– А что с бомбой делать? – спросила девочка.
– Не знаю. Давай пока её в ящик с песком сунем, а потом спросим у кого-нибудь.
– Угу, – кивнула она.
Паренёк взял клещи, ухватил ими бомбочку, попробовал её на вес.
– Килограмма три будет, – заключил он. – Это моя первая зажигалка.
И понёс её в ящик с песком.
– И моя тоже, – сказала девочка.
– Галка, а знаешь, какой сегодня день войны?
– Нет, подсчитать надо.
– Я уже посчитал утром – девяносто шестой. А вот сейчас подумал: не влезь мы сегодня на чердак, и наш дом мог бы сгореть. Я теперь часто буду сюда лазить, кто-то же здесь должен дежурить.
Так, разговаривая, они подошли к подъездному люку. И тут из него высунулась продолговатая светловолосая голова. Она принадлежала мужчине лет сорока. От неожиданности на какое-то мгновение он замер, и с изумлением уставился на Вовкины сапоги. А когда уже вылез из люка, вдруг спросил мальчика:
– Откуда они у тебя?
Вовка машинально ответил:
– Немец дал.
– Он… в плену?
– Нет. В земле.
Незнакомец вздрогнул и зябко передёрнул плечами. И вдруг поднял на подростков плещущие яростью глаза.
– А что вы здесь делаете?
– Дежурим. Мы зажигалку потушили, – ответил Вовка.
– А ещё? – пронзительно глядя, спросил он.
– А что ещё? Мало этого, что ли? – с недоумением спросил мальчик.
– Детям следует сидеть в убежище, – грозно навис над ними незнакомец. – Случись чего, а я потом отвечай за вас.
– Мы и сами за себя ответим, – возмутился Вовка, – не маленькие.
– Ещё хоть раз вас увижу здесь – уши оборву! – едва владея собой, перешёл на крик мужчина. – А ну, марш отсюда!
Галя испуганно попятилась и, поглядывая на дядьку, полезла в распахнутый люк. Вовка взглянул в глаза незнакомца и смешался.
– Да ладно. Чего кричать-то? Мы дом спасли от пожара, а вы кричите как на врагов. Мы уже и так уходим.
И полез вниз вслед за девочкой. Едва скрылась в отверстии его голова, как люк с невероятным грохотом захлопнулся за ним. От неожиданности Вовка чуть не сорвался с лестницы.
– Он что, ненормальный! – воскликнула Галя. – И чего он так взбесился?
– Сам не понимаю, – ответил мальчик. – Нервы, наверно. Мне даже почудилось, если бы не ты, он мог бы меня прибить.
– А кто он?
– Не знаю, сам первый раз вижу. Вообще-то я здесь почти никого не знаю, ведь я в городе с того дня, когда вас чуть не разбомбили. Это всего-то две недели. Давай сходим в домоуправление и о зажигалке расскажем, и об этом дядьке расспросим, странный он какой-то.
– Вова, извини, но мне домой пора, обещала к семи вернуться, – сказала девочка.
– Ну, обещала, так выполняй, – огорчился Вовка. И напомнил ей: – Умыться тебе надо и гостинец для матери взять.
– Конечно.
Через пять минут она вышла из подъезда, растерянно оглянулась на его зашторенное окно и тут услышала Вовкин оклик:
– Галка, подожди!
Девочка, пряча усмешку, поджала губы. На улицу выбежал Вовка.
– Мы не условились, когда ещё увидимся.
– И правда. Ну, теперь ты приходи ко мне на день рождения, он у меня десятого октября будет. Придёшь?
– Хорошо. Приду.
– Ну всё, договорились. Пока, – махнула она рукой.
– Пока.
Глава 4. Вражеский лазутчик
Мальчик попал в домоуправление лишь в последний день сентября. Все это время он помогал аварийно-спасательной группе. Бомбёжки не прекращались, и практически каждый день в их районе что-нибудь да случалось. Чаще всего приходилось разбирать завалы. Вовка перетрудил правую руку и теперь в ожидании, когда она войдёт в силу, отдыхал.
Был обеденный перерыв, и на скамейках возле домоуправления сидели и дымили папиросками мужчины, разговаривали. У Вовки уже появились знакомые, и он присел рядом с одним из них. Это был долговязый нескладный парень с увечной ногой. Звали его Костей.
– Что слышно? – спросил мальчик.
Тот неопределённо пожал плечами.
– Добрых новостей нет, а дурные, – сплюнул он, – ты наверняка и сам знаешь.
– Что паёк сокращают, слышал. И больше ничего такого? – с тревогой спросил мальчик.
– Есть. Ты, по-моему, в том доме живёшь? – Костя указал пальцем на Вовкину пятиэтажку.
– В том, – ответил паренёк.
– Так вот, у нас там ЧП произошло. Позавчера отправили на проверку чердаков Капитоныча, посмотреть: есть ли там песок в ящиках, клещи, лопаты… Ушёл и с концами. После обеда хватились, нет его. Нашли с разбитой головой в подъезде, на верхней площадке. Видано, с лестницы сорвался. Хорошо в пролёт не угодил. В больнице теперь лежит.
– Бывает, – сказал Вовка. – Может, голова от слабости закружилась. Ведь работы все больше и больше, а питание все хуже.
Мимо них прошёл начальник милиции. Все поздоровались. Костя кивнул ему вслед, сказал:
– Последние новости сейчас от начальника услышим, почти каждый день к нам приходит.
Через десять минут в зале заседаний началась информационная пятиминутка. Свободные места ещё были, и Вовка присел на стул поближе к выходу. Поднялся домоуправ.
– Внимание! Сейчас с коротким сообщением выступит начальник милиции товарищ майор Набатов. А уж потом мы с вами обсудим наши текущие дела. Прошу, – сделал он приглашающий жест.
Начальник милиции выглядел усталым и озабоченным.
– Первое сообщение у меня от медиков: ваш слесарь по-прежнему в очень тяжёлом состоянии. И главное, открылось одно странное обстоятельство: самый серьёзный ушиб от падения пришёлся не на затылочную или височную область головы, а на теменную. Как это могло случиться, пока загадка. И поэтому, пока мы не проясним ситуацию, рекомендую ходить на задания попарно.
И второе сообщение. По данным нашей контрразведки, где-то в нашем районе работает вражеский передатчик. И, как правило, во время налётов. Приглядитесь к тем, с кем встречаетесь. Поразмыслите над обстоятельствами вашей встречи. Даже если это ваш знакомый, подумайте: уместно ли его нахождение здесь? Вдруг возникнет хоть малейшее подозрение, скажите мне. Мы сами всё осторожно проверим. Если у кого из вас есть вопросы ко мне или предположения по поводу несчастного случая, подойдите. Я буду в кабинете вашего начальника.
Он поднялся и вышел. Вовка задумчиво нахмурился, встрепенулся и последовал за ним. Начальник милиции вошёл в кабинет Колчина. Мальчик остановился у двери. Он дважды поднимал руку и дважды опускал её. Но в третий раз всё же постучался и открыл дверь.
– Можно к вам? – робко спросил он. – Мне бы поговорить с вами…
– Конечно. Даже нужно, – улыбнулся Набатов. – Я за тем и пришёл, чтобы побеседовать с кем-нибудь. Проходи, садись напротив. Тебя как зовут?
– Вовка… Митрофанов, – ответил он и сел на предложенное ему место.
– А меня – Юрий Иванович, – назвал себя Набатов. – Ну, Володя, рассказывай, что тебя волнует.
– В городе я всего три недели и здесь мало кого знаю. Живу у тётки как раз в том доме, где со слесарем… ну, в общем, где упал он. А в прошлый четверг у меня была одна встреча… очень неприятная. И я всё время вспоминаю её. Может, конечно, тот дядька не при чём, и всё это ерунда…
– Володя, я всё понял, – остановил его путаную речь Набатов. – Давай договоримся, ты мне сейчас спокойно, в подробностях, расскажешь всё, что случилось с тобой в тот день. Кого ты встретил, при каких обстоятельствах, что тебе показалось странным? А уж потом вместе с тобой мы и решим, что ерунда, а что нет. Согласен?
– Согласен, – кивнул Вовка.
– Ну, вот и рассказывай, – легонько похлопал его по руке Набатов.
– Хорошо, – сказал паренёк. – Как раз в тот день мне исполнилось четырнадцать.
– А какого это было числа? – задал уточняющий вопрос Набатов.
– Двадцать пятого. Тётя Мария испекла мне пирог и ушла на работу. А в пять часов вечера ко мне на день рождения пришла одна знакомая девочка.
– Что за девочка?
– Галя. Она из посёлка Весёлого.
– Дальше, – майор сделал пометку в тетради.
– Сидим, пьём чай. И вдруг налёт. Мы с ней – на чердак дежурить. Думаем, мало ли что. Только залезли и тут – бац! – пробивает крышу и падает на чердак зажигалка. Вот таких размеров, – показывает мальчик руками.
– В какое место она упала? Нарисуй на схеме, – Набатов положил перед Вовкой простой карандаш и свою тетрадь.
Мальчик набросал контуры чердака, нарисовал люк из подъезда, смотровое окно и крестиком отметил нужное место.
– Вот сюда она упала и как начала чадить. А там очень неудобно: крыша низко. Я взял клещи, подлез поближе и потащил ими зажигалку к середине чердака. Пока тащил её, дыму наглотался под завязку. Закашлялся и выронил её, примерно, здесь – поставил он точку. А тут Галка с лопатой песка подоспела, потом ещё из пожарного ящика натаскала и загасила огонь.
– Зажигательная бомба там и осталась лежать? – спросил Набатов.
– Нет. Мы её прикопали в ящике с песком, – сказал Вовка. – Я хотел в домоуправлении спросить, что с ней делать? А потом прибился к группе Старыгина и забыл про зажигалку. Неделю проработал с ними на завалах, и вот только сегодня вспомнил о ней.
– Хорошо. Что было дальше? – поинтересовался майор.
– Мы услышали, что немцы улетели, и решили спускаться, – продолжал рассказывать мальчик. – Значит, идём к люку, а я и говорю Галке: «А хорошо, что мы сюда залезли и дом от пожара спасли. Надо будет почаще дежурить здесь». И вдруг видим, из люка высовывается голова какого-то дядьки и первое, что он сказал, когда вылез: «Откуда они у тебя?» – Это о сапогах. – Я говорю: «Немец дал». А дядька и спрашивает, где, мол, хозяин, в плену? А я отвечаю: «В земле». А потом он почему-то вдруг разозлился и стал кричать на нас с Галкой: «Что вы здесь делаете? Чтоб я вас больше не видел!» И смотрит с такой злостью, будто мы не гасили пожар, а разжигали его. Первой слезла вниз Галка, а когда я стал спускаться, то он так хлопнул крышкой люка, что я от испуга чуть поручни не выпустил из рук.
– А покажи-ка, брат, свои сапоги? – попросил начальник отделения.
– Вот они, – мальчик выставил сапог из-под стола.
– Точно, немецкий, – удивился начальник милиции. – Да ещё и офицерский. А что это за история с немцем?
– Да какая там история, – с видимой неохотой отозвался мальчик. – Просто случай.
– У кого-то на барахолке выменял? – спросил Набатов.
– Да нет, честно, у немца, – возразил мальчик.
– Ну, тогда, брат, не тяни. Рассказывай всё, как было. Расспрашиваю тебя не из праздного любопытства. Позже поймёшь.
– Ладно, – ответил мальчик. – Откуда же мне знать, что для вас важно, а что нет? Ну так, о сапогах. Это было за неделю до моего дня рождения. Как раз тогда начались дожди, а Платон Иванович…
– Это Садовников? – по привычке уточнил Набатов.
– Да. Он ушёл в ополчение, а свой дождевик в мастерской оставил. Я взял его и понёс мастеру. А когда вышел к позициям ополченцев, это уже под вечер, смотрю, идёт бой. Я спрятался в развалинах какого-то склада. Вдруг, вижу, прямо на окоп, в котором засел мастер, бегут два фрица с автоматами. И представляете, они уже совсем близко, – Вовкины глаза заблестели.
– Насколько близко? – подзадорил его майор.
– Ну, шагов тридцать будет. И тут Платон Иванович из винтовки как бахнет по рыжему немцу. И угодил в него. А тот, здоровый такой дядька, бух! под ноги второму. И оба вповалку. Мастер стал было высматривать живого. Да тот ловчей оказался: откатился в сторону, вскочил и очередью по Садовникову как полоснёт. Тот и сел в траншею.
– Так Платон Иванович убит? – подался вперёд Набатов.
– Тогда он был ещё жив, – подавленно сказал мальчик. – Чуть позже я сбегал за санитарной машиной, и его увезли в госпиталь.
– В какой? Тот, что на Суворовском? – полон дурных предчувствий, спросил майор.
– В тот самый.
– Понятно, – сумрачно сказал Набатов. – Значит, ещё одного моего старого товарища не стало. И что было дальше?
– А дальше случилось вот что. Немец, в тот самый момент, когда ранил Платона Ивановича из автомата, вдруг поскользнулся на краю воронки и упал в неё. Я больше не смог ждать, выскочил из-за укрытия и – к траншее, – там до неё шагов десять не больше. Влетел в окоп, схватил винтовку, и пока немец выбирался из воронки, выстрелил в него.
– И попал? – удивлённо спросил Набатов.
– Попал, – без малейшего воодушевления подтвердил мальчик. И, словно оправдываясь, пояснил: – Я ведь врасплох его захватил. Он, видно, был уверен, что в живых уже никого нет, и не торопился. И только-только успел выпрямиться, а тут я – как лягушка из кадушки. Хлоп. И прямо в живот ему угодил.
– Ну, ты, брат, и озадачил меня, не знаю, что и думать, – сказал Набатов. – Ну, ладно. А что дальше было?
– Дальше? – Вовка почесал затылок. – Когда Платона Ивановича увезли, я остался, чтобы забрать у немцев оружие. Рыжего здоровяка я разоружил легко, он лежал на ровном месте. А вот второй – в воронке. Что делать? Деваться некуда – надо лезть к нему. И полез. Обувь у меня прохудилась. И пока я лез в ту воронку, у ботинка подошва оторвалась, так что и пальцы наружу высунулись. Подсумок с магазинами и гранатную сумку я снял с немца. А вот чтобы вытащить из-под него автомат, пришлось приподнять и посадить его. И тут каска с его головы падает, и он, представляете, смотрит на меня. Я сначала так испугался, что у меня аж волосы на голове зашевелились.
Брови начальника милиции приподнялись.
– Он был ещё жив?
– Жив. Вот тут-то мы и поговорили с ним: сначала накричали друг на друга, потом немного помирились. Гюнтер, так его звали, стал уставать. Он сказал, что я похож на Гавроша. И когда он увидел мой рваный ботинок, предложил поменяться с ним. Я согласился. А потом он умер, и я закопал его в той самой воронке. Вот и всё про мои сапоги.
– Ты понимаешь по-немецки?
– Да там и так всё понятно было. Сначала он глаза таращил, орал и плевался. Потом кричал про своего Гитлера и Ленинград. Ну и жесты, имена.
– А у тех немцев форма одинаковая была? – спросил Набатов.
– Нет, немного разная. У Гюнтера покрасивей была. И ещё крестик здесь, – Вовка ткнул себя пальцем в грудь.
– Что? Какой такой крестик?
– Ну, железный такой, награда. Я его не очень-то и рассмотрел.
– А где он сейчас?
– Там, вместе с ним, только уже не на груди. Когда мы ругались с Гюнтером, я сорвал с него этот крестик и бросил в грязь, на самое дно воронки. Говорю, там ему и место.
– Вот как? А ты, случайно, не догадался изъять их документы? – спросил майор.
– Вытащил, а как же, – сказал Вовка. – Документы рыжего я сунул в подсумок с магазинами и вместе с оружием отдал его матросу.
– Фамилию матроса ты, конечно, не помнишь?
– Почему? Помню. Его фамилия Силкин, а старшины – Краско.
– Завидная память. Молодец, – похвалил мальчика Набатов. – А документы второго фашиста…
– У меня дома лежат, – буднично сообщил Вовка.
– Дома?
Глаза начальника отделения расширились.
– Ага, – кивнул паренёк. – Я взял их у немца вместе с письмом, которое он не успел отправить.
– Кому? – всё более удивляясь странностям поведения мальчика, спросил майор.
– Известно кому: своей семье – жене и дочке.
– Зачем?!
– Это его последняя просьба, – пояснил Вовка. – Я пообещал ему дописать в письме, как всё было и где он похоронен. А после войны, если жив буду, отправлю это письмо ему на родину.
– Володька, скажи мне честно, откуда ты такой взялся?
– Из Тубышек я.
– Из Тубышек? – переспросил начальник милиции. Лицо его стало багроветь, и вдруг он захохотал. – Из Тубышек! Это ж надо. Ха-ха-ха.
– Да, из Тубышек, – подтвердил Вовка. – Это деревня такая, от Могилева недалеко.
– Ну, ты парень даёшь! Хотел бы, и я так бесшабашно пожить хоть недельку. Чтобы ни в чём своей душе не перечить. Но, увы, увы. Так, выходит, ты из Белоруссии?
– Да, я белорус.
– А говоришь как русский.
– Учительница научила. И книжки русские читал. Много.
– Славно. А тётка-то твоя что-нибудь знает обо всём этом?
– А зачем ей, женщине, знать такое? Только зря волноваться станет. Ведь правда? – обратился он за поддержкой к Набатову.
– Тут ты прав. У неё и своих проблем в избытке, – согласился майор. – А документы и то письмо ты сейчас должен мне принести.
– Принесу, конечно. А письмо вернёте? Я обещал…
– Хорошо. И я тебе обещаю: снимем копию и верну. Только о письме больше никому ни звука. Ты даже не представляешь, насколько сегодня опасно для семьи хранить в доме подобные бумаги. Ты понял? Никому ни единого слова. Договорились?