В конце концов дошли. Увидели свет в конце, а затем и удивительно прекрасную поляну. Джой и Лекс с удовольствием выбрались из Мышеловки.
– Прощайте, – произнес Поводырь, он остался в проеме выхода, – я с вами не иду.
И исчез.
– Что? – путники были ошеломлены. Но еще больший шок наступил, когда на поляну вышли несколько человек без скафандров. Они подошли к Лексу и Джой.
– Спокойно, – сказали они, – снимайте шлемы и дышите. Здесь есть кислород. У вас шок, мы понимаем.
– Куда он делся? – Джой была в растерянности, руки снова дрожали.
– Это была иллюзия Мышеловки. Поводырь – первый землянин, попавший в ее сети. Его призраком она пользуется, чтобы заманивать в свою ловушку таких, как мы, – был ей ответ.
– Но как?.. – спросил Лекс, опустившись на землю.
– Спокойно, дышите медленно, скоро шок пройдет, – отвечали ему люди, – мы здесь уже пять лет, но пока не поняли, как работает ловушка Мышеловки. Знаем две вещи, здесь есть воздух и некая сила, которая не выпускает нас. Зато мы умудрились построить утопию. Нас почти полторы тысячи, и все живут в идеальном согласии.
Джой и Лекс взглянули друг на друга ошалелыми глазами. Вымолвить что-то никто из них не смог.
Люди подняли их и помогли сделать первые шаги в идеальном мире.
– Добро пожаловать в Мышеловку.
Ласточкино гнездо
Телеграмма.
Год 2021 от Р.Х. Полковнику Маршаку С. А. от старшего смотрителя дворецкого маяка Ласточкино гнездо капитана Чехова Д. И. Докладываю – старший лейтенант Шварц Ф. П. прибыл из Симферопольска к нам в распоряжение в Гаспр для несения службы третьим смотрителем маяка Ласточкино гнездо. За последние три дня близ нашего расположения вражеских кораблей, летательных планеров и дирижаблей не наблюдалось. Турки молчат. Иных новостей не имею. Сим откланиваюсь. Капитан Чехов Д. И.
Дмитрий Иванович отстукал последние клавиши на печатной машине, которая автоматически шифровала текст его депеши, встал и нервно прошелся по верхней комнате маяка. Чувствовал старый вояка, что назревает буря. Сулит она не шторм в море, а настоящие корабли военные, несущие к берегам Крымской губернии в своих тучных брюхах боевые машины и младых горячих турецких вояк с диковинными электропушками.
Уже целых два месяца на побережье было тихо. Дмитрий Иванович, прошедший первую Крымскую войну, точно знал, что такое затишье не к добру. Еще дед Чехова две сотни лет назад говорил, что «война не любит бездействие, ведь в нем кроется поражение», а ведь он стал свидетелем Ренессанса, когда почти одновременно были созданы стиммашины и электромеханизмы, и последующей Великой войны между стимлянами и теслианцами.
В дверь постучали.
– Изволите-с войти? – Осведомился у старого капитана высокий и поджарый старший лейтенант Шварц.
– Да, Федор Петрович, входите. Уже успели расположиться в своей комнате?
– Да-с, весьма польщен роскошной спальней, тем более в такое военное время.
Капитан одобрительно кивнул.
– Да, вы правы, Федор Петрович, целый год уже эти басурмане нам голову морочат войной своей.
– Так они это еще тогда начали, – усмехнулся старший лейтенант, – когда при Великой войне примкнули к теслократам. Электричество и молнии им, видно, милее нашего родненького пара и черного пороха.
Чехов снова кивнул.
В комнату вбежал Колька.
– Батька! У нас подмога что ли прибыла? – весело сказал он, – где он, руку молодчику пожму!
Тут юноша увидел Шварца.
– Колька, етишкий кот! Куда врываешься без стука! – рявкнул Дмитрий Иванович.
– Прошу прощения, – тут же поклонился коренастый парень.
– Простите, Федор Петрович. Сын мой – Николай. Мать его холит, вот он про манеры и забывает!
– Ничего-с! – улыбнулся старший лейтенант, пожимая руку Кольке, – сам такой был.
– Ты чего пришел-то, Колька? Твоя смена только вечером.
– Так матушка зовет вас с Федором Петровичем чай пить и, так сказать, знакомиться.
– Ах да… Федор Петрович, вы как к чаю?.. Гаспр успели осмотреть?
– Признаться нет-с, – пожал тот плечами.
– Решено. Поехали. А ты, Колька, смотри за Ласточкой!
****
Попивая чай на веранде дома, наблюдали, как солнце клонится к закату.
Вдруг. Далекий выстрел, и вспышка. Сигнальная ракета с маяка.
– Турки! Решили нас врасплох застать! – прорычал, вскакивая Дмитрий Иванович.
Чертыхаясь погрузились в машину и рванули к Ласточкиному гнезду.
****
– Что там, Колька? – спросил капитан, поднявшись на самый верх маяка.
– На шесть часов басурманский флот, – указал юноша, – бать, это еще не все. Видишь внизу, у самого нашего берега…
– Ага, разведчики. Высадятся через пять минут.
– Разрешите-с встретить турок шквальным огнем, – вмешался старший лейтенант.
– Разрешаю. Вот и будет вам крещение, Федор Петрович, в должности третьего смотрителя маяка.
Тот кивнул и, быстро захватив в своей комнате двуствольное ружье, отправился встречать передовой отряд врагов.
– А я встану у пушек, надо отогнать их корабли от берега. А ты, Колька, беги в кабинет и срочно телеграфируй в Ялтинск, Алупкиж и Симферопольск, чтоб высылали нам подмогу… только не весь гарнизон, а то, вдруг это отвлекающий маневр, а основные силы этих басурман пройдут западнее иль даже восточнее.
Николай кивнул и помчался докладывать.
Дмитрий Иванович спустился на уровень ниже, в оружейную. Тут стояли пять готовых пушек. Он прицелился и пальнул в приближающийся к берегу турецкий корабль. Не попал. Примерился ко второй пушке. Залп, попал в печную трубу корабля поменьше.
Третий залп… четвертый – все в воду.
Турки начали палить в ответ из своих электропушек и релейных установок, неотвратимо приближаясь.
Пятый выстрел Чехова угодил в корпус большого корабля. Взрыв, дыра, потоп, далекие крики людей, снова взрыв, тишина.
Но остальные два корабля продолжали плыть, как ни в чем не бывало.
Дмитрий Иванович понял, что здесь уже ничего сделать не сможет. Схватил огнемет и ринулся на улицу.
По дороге остановился и рявкнул на весь маяк.
– Колька!
– Что, бать?
– Тут весь гарнизон нужен! И еще… пусть срочно с ближайших аэродромов высылают планеры, пару самолетов…
– Хорошо, бать! – раздался крик.
– Колька, пусть еще цеппелин высылают, бомбить надо этих басурман! А я пошел помогать Федору Петровичу.
– Принято, бать! Осторожнее! Я скоро приду на подмогу!
Чертыхаясь капитан Чехов вышел во двор, где старший лейтенант Шварц во всю свою прыть уклонялся от сверкающих разрядов молний из электроружей. Враги подошли к самому маяку Ласточкино гнездо. Но на то у маяка и есть смотрители.
Под сенью дубов
Кузнец проснулся незадолго до рассвета. Его жена, Этнис, еще спала, как и сын, Далин.
Кузнец спустился в погреб, собрал узел с едой, затем зашел в кузницу, взял свой плащ, лежащий у погасшего горна, и Клык. Меч приятно утяжелял поклажу. Кузнец перекинул ножны через спину, накинул капюшон плаща и взял небольшой узел с едой в руку.
Путь его лежал из родного Падейла в соседнюю деревушку Маран, где один торговец обещал собрать для него пару сумок с заготовками для подков. Дело непыльное – три лиги в одну сторону и столько же обратно – полдня ходу с остановкой в лесу на обед. Этот маршрут был исхожен кузнецом множество раз и не представлял опасности, несмотря на рыскавших в лесу зверей и постоянно слоняющихся на Вызимском тракте разбойников. Их всех кузнец научился обходить и не ввязываться в неприятности.
– Фарин, – жена окликнула кузнеца, когда он выходил из кузни. Она стояла на пороге их дома. Такая красивая и нежная в лучах рассветного солнца. Бородатый и могучий кузнец тепло улыбнулся.
– Ну зачем ты вышла, замерзнешь, утро сегодня прохладное, – он подошел к жене и ласково обнял ее.
Тут в двери показался Далин, еще не успевший толком проснуться. В свои тринадцать лет он уже готов был перейти из подмастерья в старшие подмастерья.
– Видно не уйти мне сегодня без прощания, – кузнец потрепал сына по взъерошенным волосам, – разожги горн, после моего возвращения будем плавить заготовки для подков, – добавил он, глядя на сына.
Тот кивнул.
Кузнец поцеловал жену, хлопнул сына по плечу и зашагал по главной дороге.
– Легкой поступи тебе, отец, – донеслось до него тихое напутствие Далина.
– Будь острожен, – добавил любящий женский голос.
Кузнец обернулся, голубые глаза улыбнулись, а ноги понесли его в путь.
****
Когда новый день в полной мере вступил свои права и солнце начало припекать, кузнец сошел с Вызимского тракта, чтобы не повстречать разбойников, и свернул в лес. Через негустую дубраву можно было срезать часть пути и уже к полудню вновь выйти на дрогу, которая прямиком выводила бы кузнеца к деревне Маран.
Под сенью дубов, через ветви которых то там, то здесь пробивались солнечные лучи, кузнецу шагалось даже легче и веселей. Он хоть и привык в своем хуторе быть строгим на душу мастером, но все же во время таких коротких путешествий позволял себе расслабиться.
****
Он переходил неглубокий овраг, когда наткнулся на разбойников. До тракта отсюда оставалась какая-то четверть лиги, видимо они укрылись в лесу для дележки добычи.
У кузнеца на поясе висел пузатый кошель с монетами, ведь надо было чем-то расплачиваться с торговцем. Разбойников было шестеро, и они сразу заприметили деньги. Меч, который кузнец быстро вытащил из ножен, тоже не остался без внимания.
Слово за слово, началось сражение. Кузнец не был первоклассным мечником, но все же своим родным Клыком пользовался умело и с охотой.
Он успел уложить троих, а одного ранить, когда со спины подкрался главарь и ударил кузнеца в темя. Тот быстро опомнился, лишь на мгновение потеряв из виду двух оставшихся врагов, и тут же ринулся за убегавшими разбойниками.
Но выбежав на небольшую поляну, залитую солнечным светом, увидел перед собой лишь высокого старца. Ни каких грабителей и душегубов, только этот человек в грязной хламиде с едва узнаваемым лицом.
– Здравствуй, Фарин, – произнес старик скрипучим голосом.
– Старец, не встречались ли тебе двое грабителей, пробегавших здесь?
– Забудь про них, Фарин…
– Но как же…
Старик подошел ближе, и тут кузнец узнал его.
– Хельд? Мудрец, живший рядом с моей кузней? Но ты ведь умер много лет назад…
– Фарин, ты тоже мертв, – спокойно молвил старец.
– Что ты такое говоришь!?
Кузнец резко развернулся и побежал обратно к тому месту, где произошло сражение с разбойниками.
И он увидел.
Выжившие грабители обыскивали его собственный труп. Там были даже те двое, которые, как казалось Фарину, убежали в лес. Подобно кузнечному молоту, ударила Фарина увиденная картина. Мысль о смерти пронзила, будто острие его меча Клыка.
Кузнец попытался схватить одного из них за шкирку, но его рука прошла сквозь громилу. Тот лишь поежился и продолжил собирать рассыпанные монеты.
– Это что дурной сон?
– Нет, это лимб, – ответил за его спиной мудрец Хельд, – ты будешь проживать свою смерть до тех пор, пока не примиришься с ней. Ты, Фарин, вновь и вновь будешь сражаться с этими людьми, и даже не будешь об этом помнить.
– Я не верю тебе, старик! – Фарин начал злиться.
Могучий кузнец с остервенением ринулся на разбойников в тщетной попытке победить их, но только потратил все свои силы и в беспамятстве провалился во мрак.
Очнулся снова в лесу.
Перед ним разбойники. Снова короткий разговор, сражение и встреча с Хельдом. А затем новость о смерти, и снова мрак беспамятства.
И вновь лес, разбойники, битва, смерть и мрак.
И снова, и снова, и снова.
Кузнец из раза в раз побеждал своих врагов, яростно дрался с ними, торговался и даже лебезил, уговаривая и моля. Но каждый раз просыпался на одном и том же месте. Убивая, умирая и погружаясь в забытье.
И снова, и снова, и снова.
В какой-то миг Фарин опомнился во время разговора с Хельдом.
– Ты снова в лимбе.
– Где?.. Почему снова, мудрец? – Фарин не узнал свой голос, тихий, словно шелест травы.
– Потому что ты мертв, Фарин.
– Раньше все знали меня, как кузнеца, лучшего в округе, мастера своего дела, – он вспомнил об этом.
– Здесь уже не важно, кем ты был, осталось только твое имя, данное при рождении, Фарин.
– Сколько прошло времени, старик?
– Если считать жизнями смертных, то прошел год со дня твоей гибели.
– И я буду умирать, пока не смирюсь?
– Если спрашиваешь, значит, уже примирился, – был дан ответ.
Фарин молча кивнул, в очередной раз глядя, как разбойники обирают его тело.
– Раз уж ты принял смерть свою, Фарин, пора тебе увидеть истинное мое обличие, – молвил старец, – взгляни на меня.
Фарин посмотрел на Хельда, но вместо него увидел своего покойного отца, Атраса.
– Отец, все это время это был ты, рядом со мной?
Старец Атрас обнял сына.
– Да. Лишь после твоего смирения мог я открыть свою личину. Скоро мы вместе сможем отдохнуть в садах Волшебной страны!
– Волшебной страны? – удивился могучий Фарин, – это та, о которой мне матушка рассказывала сказки во мраке ночи?
–Да. Ты сможешь попасть туда, но не сейчас. Ты принял свою смерть, но осталось сделать самое сложное… отпустить своих близких.
Только тут Фарин вспомнил о жене своей, Этнис, и о сыне, Далине.
Не помня себя, он мгновенно вскочил на ноги и помчался через лес к своему дому.
****
Далин сосредоточено разогревал горн, раздувая мехи. Сын возмужал и уже не был похож на того мальчишку, который в последний раз говорил напутственные слова своему отцу.
Рядом с кузней Фарин увидел стирающую в корыте свою любимую жену Этнис. За этот год она будто постарела, хоть и выглядела до сих пор самой прекрасной на свете.
Не в силах что-либо сказать, могучий Фарин упал перед ними на колени и впервые заплакал.
– Тебе придется отпустить их, – все с тем же спокойствием произнес Атрас.
– Но я люблю их, Отец, – вымолвил Фарин.
– И они тебе любят. Но твоя любовь причиняет им боль и страдание.
Фарин яростно замотал головой.
– Нет! – прокричал он и погрузился во мрак.
****
Он смотрел, как растет и мужает сын, как он превосходит в кузнечном деле его самого, как Этнис все больше горбится и старится, все больше отдавая себя хозяйским делам и торговле.
Он смотрел, как они изо дня в день ходят на его могилу и плача разговаривают с ним. А потом спускаются с холма возле хутора и приступают к своей работе.
И так каждый день.
И каждый раз на вопрос Отца Фарин отвечал «Нет», и погружался во мрак.
Забывая все, и вновь переживая жизнь своей семьи, утратившей его навсегда.
И снова, и снова, и снова.
****
А в какой-то миг он не узнал их. Он не узнал в бородатом мужчине своего озорного сына. Не узнал в согбенной женщине свою любимую жену.
И тогда спросил измученный Фарин тихим шелестом травы, некогда бывшим его голосом, у старца, вечно сопровождавшего его.
– Сколько миновало лет, Отец?
Старик вздохнул.
– Два десятка.
– И все это время она приходила на мою могилу… И наш сын сопровождал ее…
Кузнец опустился на колени рядом с поникшей женой, склонившей колени перед его могильным камнем. Его дрожащая рука опустилась на ее плечо. Женщина зарыдала. И от этой боли Фарин содрогнулся всем телом. Пока его любимая плакала, он не мог произнести ни слова.
Он дрожал, как и она. А потом Этнис обнял ее сын и молвил.
– Пойдем, матушка.
Они поднялись. Но прежде, чем уйти, женщина положила руку на могильный камень.
– Прощай, – тихо вымолвила она.
Фарин не смел подойти, но все же ответил.
– Прощай… я отпускаю вас.
Он смотрел вслед спускающимся с холма жене и сыну, пока не они растворились в белой пелене.
– А теперь нам пора в Волшебную страну, – послышался за спиной Фарина спокойный голос его Отца.
Падший рыцарь
Рыцарь прошел через полуразрушенную арку ворот огромного зала. Развалины некогда великого замка окроплял дождь.
– Здесь когда-то был зал искусств. Помнишь ли ты это, мой друг? – обратился рыцарь к кому-то, кто притаился во тьме дальнего угла зала.