Погода была отвратительная, но, несмотря на это, из Хатанги прилетел Ан-12 с экспедиционным грузом для строительства ледового аэродрома вблизи Северного полюса. Мы решили попытаться посадить Мицуро на него – так он мог быстрее попасть в Хатангу. По радио мы договорились с командиром Ан-12. Он садился уже в густом тумане – не видно было ничего, но сказал: «Конечно, возьмем, в чем проблема?». Пока самолет разгружался, мы примерно час ждали, стоя в командно-диспетчерском пункте рядом с руководителем полетов, и, как только было получено добро на вылет, Мицуро на руках дотащили до самолета. Самолет улетел. Мы облегченно вздохнули, радуясь, что смогли так оперативно отправить Мицуро на спасительную для него Большую землю. Но, не тут-то было! Неожиданно аэропорт Хатанга закрылся из-за гололеда, неожиданно потому, что это случается крайне редко. Самолет вынужден был вернуться на Средний – туман оказался меньшим злом по сравнению с гололедом. Объявили задержку вылета на 6 часов. Надо было принимать какое-то решение, потому что Мицуро требовалась срочная операция, чтобы у него не развилась гангрена. Через Голомянный связались с Хатангой и попросили подготовить полосу для приема самолета, выполняющего аварийно-спасательный рейс с Мицуро на борту. Добро на вылет было получено. Аварийно-спасательные рейсы имеют особый статус и меньшие ограничения по метеоусловиям. Примерно через час после возврата самолет ушел, и Мицуро, слава богу, улетел. Однако на этом все не закончилось, поскольку оказалось, что для эвакуации Мицуро до того, как мы договорились с командиром Ан-12, был вызван военный самолет из Воркуты.
Я все еще находился в домике руководителя полетов, поскольку наша машина с Голомянного, на которой я приехал и собирался выехать обратно, была занята на разгрузке самолета. В это время военный борт Ан-26, которому сообщили, что надобность в его прилете отпала, тем не менее запросил посадку на Среднем, сославшись на нехватку горючего для возврата в Воркуту. Видимости практически никакой, срочно пришлось направлять в торец взлетно-посадочной полосы машину с мигалкой, чтобы экипаж хоть как-то смог сориентироваться. Самолет сел удачно – пилот оказался опытным. Правда, появившись в КДП, он не сдержал своих эмоций и обозвал нас, мягко говоря, проходимцами, которые путешествуют для собственного удовольствия и создают для всех проблемы, особенно для авиаторов. Я, чтобы его не расстраивать, поспешил с ним согласиться. Самолет после заправки улетел.
Вчера, когда мы отправляли со Среднего самолет с нашими собаками, тоже без приключений не обошлось. Нужно было быть на полосе в 8 часов 30 минут утра, и мы все подготовили еще накануне вечером. Около 6 часов поднялись, кое-как позавтракали и выползли на улицу. Опять теплынь, всего градусов 10 мороза. Решили собак везти на вездеходе, потому что в кузове места уже не было. Погрузили собак, четыре человека разместились рядом с ними, с тем чтобы контролировать ситуацию. Поехали. Женя был за рулем вездехода.
Дороги не видно совершенно, все время скатываемся с колеи – такая белая мгла. Расстояние от Голомянного до Среднего всего 18 километров. На всем протяжении она практически не отмаркирована, за исключением короткого участка склона от Голомянного в сторону Среднего, где съезд вправо или влево с накатанной поверхности грозит большими, чем на остальных участках дороги неприятностями. Дорога эта занимает от получаса до…, в зависимости от погоды (видимости) и водителя. Толя и Игорь эту дорогу знают, что называется, на ощупь и то при плохой видимости могут ее потерять. На мой вопрос, почему они ее не отмаркируют полностью, Толик, по обыкновению перемежая украинские и русские слова, ответил: «А на што? Я и так ее бачу с закрытыми глазами». И он действительно ее бачил, ухитряясь различать едва видимый на снежной поверхности рисунок шин. У Жени такого опыта не было, и мы постоянно сваливались в сторону, не без труда выгребая обратно. Не доезжая примерно 5 километров до полосы, вездеход внезапно чихнул и встал. И никак его было не оживить. Как назло, шедшая за нами машина отстала. Мы простояли так, наверное, минут двадцать, хорошо, что было не так холодно. Машина, в конце концов, появилась, а вместе с ней и наш спаситель – Толик. У него отчего-то вездеход завелся сразу. Однако, как оказалось, мы съехали с дороги и, несмотря на все старания водителей, вездеход возвращаться на нее не спешил. Мы решили пересесть на машину, потому что и так уже на час задерживали вылет самолета. Не отъехали мы и ста метров, как нам подали знак, чтобы мы вернулись. Разворачиваемся, возвращаемся и видим, что вездеход стоит на дороге и работает. Причина была более чем тривиальная – Женя забыл переключить группу топливных баков. В конце концов мы добрались до самолета. Нам не пришлось, к счастью, выслушивать упреки экипажа за задержку, так как самолет ожидал уже не нас, а погоду на трассе, которой не было ни в Хатанге, ни в Воркуте, ни в Салехарде – везде, как и здесь, на Среднем, снег и ветер.
Тем не менее мы решили загрузить самолет, а всех провожающих отправить на вездеходе назад, тем более что погода ухудшилась и к белой мгле добавился еще и туман.
Ульрик с собаками и я остались на Среднем, рассчитывая, что хоть какой-нибудь аэропорт откроется. Первой открылась Воркута, и самолет тотчас же улетел. Прощаясь, командир обещал вылететь обратно немедленно.
Однако погода опять жуткая. Шаткие шансы на то, что самолет завтра прилетит, а если и прилетит, то вечером, часов в 17–18, а послезавтра мы должны улететь на лед. Это крайний срок. Больше задерживаться нельзя, и так уже около месяца прошло с момента нашего прилета.
Сегодня день рождения Такако. Вспомнив, что день рождения Джулии мы пропустили, решили устроить по этому случаю небольшой праздник и отметить его с двойным размахом. Я сочинил стихотворение, которое и зачитал под одобрительный гул присутствующих. Сочинение стихов на английском доставляет мне особое удовольствие – никогда не знаешь куда повернет игра слов при катастрофической нехватке их запаса. Однако я пишу, и тем, кому я пишу, это нравится, несмотря на непременные шероховатости и ошибки. На этот раз я попытался порассуждать на тему о том, что привлекает иностранцев в нашей стране и дорассуждался. Судите сами.
После этих стихов оставалось на практике показать, что значит наше хлесткое, звучащее, как боевой приказ, «До дна!», в переводе на английский звучащее скорее вопросительно – «Bottom up!»
В результате бурной циклонической деятельности в последние дни установилась теплая погода, совершенно необычная для этого времени года и для этого места. Это нас, естественно, не радовало, но мы надеялись, что в океане будет лучше. Мицуро успел рассказать, что на 85-й параллели лед вполне стабильный и разводьев относительно немного. На мой вопрос о медведях он ответил весьма интересной историей, которая произошла с ним буквально на второй день по выходу с мыса Арктический. Медведь подошел к его палатке близко, метра на три. Мицура оружия не имел. Его кредо в отношении этого самого крупного хищника на Земле, поведанное нам с Уиллом еще во время канадской экспедиции, было трогательно-наивным: «You don’t have to be afraid of Polar bears, they are very friendly!». Последнее слово он произносил превращая звук F (этот звук, так же как и звук В, в японском языке отсутствуют) в звук П, отчего получалось забавное: «They are very priendly!». Однако одно дело упражнения со звуками, другое – когда этот самый «priendly» подойдет к вам так близко. Так вот, единственным содержимым арсенала этого самого миролюбивого путешественника на Земле был перцовый спрей. В этом спрее содержится концентрированный перец, и струя выбрасывается на расстояние до 3 метров, поэтому при правильном использовании и благоприятном ветре он может действовать очень эффективно, поражая самый чувствительный нос в Арктике. При неожиданной встрече с медведем вам не следует пускаться в воспоминания о прожитой, и, по всей видимости, неплохой жизни, а нужно быстро сообразить, где этот спрей у вас лежит, и, вооружившись им, еще и занять правильную позицию по направлению ветра (если медведь позволит). Мицуро, по его словам, все это выполнил и выпустил в сторону «Priendly» полбанки этого смертельного состава. Первая реакция медведя была совершенно неожиданной и обескуражила Мицуро: медведь лизнул лапу, на которую пришлась основная огневая мощь спрея, и зажмурившись от удовольствия, как показалось Мицуро, поднял голову и посмотрел на него, как бы прося добавки… Мицуро похолодел – добавки он предложить медведю не мог, и ему оставалось только одно – вспоминать свою предшествующую жизнь. В это время, к счастью для Мицуро, на животное начал действовать этот ужасный состав, и медведь принялся кататься по снегу, пытаясь лапами счистить попавший ему в глаза спрей, добавляя себе новых и новых ощущений приближающегося конца. Этот стоящий перед ним маленький человечек обладал какой-то магической силой, причинившей ему, медведю, страшную боль, но, естественно, о мести и речи быть не могло, и медведь спешно и благоразумно покинул место встречи.
Еще одна и немаленькая деталь, коль скоро я вспомнил про Мицуро, – это его удивительные лыжи. Когда мы выгружали его нехитрый экспедиционный скарб из вертолета, я вначале не понял, что это за длиннющие и тяжелые доски, лежавшие вдоль борта. Я спросил экипаж, не их ли эта вещь. Мне ответили, что это лыжи Мицуро! При его росте он вполне мог бы дважды уместиться по длине лыж, я не говорю уже о их весе. У Мицуро было свое видение: «Bikta, it is easier to cross the leads with such a long skies!». Я подумал: «Разводьи – разводьями, а как ковыряться с такими лыжами в торосистом льду?». Как правило, именно по этой причине для хождения по морскому льду обычно выбираются лыжи не длиннее 160–170 сантиметров, несмотря на рост лыжника. А тут такой маленький Мицуро на лыжах длиной 280 сантиметров. Я представляю, каково ему было одному. Сани его были совершенно раздолбанными и, скорее всего, не выдержали бы до конца экспедиции. Как я заметил, тяжело груженные сани не выдерживают нагрузки, если тащить их по торосистому льду. Сани Месснера, сани корейцев уже после нескольких дней путешествия были разбиты и требовали ремонта. Нужны новые, современные технологии, чтобы добиться оптимального соотношения вес – прочность. Наши сани, весившие около 80 килограмм, пока не вызывали беспокойства, впрочем, все еще было впереди!
Из Петербурга пришла хорошая новость: Техасский университет, который пользовался услугами нашей компании в организации для него научных экспедиций по экологическому анализу выносов сибирских рек, подтвердил свое решение об аренде через нас гидрографического судна в Архангельске. Похоже, что летом мы, возможно, не останемся без работы, что было бы очень и очень печально.
Сегодня Уилл, неожиданно расчувствовавшись (возможно, по причине приближения весны, уже ощущавшегося здесь в связи с теплой погодой), сказал мне, что собирается жениться и потому чувствует себя уже в другой ипостаси, не матерым путешественником, для которого нет ничего слаще, чем покидать насиженные места и перемещаться в пространстве параллельно самому себе, напрягая нервные власти на местах и периодически отвлекая славных авиаторов от выполнения их основной миссии, а человеком, для которого понятие «домашний очаг» приобретает вполне реальное, а не сюрреалистическое значение.
Это будет уже третья по счету попытка Уилла приблизиться к пресловутому домашнему очагу ровно настолько, чтобы он грел, но не обжигал. Теперь, как сказал он, все его мысли (или почти все, часть их все-таки пока занята текущим проектом) о том, как создать настоящий домашний очаг, где жить, что оставить детям и как дальше устраивать свою жизнь. «Никогда прежде, – сказал он, – я подобного чувства не испытывал. Первые две жены были американками, совершенно независимыми и самостоятельными». Новая потенциальная жена, которую Уилл как настоящий исследователь, ни на минуту не прекращавший поиски прекрасного, отыскал на Филиппинах, была совсем иной – юной и беззащитной, что требовало от Уилла мобилизации на священный семейный алтарь всех его нерастраченных до этого сил. И это было как раз то, чего ему так не хватало все эти годы.
Собаки у нас изнывают от безделья, лают каждую ночь, приходится выходить и как-то их успокаивать. Местные собаки используют для нападения каждую возможную ситуацию, покусывают наших, если те не на привязи. Все наши оказались, на удивление, недрачливыми, в схватки не вступают, а предпочитают отпугивать нападающих своим грозным внешним видом. Помимо наших собак, разлад в местные собачьи ряды невольно внес Уилл, выбросивший остатки разделанной оленьей туши, которую мы получили для экспедиции в подарок из Хатанги, прямо рядом с домом. Понятно, что для местных собак это был этакий лакомый деликатес. Они отказывались от своей еды, чем вызывали неудовольствие Галины, жены начальника станции Игоря.
Связи с внешним миром нет – прохождение плохое. Какое-то сплошное забытье, никто никого не слышит. На Среднем, конечно, есть аэропорт, но и у него связи ни с кем нет. Трудно представить, что еще можно как-то и где-то летать. Нет связи – нет прогнозов, нет прогнозов – нет полетов. Вновь выстроенный из покрытых алюминием модулей дом для пограничной заставы, обнесенный забором и оттого занесенный снегом по первый этаж, выглядит совершенно нелепо среди хаоса проводов, бочек, старых домов, каптерок и прочего. В общем-то, конечно, можно было бы и лучше все обустроить.
Глава 2
Апрель
День смеха на льду. «Сделано в России» и работает – это наше радио! Вперед – на Север! Соло для Мартина с палаткой. Не числом и пока, увы, не уменьем. Не женская хватка Патчес. Через торосы и трещины. «Сонные мили». «Рубите, Мартин, рубите!». «Юджин, Юджин, я Алекс, прием!» Эпилепсия Баллсера. Моя шкала прочности льда. Такой рассол вреден даже по утрам. Блуждания в ледовых лабиринтах. «Апорт, Мучи, Апорт!». Роковая ошибка пойнтмена. «Где ты, Полюс?». «А вы в футбол сыграть смогли бы?». Лагерь на Манхэттене. Ловушка для спонсоров. Великолепная шестерка. Печальное дежавю. Привет от Чарли.
1 апреля
За битых многое дают,И вновь тасуя карты,Мы продолжаем наш маршрутС приличным гандикапом.
Как повелось, 1 апреля никому не верь. На самом деле, верится с трудом, что экспедиция все-таки началась, однако это факт. Сейчас 23 часа 16 минут, или 16 минут первого после перевода часов. Мы находимся в точке с координатами 85°06′ с. ш. и 105°16′ в. д.
Самолет из Петербурга прилетел накануне поздно ночью, привез радиостанцию, маяк «Аргос» и заодно цветы и торты, потому что у нас прошло уже два дня рождения. Он очень долго летел – через Воркуту, Норильск. Мы за ним следили, мы его ждали, потому что погода ломалась. На Среднем связи никакой не было, и потому до самого последнего момента мы были в неведении: прилетит он или нет. От этого зависел наш старт.
Когда мы после встречи самолета приехали на Голомянный около половины второго ночи с гвоздиками, тортами и шампанским, получилась хорошая отвальная – все были довольны.
Сегодня рано утром я попытался настроить нашу новую радиостанцию и связаться с вертолетчиками, чтобы уточнить план вылета, но связь была или односторонняя, или ее вообще не было. Позднее все-таки связь состоялась, и мы приняли решение лететь. Вылетели в 16 часов 50 минут. Было очень тепло – 5 градусов ниже нуля, мело немного, пасмурно. Прилетели на Арктический через час десять. Оказалось, там – ясное солнце, ветер несколько сильнее – около 10 метров в секунду. Там заправились и взяли курс на север. Сверху было хорошо видно состояние дрейфующего льда. Его кромка отодвинулась примерно на 20 километров к северу от мыса Арктический. В течение почти двухчасового полета я наблюдал, как по мере удаления от берега ледяные поля увеличивались, зоны торошения постепенно сокращались и концентрировались главным образом по стыкам полей, количество разводьев уменьшалось. Потом мы вошли в туман. А затем увидели поля многолетнего льда. Вертолет после нескольких совещаний в кабине все-таки зашел на круг и сел. Механик выскочил из него и начал с неистовой скоростью бурить лед под колесом вертолета, я выпрыгнул ему на помощь. Вертолет попрыгал несколько раз для проверки прочности льдины и остановил винты.
Маршрут экспедиции.
Снег здесь оказался глубоким – это признак толстого льда, а также необходимое условие для организации собачьей стоянки, так как на снегу им теплее спать, да и свежей воды в изобилии.
Все быстренько выгрузили. Мы с Уиллом закрепили доглайн, развели собак по местам. Поставили палатки. Вертолет, не дожидаясь окончания наших работ по организации первого лагеря, улетел.