно. Пошел слух, что поезд уже забит под завязку. Военных становилось меньше. Теперь за порядком наблюдало не так много людей в форме, что сказалось на настроениях людей. Впереди началось оживление. Уваровы точно не могли видеть, что там происходит. Женщины визжали и кричали: «Прекратите, хватит!». Детский плач становился назойливым, как жужжание комара под ухом. Впереди стоявшие мужчины дрались. Сколько их было не понятно. Кажется, кто-то нарушил правила очереди и полез вне ее вперед, за что начал огребать. Под это дело народ стал ломиться вперед. Мужчина в форме, кто занимался пропуском, свистел в свисток. На помощь пришли военные. Те, кто стоял по бокам ринулись вперед. За ними побежали граждане. Уваровы только крутили головой, не понимая, как им себя вести. Владимир Николаевич успокаивал своих и приказывал мирно стоять и ждать. Очередь вышла из-под контроля. В здании вокзала началась свалка из людей. Некоторые уже лежали на полу. Их затаптывали. Скорее всего они уже не смогут подняться на ноги. Поезд еще стоял у перрона. Люди его стали брать штурмом. Чтобы разогнать толпу, не хватало военных. Уваровы еще стояли на улице.