– Пришлю.
Вовка затянул в брюки трофейный ремень, аккуратно свернул плащ, затем принёс лопату и на свету стал очищать её от грязи.
Силкин увидел измазанную в грязь лопату, насмешливо прищурился.
– А откуда здесь шанцевый инструмент? – недоуменно спросил он. – Чего ты им делал, случайно не клад искал?
– Убитого хоронил, – неохотно ответил паренёк.
– Какого ещё убитого? – продолжал допытываться тот. – И почему, здесь?
– Немец он.
– Немец?! Нет, поглядите на него. Большей глупости, чем эта, я ещё не слышал. Ей Богу! И как только в голову такое могло прийти? Тебе что, делать нечего? Тоже мне, брат милосердия!
Мальчик, не отвечая ему, продолжал дочищать лопату. Старшина не пресёк нападок матроса, вероятно, тоже желая кое в чём разобраться.
– Слушай, – негодуя, продолжал Силкин, – а может, ты в их похоронную команду записался? И не одного, а сразу двух фрицев похоронил? А?
– Одного, – возразил Вовка. – Второму я ничего не должен.
– А этому, что ты должен, сапоги? – матрос ткнул пальцем в обувь.
– Сапоги тут ни при чём, он мне их сам предложил, – сказал мальчик.
Силкин дёрнулся, точно его по затылку хватили.
– Как?! Ты же только что сказал, что убил его.
– Так и есть. Но умер он не сразу. Ведь я ему в живот попал.
– Ты хочешь сказать, что он их сам тебе отдал? – разъяряясь всё больше, выпучил глаза матрос. – Кого ты дурачишь?
– Сам, – невозмутимо подтвердил мальчик.
– А ты что же, по-немецки понимаешь? – спросил его старшина.
– Нет. Но его не трудно было понять, – ответил мальчик.
– Ну… ну… ну, ладно, – теряя самообладание, махнул рукой матрос. – К примеру, вы поняли друг друга. Но скажи мне – нет, я просто хочу уразуметь! – за что он вдруг так раздобрился? За твою пулю?
– Нет, конечно, – негромко произнёс Вовка, – но он солдат. Может, сумел простить меня…
– А ты его, значит, за это закопал, – съехидничал Силкин.
– Я похоронил его, когда он умер, – возразил мальчик.
Матрос побагровел.
– Да не умер он, не умер! – заорал Силкин. – А подох! Запомни это, парень. Умирают люди, а не это зверьё. У них только обличье человеческое, чтобы простаков дурачить, а по сути – это звери. Так что запомни: этим, – матрос мотнул головой в сторону фашистов, – не дано умирать человеческой смертью. Это было бы честью для них. Они просто подыхают. Дохнут, как бешеные псы!
Вовка устало произнёс:
– Может, мне показалось, но перед самой смертью, когда его покинула ненависть…
– …он стал человеком, – с издёвкой продолжил его мысль Силкин.
Мальчик с укором посмотрел на матроса и замолчал.
– Ну, ты и ехидна, Силкин, – сказал старшина. – А ведь парень, может быть, понял что-то такое, чего и нам пока не понять. Я ведь тоже думал обо всем этом. Вот, к примеру, что нас бросает в атаку?
– Приказ и ярость! – отчеканил матрос.
– Нет. Не только долг и ненависть к врагу, – возразил старшина. – А ещё любовь к своим родным и близким, к Родине, боязнь потерять их, и ещё совесть человека, собственный страх чего-то не успеть и быть убитым, да и мало ли что ещё.
– А вот во мне, к примеру, страха нет, – с напускной удалью заявил матрос.
– А если будете тонуть или гореть, вас это не испугает? – искренне удивился мальчик.
Матрос возмущённо выпучил глаза, а старшина рассмеялся и сказал:
– Вот так-то, Силкин. Инстинктом самосохранения тоже управляет страх. Запомни это. Пойдём, Вовка, – приобнял он мальчика, – а то так и ночь пройдёт.
Когда они отошли метров на двести, старшина сказал:
– А по поводу убитого тобой немца не переживай, а лучше вспомни, что это именно он поставил тебя перед выбором: убей или умри. Ты всё правильно сделал, и греха на тебе нет. Более того, как защитник нашего города, ты оказал ему добрую услугу. Ведь нам всем как воздух нужна победа, и ничего другого.
– Извините, а когда мне исполнится пятнадцать, как я смогу найти вас?
– Очень просто. Когда придёшь на базу, передашь часовому, что ты прибыл к старшине Краско. Мне передадут, не сомневайся. А я о тебе со своим капитаном поговорю. Будь уверен.
Глава 3. «Зажигалка»
Для Вовки воскресенье началось с артобстрела. Снаряды падали где-то недалеко: то слева, то справа. Дом слегка подрагивал, противно дребезжали стекла. Мальчик уже понял: лучше не прислушиваться, иначе ожидание становится все тревожней и тревожней.
Вовка умылся, съел три варёные картофелины с растительным маслом, попил холодного чая с сахаром, и стал собираться в госпиталь к Платону Ивановичу. Пора проведать мастера. Он взял приготовленный с вечера свёрток с десятком орехов и коробочкой какао-порошка и вышел на улицу. Проходя мимо соседнего подъезда, мальчик увидел сидящую на скамейке дворничиху. Она то ли задумалась, то ли задремала.
– Баба Лида! – окликнул её Вовка. – Здравствуйте!
Она рассеянно взглянула на него.
– А, это ты? – сказала она. И поманила к себе рукой. – Здравствуй. Куда путь держишь?
Мальчик подошёл к ней.
– К Платону Ивановичу, на Суворовский.
– Я была там. Не ходи туда. Не ходи.
– Почему? – удивился Вовка. – Я тоже хочу его проведать.
– Присядь-ка, – тихо сказала она. И, потянув его за рукав, усадила рядом с собой. – Ты помнишь пятничную бомбёжку?
– Позавчерашнюю? Как же, забудешь её. Только в нашем районе два дома рухнуло.
– Так вот, – тяжко вздохнула баба Лида, – госпиталь на Суворовском проспекте эти варвары тоже разбомбили. И Платон Иванович погиб.
В горле у Вовки запершило.
– Как? – прошептал он. – Не может быть.
– В этой войне, мой мальчик, все может быть, – печально сказала она. – Двадцать лет назад не было ни пушек таких, ни бомб, и то на всех беды хватило. А сейчас и подавно хватит.
– Как это случилось? – спросил мальчик.
Баба Лида пожала остреньким плечиком.
– Говорят, в здание попало сразу несколько мощных бомб. Перекрытия верхних этажей рухнули. Раненые оказались под ними. Да ещё сильнейший пожар случился. Спасли, конечно, многих… из огня, из-под завалов вытащили. Но и погибших ни одна сотня. Платона Ивановича среди живых нет.
Мальчику стало одиноко и зябко.
Наступил четверг. Вовка ещё спал, когда тётя Мария, поднявшись затемно, испекла для него небольшой пирог с яблочным повидлом, написала записку и ушла на работу. А мальчику во сне виделось что-то очень милое, доброе, почти волшебное. Но вдруг всё изменилось. Лицо паренька напряглось, он испуганно вскрикнул и сел. Дом покачивало. Вовка огляделся и, успокаиваясь, пробурчал:
– Вот гад, повадился сны мои портить.
Мальчик слез с кровати, наспех заправил её и босым подошёл к столу. Полюбовался на пирог, взял записку, прочел: «Вова, с днём рождения! Пирог съешь с друзьями, мне не оставляй (я себе тоже испекла). т. Мария. 25.09.41».
– Как же, испекла, – хмыкнул мальчик. – Там на один-то муки едва хватало.
Он прикрыл салфеткой пирог и положил его на полку. Выглянул в окно – воздух был молочного цвета: то ли с туманом, то ли с дымом. Артобстрел продолжался. «Ещё минут двадцать долбить будут, – подумал Вовка, – пока люди на улицах. А начнётся рабочий день, стрелять станут реже. Это уж замечено».
Вчера дворничиха баба Лида передала ему распоряжение домоуправа: принести и сдать ему ключ от квартиры Садовникова. Не сегодня-завтра поселят в неё кого-нибудь из тех, кто остался без крыши над головой. Вовка взял ключ, пару сумок, сходил в квартиру мастера и забрал из неё продукты: засоленную крапиву, банку квашеной капусты и кусок соленого сала – запасы более чем скромные, но мастеру теперь и они ни к чему.
Через полчаса мальчик вошёл в длинное приземистое помещение домоуправления. Он постучался в кабинет начальника, толкнул дверь – заперта. Подошёл к бухгалтерии. На его стук ответили:
– Войдите.
Вовка переступил порог кабинета. За широким столом сидела грузная не выспавшаяся женщина. Левой рукой она медленно двигала линейку по строчкам истрёпанной ведомости, а пальцами правой – ловко перекидывала костяшки деревянных счётов. Вовка поздоровался.
Она приветливо улыбнулась.
– Здравствуй, мальчик. Слушаю тебя.
– Мне нужно к начальнику. Я принёс ключи от квартиры Садовникова.
– Ты немножко опоздал. У нас только-только начались занятия с группой самозащиты. Начальник отделения милиции проводит. Домоуправ тоже там. Так что ключи можешь оставить у меня, я передам их ему.
Мальчик отдал ей ключи и спросил:
– Скажите, а где занятия проходят?
– В зале для заседаний, это дальше по коридору, дверь справа.
– А мне можно войти туда, послушать? – спросил мальчик.
– Почему бы и нет? Там говорят о полезных вещах. Иди, только не шуми.
– Спасибо.
Вовка подошёл к двустворчатой двери зала, потянул её за ручку. Дверь бесшумно приоткрылась. Он увидел спины стоящих стеной людей и тогда уже без робости шагнул за порог. В зале было не менее полусотни мужчин, женщин и девушек. Стулья, подоконники – всё было занято. В дальней части зала за столом стоял начальник милиции, седой мужественный мужчина лет сорока пяти, справа от него сидели не выспавшийся домоуправ, женщина в новенькой гимнастёрке с санитарной сумкой и военный, в ногах у которого, рядом со столом, стояли два деревянных ящика. Говорил милиционер:
– …Итак, для тех, кто пополнил группу самозащиты, уточняю: ваша группа отвечает за ликвидацию последствий налётов вражеской авиации и артобстрелов на всей территории вашего домоуправления. Она входит в состав наземной местной ПВО, которой руковожу я. На нас все аварийно-спасательные работы. Мы же тушим пожары, эвакуируем раненых, обезвреживаем неразорвавшиеся боеприпасы. Кроме того, следим за убежищами, светомаскировкой, охраной порядка и наблюдения и прочее, прочее.
В моем подчинении хорошо обученная и экипированная участковая команда, есть транспорт и оперативная связь с кадровыми частями. Короче говоря, у меня все полномочия и резервы. Так что я должен быть в курсе всего, что происходит на территории вашего домоуправления. Вопросы есть?
– Всё понятно, – ответили из зала.
– Хорошо. И последнее. Уже три недели фашисты беспрерывно бомбят наш город: особенно оборонные объекты, учреждения, госпитали, школы. И помогают им в этом лазутчики и шпионы. Будьте бдительны, товарищи. У меня всё.
А сейчас по правилам оказания первой медицинской помощи пострадавшим с вами проведёт занятие военврач Стрельченко Вера Михайловна. А потом старшина Любимов покажет вам некоторые способы обезвреживания зажигалок и бомб замедленного действия.
В пять вечера к имениннику пришла гостья. Он ждал её у подъезда. Это была все та же девочка со смешными кудряшками. Одета она в дешёвенький коричневый плащ. В руках – плоский газетный свёрток.
– Привет, Галка, – улыбнулся ей мальчик. – Хорошо, что ты пришла.
– Привет, – немного смущённо ответила она. – Мне с трудом удалось уйти из дому.
– Мама не отпускала? – удивился мальчик.
– Нет, дела. Ведь я соседского Ванюшку нянчу, – пояснила девочка. – А что ещё делать? На завод пока не берут.
– А какой тебе прок от того, что ты нянькой работаешь?
– Тёть Нюра за это мне иногда что-нибудь покупает: то платок, то кофточку. И вот эти туфли, например, – Галя картинно поставила ногу на пятку, – тоже она купила.
– Хорошие туфли, – согласился Вовка. – Модные, наверное.
– Модные, – вздохнула девочка. – Только нога всё растёт и растёт.
– Хочешь сказать, что твоя нога больше моей?
– Ты что, дурак? – рассердилась девочка. – У женщин размер обуви почти всегда на несколько номеров меньше, чем у мужчин. У меня сейчас тридцать шестой, но все равно это большой размер для моих пятнадцати. Уже из всего выросла. В чём только эту зиму ходить буду, не представляю.
– Ладно, Галка, хватит о грустном. Пойдём в дом праздновать, – сказал мальчик и взял её за локоть.
Они вошли в тёмный сырой подъезд.
– Вовка, тебе нравится жить на первом этаже? – держась за стену, спросила его девочка.
– Сейчас, даже очень, – не задумываясь, ответил он. И, распахнув дверь в квартиру, пояснил: – Снаряды обычно попадают в третьи и четвертые этажи. Так что здесь намного безопасней.
В квартире был обычный полумрак. Вовка включил свет.
– Проходи, садись за стол, – пригласил он девочку.
– Это тебе подарок, – протянула она ему свёрток.
– А что это? – зашуршал он газетой. – Капитан Сорвиголова? Здорово! Давно хотел эту книгу прочитать. Спасибо.
– Так ты любишь читать? Я угадала?
– Угу, – признался мальчик. – Это, наверно, самое приятное занятие для меня. Открыл страницу книжки и уже в другой стране, в другом времени. Тут же выбираешь себе друзей, наблюдаешь за ними, переживаешь за них. Интересно.
Он поставил на стол посуду. Налил два стакана хорошо заваренного чая, поставил пирог с повидлом. На мгновение задумался и разрезал его на четвертинки.
Галина подняла на него глаза. Вовка пояснил ей:
– По куску сами съедим, один оставим тёте, а второй маме своей отнесёшь. Не возражаешь?
– Не откажусь, – с радостью согласилась она. – Может быть, это последний пирог в нынешнем году.
– Вот именно, – сказал Вовка.
И они стали пить чай и разговаривать.
– Вовка, а кто это на гармони играет? – указала девочка на висевшую на стене фотографию.
– Батя мой, – коротко ответил тот.
– А ты умеешь играть?
– Немного. «Барыню» играю, «Рябинушку», «Тропинку».
– А здесь есть гармонь?
– Откуда, от сырости, что ли?
– Жаль, – огорчилась девочка. – Я люблю петь.
– Нынче и петь-то стыдно, – заметил мальчик. – А вот после войны – пожалуйста.
Минут сорок они сидели, разговаривали. И тут послышался густой рёв самолётов. Ложечки в стаканах задребезжали. В городе разноголосо завыли сирены.
– Ты в убежище или на крышу? – спросил мальчик.
– На крышу, – побледнев, ответила она. – Только я ужасная трусиха.
– Ты не права. Платон Иванович сказал: тот, кто способен победить свой страх – не трус. Ну, ладно. Пойдём быстрей, а то вдруг там нет никого, на крыше.
Подростки взбежали на пятый этаж и по вертикальной металлической лестнице взобрались на чердак. Здесь было сумрачно и пусто: весь горючий хлам сбросили с чердака ещё при первых бомбёжках. Пахло пылью и мокрым кровельным железом. Вблизи от люка стоял большой красный ящик с песком, рядом лопата и огромные деревянные клещи.
– Я – на крышу, – сказал мальчик. И по короткой деревянной лестничке, приставленной к смотровому окну, полез наверх. Но едва он успел высунуть голову наружу, как вблизи что-то лопнуло, а внизу испуганно вскрикнула девочка.
Вовка, немного оглушённый, ринулся вниз.
– Что там?
– Ой! Горит! – закричала Галя.
Вовка, не попадая ногами на перекладины, спрыгнул с лестницы.
– Где? – возбуждённо спросил он.
– Там, – указала она пальцем, на голубоватый огонёк, светящийся метрах в тридцати от них, в суженной части чердака.
– Это зажигалка! – крикнул Вовка. – Бери лопату с песком.
А сам подбежал к ящику, схватил клещи и бросился к бомбе. Она лежала от стены так близко, что до стропил оставалось около полуметра. Густой удушливый дым быстро заполнял все узкое пространство. Мальчик на корточках подобрался к бомбе как можно ближе. Благодаря яркому огоньку он неплохо разглядел её. По форме она напоминала обрезок трубы диаметром около десяти сантиметров. Вовка мягко упал на бок; не с первого раза, но все же ухватил бомбу клещами и, отползая, потащил её за собой. Едкий дым окутал голову мальчика. И он, сильно закашлявшись, выронил зажигалку. Но подоспевшая девочка высыпала на неё лопату песка. И огонь уменьшился. Галя метнулась за песком ещё раз, потом ещё и ещё. И пламя погасло.
Мальчик, выбравшись из плотных клубов дыма, едва откашлялся.
– Думал, не отдышусь, – размазывая по щекам слезы, сказал он. – Ох, и злой же дым! Галинка, подберись-ка к тому месту, где зажигалка крышу пробила, взгляни, там случайно ничего не тлеет? Только не дыши глубоко.
– Ага, – коротко ответила она и юркнула в уже поредевший дым. Через полминуты она возвратилась. – Там все нормально.
– Ты молодец, Галка. Не испугалась, – сказал мальчик. – Пойдём на улицу. Вряд ли эти гады вернуться. Дымно здесь.