Гляжу, как отмывают заблеванную кабинку, и замечаю внизу велосипед, причем мужской, а на нем – некую девушку. Она в белой тенниске и синих джинсах, черные волосы развеваются, аки конская грива. Колесо обозрения с внезапным толчком останавливается для посадки нового пассажира. Провожаю глазами велосипедистку: та объезжает игровые аттракционы и детский картинг. Поравнявшись с оператором, говорю: «Я уже готов сойти», а он отмахивается, будто ему комплимент отпустили. Девушка устремляется в сторону «Спрута», минует «Серебряный твистер», палатку, где продают попкорн, и батутный комплекс. «Выпустите меня! – кричу. – Выпустите!» Стараюсь хранить беспечный вид, но все напрасно. Оператор чешет кончик носа и поплевывает.
Я сейчас в нижней точке, начинается очередной подъем. Велосипедистка жмет на педали, приближаясь к моему колесу обозрения. Останавливается, внимательно смотрит. Я продумываю, каким жестом обозначу на спуске свое присутствие, но ее уже как ветром сдуло.
Исчезла.
Выпускают меня где-то минут через пять.
Благодарю оператора за «великолепное» катание и одними губами добавляю: «Говнюк». Девушка из Мичигана уехала из луна-парка, нутром чую. Но на всякий случай проверить не мешает. Никаких признаков. Даже следов от шин не осталось.
– Спасибо, что присмотрел за моим братишкой, – говорю, а сам указываю на прореху в брезенте; Лесли кивает – мол, знаю, знаю. – О’кей, Арни, лошадке нужен отдых.
– Нет, моя лошадка не устала…
– Арни!
– Нет… нет!
– Скажи «спокойной ночи».
Обняв лошадь за шею, Арни принимается ее обцеловывать.
– Прекрати, Арни!
Хватаю его за руку и тащу вниз с помоста.
Купив ему каких-то тянучек, идем к выходу, и вдруг из репродуктора доносится:
– А ВОТ И ГИЛБЕРТ ГРЕЙП, ОН ЖЕ ГИБЛЫЙ ГРИБ!
Это Такер; никто его до сих пор не искупал в баке. Метров с пятидесяти показываю ему «фак».
– ДА ТЫ КРУТ, ГИБЛЫЙ ГРИБ! ТЫ РЕАЛЬНО КРУТ!
Арни заметался – не понимает, откуда доносится этот рев, прохожие на меня глазеют, а я на тот случай, если из укрытия за мной наблюдает красотка Бекки, вразвалочку направляюсь к Такеру. На буксире у меня Арни.
– К НАМ ИДЕТ МИСТЕР КРУТ! ОЙ-ОЙ-ОЙ, ВСЕ СО СТРАХУ МРУТ!
На доллар дают три мяча; протягиваю в кассу пятерку, это на пятнадцать бросков. Первые шесть – мимо. Собирается толпа. Той девушки пока не видно. Такер тараторит без умолку, изгаляется на все лады. Седьмой мяч запускаю прицельно в него. Такера окружает защитная металлическая сетка, но приятно уже то, что он шугается. Толпа раззадорилась и поделилась на два лагеря: одни требуют устроить Такеру купание в резервуаре, другие заступаются. Мячи с восьмого по одиннадцатый вообще летят черт-те куда. Двенадцатый попадает точно в цель, но Такер почему-то не проваливается в бак.
– ЭХ ТЫ, ХИЛЯТИК-ВОЛОСАТИК, СОВСЕМ, ВИДАТЬ, ЗАРЖАВЕЛ!
Дальше сносить такие унижения просто нельзя. Все кругом хохочут, а на меня вдруг накатила злость. Такер уже обгадил и мою фамилию вместе с именем, и длинные волосы, и проржавевший пикап. В других обстоятельствах можно было бы наплевать, но не при таком раскладе, не сегодня, не сейчас. Тринадцатый мяч выскальзывает у меня из пальцев. Наклоняюсь, чтобы его подобрать, но тут Арни ныряет под заграждение и мчится прямиком к стенду. Такер это видит, но даже не успевает привстать: Арни бьет кулаком по красному диску, срабатывает пружинный механизм, днище под сиденьем из тракторной шины проваливается, и Такер плюхается в воду. Народ гогочет.
Арни Грейп на свой манер вышел победителем.
В награду мой умственно отсталый брат получает от меня молочный коктейль в «Сливочной мечте». Едем домой. Он сразу заваливается спать – лошадки его укатали. Я лежу в постели неудовлетворенный, как будто получил отлуп, и думаю о той девушке из Мичигана. Картинка складывается идеально. А покамест обслужил себя сам и воспользовался старым носком, чтобы не оставлять следов.
12
С утра я на работе; описываю, как Арни провел время в луна-парке. Мистер Лэмсон хохочет до слез.
– Братишка твой – до чего же… славный ребенок, – заключает он.
Когда я подметаю проход номер четыре, из-за угла появляется миссис Бетти Карвер с коробкой тростникового сахара:
– Гилберт?
– Да, миссис Карвер, я знаю, миссис Карвер. Уже перезаписался на сегодня, на четырнадцать часов!
Стараюсь говорить погромче: мистер Лэмсон, как пить дать, прислушивается. С недоуменным видом он подходит вслед за ней.
– Я не явился в назначенное время… виноват… сегодня исправлюсь. Мне очень стыдно, миссис Карвер!
Она сует мне под нос коробку сахара:
– Сколько?
– Что-что?
– На упаковке ценника нет. Сколько стоит?
– А, понял.
Мистер Лэмсон тут как тут:
– Не иначе как отклеился: Гилберт не имеет привычки пропускать товар.
– Я пришла не скандалить и не порицать, – цедит она. – Я пришла за сахаром, вот и все.
Мистер Лэмсон забирает у покупательницы сахар и сопровождает ее до кассы, чтобы при ней уточнить цену. В дверях она оглядывается в мою сторону, но я отрицательно качаю головой.
– Не сомневайтесь, босс, в обед я все улажу.
– Конечно, сынок.
– В среду я оплошал, сэр, и теперь все идет наперекосяк.
– Такая жизнь.
Выхожу на обед. Часы на фасаде Эндорского сберегательно-кредитного банка, мигая, показывают время: 13:55, затем температуру: 36 градусов, затем уже 13:56. На подъезде к страховой компании вижу авто мистера Карвера. Но не останавливаюсь, а еду дальше – сперва по Элм-стрит, а там еще пару миль до южной границы города. У Гончарного моста сворачиваю налево, у почтового ящика с табличкой – направо, и все это в рекордное время. Оказываюсь на подъездной дорожке, ведущей к двухэтажному фермерскому дому с зелеными ставнями. Кирпичный гараж разевает свою пасть, готовясь проглотить и меня, и мой пикап. Заезжаю внутрь. Пальцами (за неимением расчески) кое-как приглаживаю волосы. Она следит за мной с бокового крыльца: симпатяшка, в руках держит пульт от гаражных дверей. Нажимает на кнопку, и дверь начинает опускаться. Еле успеваю выползти на карачках.
– Да все у тебя в порядке с волосами, – говорит она, разворачиваясь перед входом.
Я улыбаюсь, а в голове крутится: «Опять двадцать пять». Шмыгаем через порог. Все эти предосторожности сейчас кажутся нелепыми, но давнею порой, когда все начиналось, только так и можно было. Я думал, что с переездом Карверов в загородный дом нужда в такой строгой секретности отпадет. Но миссис Бетти Карвер уважает традиции, а у нас, к сожалению, традиция сложилась именно такая.
Одета она по-домашнему. Прическа – будто специально взлохмачена. На губах ярко-красная помада. Благоухает дорогим мылом, зубки блестящие, ослепительно-белые. Имя, которое она носит, ни разу ей не подходит. Ну, она не виновата, что родилась в ту пору, когда девочек называли Вандами, Дотти и Бетти. Ей бы подошло Ванесса или Паулина.
– У вас, – говорю, – на пальцах тесто и не только.
– Я печенье поставила.
Внимательно разглядев руки, она вытирает их цветастым полотенцем. Достает таймер, устанавливает на восемнадцать минут.
– Неужели печенье должно так долго стоять?
– Стоять должно не печенье. Ты это прекрасно знаешь.
– Знаю, знаю. Но восемнадцать минут – как-то нестандартно, вы не находите?
– Мне нравятся нестандартные отрезки времени.
Миссис Бетти Карвер распалилась, как никогда. У нас с ней давненько не было… мм… как бы это сказать… того, чем мы собираемся здесь заняться.
– Какое вы печете?
– Овсяное.
– Так-так, – говорю.
Понятно, зачем она в среду брала овсянку «Квакер», а сегодня утром – коричневый сахар.
– Я сегодня показала себя хорошей актрисулькой, правда? И в среду не хуже. Убедительно сыграла. Они ничего не заподозрили. Да и кто бы нас заподозрил? Никто.
Напоминаю ей, что приглашать надо заранее.
– Договоренность была на среду. В среду я тебя и ждала.
Таймер тикает.
Начинаю говорить: «Ну хорошо, сейчас-то я здесь, правда же?» – но Бетти, по которой никогда не скажешь, что зовут ее Бетти Карвер, что она приходится женой единственному оставшемуся в Эндоре страховщику и матерью двум паршивцам, Тодду и Дагу, зажимает мне рот уже чистыми, пахнущими мылом ладонями. Беседы в наши планы не входят.
Она указывает на листок бумаги, лежащий на столешнице. Пока я набираю записанный номер, она отщелкивает заколку-пряжку, чтобы распустить волосы. Расстегивает блузу. Сбрасывает. Задирает на мне футболку и чмокает в грудину, оставляя красный отпечаток, похожий на шрам.
– Мне нужно сделать один звонок, – напоминаю ей в надежде, что она хотя бы даст мне завершить дело.
Расстегивает на мне джинсы. Целует в живот; язык скользит ниже. Не иначе как я ошибся номером. Разъединяюсь; она хихикает. Набираю заново; тут она спускает с меня трусы.
– Сигнал, – говорю, – пошел.
Но остановить миссис Бетти Карвер не так-то просто.
Она берет меня в руку. Потом в рот.
– Страховая компания «Карвер», добрый день.
– Мелани, да… ох… это Гилберт Грейп… ровно на два часа, помню… Я слегка опаздываю… меня тут задержали…
У миссис Бетти Карвер губы двигаются мягко и медленно.
– Так я и знала, Гилберт. – Мелани исходит желчью, я прямо слышу. – Ну, когда прикажешь мистеру Карверу тебя ожидать?
– Скоро, уже совсем скоро.
– А точнее? У нас жесткий график. Назови точное время. Ты меня сильно разочаровал.
– Не только вас.
А миссис Бетти Карвер уже ходит ходуном – вверх-вниз, вверх-вниз; волосы облепили все лицо.
Мелани наседает:
– Повторяется та же история, что была в среду? Это у тебя в привычку вошло? Имей в виду: после обеда мистер Карвер будет занят семейными делами. Ну?
У меня вырывается: «О мой бог…» – миссис Бетти Карвер знает свое дело.
– При чем тут Бог, Гилберт? Бог за тебя решать не будет, решай сам. Я жду.
– Сейчас трудно сказать, когда меня отпустят.
– Прекрати, Гилберт!
– Ну ладно, ладно. Через восемнадцать минут!
– Так-то лучше, Гилберт. Значит, будем тебя поджидать ровно в четырнадцать часов двадцать четыре минуты.
Миссис Бетти Карвер старается изо всех сил – даже причмокивает. Наверняка вся помада перешла на меня. Опускаю свободную руку на женскую макушку и воображаю, будто меня ласкает ротик той девушки. Бекки, что из города Энн-Арбор, штат Мичиган, а Мелани все жужжит насчет моих обязанностей, и я уже собираюсь повесить трубку, но тут в меня впиваются зубы миссис Бетти Карвер – я уж подумал, отчекрыжили кусок.
– Ай! – вскрикиваю.
Мелани беспокоится:
– Что-то случилось?
– Нет, ничего особенного.
– Это домашние неурядицы?
– Что «это»?
– Тебя задержали домашние неурядицы? Дома все нормально?
Миссис Бетти Карвер вынимает меня изо рта и проверяет, не нанесла ли мне телесных повреждений. Шепотом успокаивает: «Крови нет, порядок» – и пристраивает меня на прежнее место.
– Мелани, все путем. Просто я занят.
– Слушай, мистеру Карверу будет приятно, если я сообщу ему причину опоздания. Для него всегда важна причина.
– Скажите, что не рассчитал.
Вешаю трубку. Миссис Бетти Карвер, виновато глядя снизу вверх, говорит:
– Я буду нежной.
И по новой.
– Остановитесь, пожалуйста.
– Иногда не сразу получается, вот и все.
– Хватит.
– Это из-за меня? Скажи, что я делаю не так. Говори!
– Вы ни при чем.
– Дай мне еще немного времени – сам увидишь.
И, поплевав на ладонь – для увлажнения, – готовится ко второму заходу, но я твердо говорю:
– Хорош!
Опустив руки, она так и остается стоять на коленях. Я опускаюсь рядом, чтобы убрать прилипшие к ее лицу волосы. От помады не осталось и следа.
– Вы ни при чем, – повторяю я.
Таймер показывает: осталось восемь минут. Она оседает на пол. Надо понимать, на сегодня все. Наклоняюсь поцеловать ее в лобик. Она ждет объятий, но мне тяжело собраться с силами, когда все мысли занимает другая. Миссис Карвер шепчет:
– Тебе со мной хорошо?
Я пожимаю плечами: ну да, типа того.
В оставшиеся восемь минут мы неловко обжимаемся, и со звонком таймера у нее брызгают слезы.
– Мне пора.
– Я понимаю.
– Не надо плакать.
– Не буду.
– Скоро приедет ваш супруг.
– Я успокоюсь.
Провожая меня, она шепчет:
– Надеюсь, тебе со мной хорошо. Мечтаю кого-нибудь сделать счастливым. Хотя бы один раз. Подарить кому-нибудь счастье хотя бы один раз.
Хлопает затянутая сеткой дверь. Миссис Бетти Карвер старательно машет мне вслед.
Вот интересно: когда мне стукнет восемьдесят, смогу ли я думать о ней с нежностью? А что, всякое бывает. Не ровен час, я даже решу, что это были едва ли не лучшие эпизоды моей жизни. Не ровен час, мне даже захочется вернуть эти дни.
13
– Гилберт, ты ли это? Уж не чаял увидеть твою персону.
Исходя желчью, мистер Карвер жестом призывает меня к себе в кабинет и там делает знак садиться в любое из двух кожаных кресел, развернутых к его столу. Так активно жестикулирует, что можно заподозрить в нем отставного регулировщика уличного движения.
Я говорю:
– Ваши руки творят чудеса, мистер Карвер.
– Ты так считаешь?
– Точно вам говорю, сэр.
– Вообще говоря, человеческая рука меня восхищает. Не знаю более совершенного творения.
Он вытягивает перед собой руки и шевелит пальцами, растопырив их во все стороны. Любуясь этим творением, он фыркает и похохатывает.
– Когда мы с Бетти, еще бездетные – тебе это должно быть особенно интересно, – жили в Буне, там был один малыш-вундеркинд. Лет восьми или девяти. Не то китаец, не то японец – короче, из тех, которые бесподобно играют на рояле. Настоящий гений, причем сын белых родителей. Приемный. И родители застраховали его ручонки на полмиллиона долларов. Представляешь?
Уставился на меня в ожидании отклика, а мне одного хочется – попросить у него прощения.
– Блистательный пример возможностей человеческой руки, ты не находишь? Чего только люди не страхуют. И это доказывает, как важно защищать все уникальное! Видит Бог, я чувствую, что нужен людям. А тебе не хотелось бы оказаться нужным, Гилберт? На первых порах я мог бы тебе подсобить. Ты не рассматривал для себя возможность построить карьеру в страховом бизнесе? Неужели так и будешь до скончания века мешки с бакалеей подносить?
– Э… – Больше ничего выдавить не могу.
– Дело стоящее. У меня, к примеру, дом, дети. У нас двое. Причем двое мальчишек. Сейчас батут покупаем. Заезжай, ты непременно должен его опробовать. Доставку заказали к Четвертому июля. Сыновья хотели бассейн, но бассейн мне сейчас не потянуть, а батут – в самый раз. Будь я врачом – тогда другое дело, это понятно… доктору Гарви бассейн соорудить – как нечего делать. А у нашего дома и батут неплохо будет смотреться.
Мистер Карвер нудит про этот новый батут, который застраховать куда проще, чем бассейн, и про всякую всячину, какая только посещает его необъятный, кавернозный ум, а я только глаза таращу. Неужели моя судьба – таким же стать?
У него над столом в коричневой деревянной рамке висит недавнее семейное фото Карверов. Каждый год Эндорский сберегательно-кредитный банк предлагает своим клиентам такой подарок на Рождество: семейный портрет. Мы этой услугой много лет не пользовались, главным образом из-за того, что мама в кадр не войдет, а еще потому, что семья, как мы считаем, – это вообще не наша история.
На фотопортрете мистер Карвер сидит, оскалив зубы, между двумя сыновьями. Мальчишки натужно улыбаются. Позади этой троицы стоит миссис Бетти Карвер – с отсутствующим видом и тоской во взгляде.
Меня так и тянет схватить его за ворот и спросить: «Ты когда-нибудь жене своей в глаза смотришь, паразит?» – но я сдерживаюсь. А он бубнит и бубнит. Но его на полуслове прерывает телефонный звонок. Со словами «Минутку, Гилберт» он откидывается на спинку кресла и закрывает глаза. Ждет, чтобы Мелани взяла трубку в приемной. Должно быть, телефон звонит так редко, что мистер Карвер невольно смакует предстоящий разговор.