Втянув разбитые кроссовки наверх, сунув рюкзак под спину, я принялся за свой ланч, поглядывая сквозь большущее затемнённое стекло на площадку под тентом, где щебетала стайка молоденьких мулаток в мини. Они не видели меня, в этом была особая прелесть.
Скоро, скоро придёт время для знакомств с вами, тёмненькие и светленькие. Фред, для которого каждая ночь – новогодняя, уже пакует яркие майки с эротическими сюжетами. А пока… я подглядывал и не стеснялся. Все мы обожаем делать это, не так ли? Тимми обязательно придумал бы сейчас стишок на грани фола, у него это здорово получается. Почему девчонки ведут себя гораздо естественнее, когда не подозревают, что кто-то любуется ими со стороны? Пританцовывают, показывают белые, ровные зубки, шутливо поругиваются с подружками, не стесняясь, поправляют юбочки, до предела оголяя почти сформировавшиеся бёдра. Но даже самые непосредственные из девочек, заметив обращённый на них мужской взгляд, становятся актрисами, возможно и не желая этого. Странный параллельный народ!
– Привет.
Я, продолжая жевать, повернулся на голос. Маленькая блондинка с хрупкой фигуркой, слегка потупившись и прикусив нижнюю губку, стояла рядом. Чуть загорелый овал лица с приятными чертами. Топик салатового цвета прикрывал грудь, едва тянувшую на первый размер, светлые недешёвые брюки облегали точёные ножки, обутые в лёгкие туфельки. Живая Барби да и только!
– М-м, – промычал я в ответ, для подстраховки оглянувшись до хруста в шее. Нет, Белоснежка обратилась ко мне. Лихорадочно глотая недожёванный кусок бутерброда и не зная, здороваться с ней или нет, я на всякий случай стал старательно вытирать пальцы не очень свежим платком. Но девочка крепко держалась за свою кожаную сумочку и молчала. Я, немного растерявшись, засуетился. Волновалась и незнакомка. Погоди, а почему незнакомка?
– Я Элен.
– Элен?
Её имя и мой невнятный вопрос прозвучали одновременно. Она, преодолевая первую робость, улыбнулась. Я, с трудом проглотив кусок, смущенно усмехнулся. Ну да! Конечно, Элен. Подружка того самого Виктора, мажора из гражданских, не сдавшего зачёты.
Каюсь, это было обоюдное свинство двух подростков.
Всё получилось неожиданно просто. Когда по прилёте в Рио нас расселили по уютным четырёхместным комнатам, Виктор Дэвидс, в отличие от мажоров, державшихся особняком, оказался среди нас. На контакт с нами он пошёл мгновенно ещё над Атлантикой и здесь так же быстро перезнакомился с общежитскими новичками и старожилами, с комендантом, охраной и поварами, не лез за словом в карман, шутил с новыми приятелями, пересыпая речь острыми шуточками. Казалось, вот свой парень! Общительный, весёлый, всегда готовый подработать клоуном-гидом.
Первым его раскусил Тимми, уже на следующее утро сказавший одно из своих любимых словечек – пена! Пустозвон, легко знакомящийся и легко расстающийся с людьми, блестящая обёртка. В ответ на категоричность Тимми мы лишь пожали плечами.
Но уж кто был от Виктора без ума, так это девчонки. Они посыпались в нашу комнату сразу, придумывая самые идиотские предлоги. Тогда я впервые увидел горящие глаза зачарованных простушек. Мне было с чем сравнивать – наши девчонки так легко не велись. Нет, я не завидовал этому красавчику. Таков был его стиль – проще относись к жизни и жить будет интереснее. Наверное, мы ещё не совсем привыкли к таким правилам. Я постарался держаться с Виктором безразлично, хотя его шипенье на сносном португальском оценил сразу. Мото, пока не сбежал, цокал языком, восхищаясь умением этого парня всё делать играючи, Фред по-хозяйски перенимал у него некоторые особо зажигательные фенечки, Тимми презрительно скалился при его появлении.
Вскоре Виктор переселился на квартиру к одной из обеспеченных студенток и стал забегать в общежитие лишь изредка.
И однажды, будучи в таком забеге и на ходу прочитав одно из пришедших на его адрес писем, он сунул мне в раскрытый учебник фотографию девочки.
– Выручай, Дэн! – трагический голос прошелестел над моим ухом. – Зашиваюсь!..
Я бесстрастно взглянул на детский овал девчоночьего лица. Этот парень не знал, как избавиться от надоевшей подружки. Но причём здесь я? Нынешним вечером мне предстояла встреча с маленьким шоколадным батончиком по имени Эстель. Она работала в закусочной своего папаши на Авенида Рио Бранко и хотя мы понимали друг друга через слово, в её груди я влюбился сразу. Кажется, их обладательница была не прочь порезвиться прежде, чем родные вручат ей толстую пачку крузейро на операцию по уменьшению бюста. Я ещё не добрался до этих фруктов, но попробовать их вкус было куда реальнее, чем неизвестное, продавцом которого выступал Виктор.
– Да ты не так понял, – воскликнул он, когда я картёжным пассом перебросил карточку на его кровать.
– Это не то, совсем не то, что ты подумал. Нормальная, не чокнутая и не страшная. Но уж очень скучная. Выручай, брат! Она из Санта-Ви, учится в художественной школе. Да тут вся анкета. Смотри, какой толстый меседж, – Виктор шлёпнул ладонью по конверту. – Просто «Война и мир», ха-ха. Кстати, папаша русский, инженер на рыбном комбинате. Он же убьёт меня, если я не отвечу.
– А ты испугался! Напиши своему предку, он пришлет тебе пулемёт с катера, и проблема решится.
Мы уже знали, что Дэвидс-старший служит в береговой охране. Возможно, это и мирило меня с его сыном. Морские пограничники тоже ходили под пулями. При упоминании об отце Виктор криво усмехнулся, но быстро сориентировался:
– Верно мыслишь, амиго! Ну, так я полетел на почтамт, а ты пока потяни время, дружище. От моего имени…
Он заторопился и, оставив письмо на краю тумбочки, исчез.
И как назло, мой вечерний променад с грудастой кариоко сорвался. Вернувшись с пляжа немного раздражённым, я не сразу вспомнил о презенте Виктора. И признаюсь честно, до рассвета колебался, не притрагиваясь к конверту, но и не убирая его с глаз долой. Уже потом, пропитавшись за ночь скотством такого поступка и безответственно плюнув на возможные последствия, я по-армейски практично принялся за составление плана операции. Тимми долго смеялся над моим первым литературным опусом, наконец, успокоился и уже совсем серьёзно сказал:
– Гадёныш этот Виктор, вот и всё! Я бы на твоём месте сразу правду написал.
Предвзятость друга меня не удивила. Я определился.
– Только не увлекайся, Дэн. Иначе маленькая Эстель разберёт тебя на запчасти. И русские не помогут.
Верно. Смешливой дочке хозяина закусочной лучше было об этом не заикаться. У бразильяночки был на редкость неустойчивый характер и кофейными ополосками в лицо разборки вряд ли бы ограничились.
Её фотография была неудачной, либо Элен начинала расцветать как все девочки этого возраста. Теперь я знал о ней почти всё.
Единственная дочь в семье – это, оказывается, теперь для многих русских обычное дело. А я всегда считал их медвежьи семьи многодетными подобно нашим индейским (всегда считал – сказано громко. Саму Россию на карте я обнаружил пару недель назад и был ошарашен её размерами. Но такое мнение о русских было у нашего барона фон Штольца, командира разведроты, а он ещё ни разу не обманул нас). Впрочем, как я понял, новая моя знакомая своей страны совершенно не знала, вывезли крохотную Элли в нежном возрасте. Отец, кочуя по командировкам, исколесил весь мир, пока не оказался здесь, на рыбных предприятиях Джона Копполо, став главным инженером «Фишэмпайи», самого крупного производства на южном побережье. Начальник, не последний человек, и, наверное, строгий родитель. Мать, научный работник, этнограф в прошлом, теперь просто домохозяйка. Очевидно, старший Хабарофф обеспечивает полновесную жизнь и супруге и дочери.
У Элен проявились неплохие задатки художницы. Она присылала небольшие зарисовки Санта-Ви и окрестностей Виталии, очень недурственные. Тимми, детство которого прошло в тех местах, даже присвистывал, узнавая какие-то подробности:
– Во даёт, Москва-Гагарин! Ты, погляди, Дэн. Вот за тем мыском я шлёпнулся с велосипеда, подвернул ногу. Как я орал! А Дина везла меня обратно и орала вместе со мной…
В трёх письмах, успевших дойти до Рио, Элен старательно обходила главное, лишь вскользь задевая тему взаимоотношений с нашим Казановой. Я пытался читать между скромными строчками, но так и не понял, любила она его или просто была увлечена. Уверен я был в одном – она старалась быть искренней. Ничуть не смутил бы меня трогательный намёк на то, что он оказался её первым мужчиной. Вы считаете, рано? Возможно. Но у нас, в раздавленной войною Бисонии, в тринадцать лет девушки уже выходят замуж, если повезёт.
Здесь же чувства оказались односторонними как ток в батарее танковой рации. Элен было хорошо с ним, а для Виктора она давно стала сожжённой гильзой.
Я пытался быть ровным и последовательным. Очень скоро Виктор стал откровенно сторониться меня, хотя на его поддержку я и не рассчитывал. Элен наивно спрашивала, почему я пишу на РС, не шлю эсэмэски и не звоню, почему мои ответы такие короткие, почему не прислал ни одной фотографии (вот уж неправда! А открытки с видами Рио?). Впрочем, откуда ей было знать обо всех хитросплетениях в нестриженой голове высокоумного Лжевиктора?
Я не стыдился своей роли, честно играл её и наслаждался. Дерзай, разведка! В конце концов, поставить точку в этой военно-почтовой компании можно в любой момент. Ведь правда?
Слабенький, но приятный и до одури знакомый аромат исходил от этой девочки.
– Я Вас…
– Дэном нас зовут.
– Я тебя запомнила еще тогда, на регистрации.
– Угу.
Вот как? Меня здесь помнят!
– Ребят было много. Вокруг все шумели, а ты как медвежонок хмурился и смотрел исподлобья.
Господи, ну не рассказывать же ей, сколько мы выпили в тот день. Кстати, текила оказалась на редкость противной, хотя торгаш уверял, что это настоящая «бланко» и хороша даже без перца чили. Обманул, но не выливать же.
– Я никогда не летал на самолетах. Боялся очень.
– Не может быть.
– Не может.
Элен засмеялась, показав безупречные зубки – на зависть пиносским колдунам, делающим из резцов белых детей чудесные амулеты. Потом разочарованным голосом сказала:
– А я пришла, потому что думала – вдруг!
– Нет, Виктор остался в Колледже. На пересдачу. Так получилось.
Он и не собирался прилетать, но зачем расстраивать эту русскую девочку.
– Не прилетел… – Элен встряхнула светлыми волнами волос и, вздохнув, стала смотреть на цифры табло с расписанием рейсов. – Ну что ж, – Она покачалась, переступая с пяток на носочки, и, улыбнувшись, неожиданно протянула маленькую ладошку:
– Извини. И всего хорошего, Дэн!
Её чистенькие пальчики скользнули по моему запястью. И всё. Я не сообразил, что ответить, и потому не сразу ляпнул первое пришедшее на ум:
– Э… с Рождеством!
Обернувшись, она махнула рукой. Она уходила!
Всё правильно – кто я ей? Босоногий мальчик. Эх ты, Ромео! Это была моя самая ужасная черта – тугодумие, когда дело касалось меня самого. Потом, когда ситуация рассасывалась, я ругал себя и фантазировал, что угодно. Но кораблик уже растворялся на горизонте! И, как всегда, не хватило только её, пресловутой наглости. А уж оправдывать отсутствие таковой я мог часами.
Возвращение Антонио
Озадаченно куснув ноготь и для порядка слегка поругав себя, я стал собирать остатки ланча и одновременно оглядываться, разыскивая удобное место для полуденной сиесты. Но лучше моего подоконника ничего не нашлось. Разместившись на нём в позе мечтающего круизёра, я прикрыл веки.
В конце концов, можно и плюнуть вслед этой полузнакомой кукле. Нечаянно встретились, разбежались и забыли. Всё-таки основные события ждали меня впереди.
А дел было много! Вытянув позвонки в прямую линию, я придурковато заулыбался – надо встретиться и хорошенько погулять с приятелями и приятельницами (Эрнестина! Наталия! Неужели забыли нас?), стрясти старые долги, отчитаться перед белоглазым комроты Штольцем. А когда прилетит Тимми, нужно будет обязательно побывать вместе с ним на побережье, в маленьком селении Сан-Диас, навестить демобилизованного капрала Ромиреса и всё его немалое семейство, которых я давно и не таясь считал родственниками. Планы громадные и всё это надо обязательно успеть сделать… Когда прилетит Тимми…
Я не видел его всего пять часов, ещё не окрепли мои сомнения в том, что я поторопился оставить его одного. Почему я не настоял на его отъезде со мной? Я знал моего дружка как облупленного и, по правде говоря, не понимал этого упорного желания расправиться с незачётом. Да чёрт с ними обоими, с французским языком и слюнявым гомиком, который его преподаёт. Куда они денутся?
Почему я не остался сам? Ведь два дня не сделают погоды. И почему для меня важнее было поскорей добраться до гарнизонного КПП? Любой, спросивший об этом, поставил бы меня в тупик. Себе же я отвечал с лёту. Нет, не Полковника, грозу бирлов, хотел я видеть, это дело десятое. И не родные лица и знакомые с детства места – они меня дождутся и никуда не денутся… Всё было гораздо наивнее и серьёзнее.
Едва ослабли мои впечатления от Рио, как память спокойно и услужливо вынула образ оставшейся в Альбарруде Женщины. И еле тянувшееся до каникул время я жил одним – хотя бы издали посмотреть на сеньору Анжелу! Взглянуть на строгую сеньору с воздушным именем и больше ничего.
И чихать, что говорят об её отношениях с Полковником. Мало ли басен слышали мои уши? В моих мальчишеских грёзах, как я ни сопротивлялся, только эта женщина прочно занимала первое место во всех постельных сценах. Её красота и недоступность тревожили и манили меня со страшной силой. Время и расстояния лишь обострили эту болезнь, от которой, впрочем, я и не пытался лечиться (о маленьком сыне докторши я при этом старался не думать).
Смешно сказать, но в пропитанном сексом Рио мы скучали даже по рыхлой толстухе Паоле из батальонной столовой! Конечно, на то была пара причин интимного характера – «мамочка» подкармливала нас, а некоторым, самым маленьким и особо скромным, изредка позволяла кое-что по части физиологии.
Как я не сорвался из Рио раньше, не знаю. Конечно, многомудрый Фред заставлял использовать шанс, подаренный судьбой, и не жить одним прошлым, Тимми внушал прижать хвост и продержаться первый самый трудный год.
Хотя, если быть честным, последние недели удерживала меня в Амазонии вовсе не жажда знаний, а прозрачный намёк малютки Эстель на рождественский сексуальный подарок. Но кто мог угадать, что скрывалось за этими словами? Когда миниатюрная белозубая бестия, прижавшись ко мне умопомрачительной частью своего тела, со смехом засовывала дурацкого резинового мышонка с таким же дурацким поющим сердцем в карман моих штанов, из которых предательски выпирал кусок гениталий, я здорово рассердился. Уговаривать я не умел и мы опять поссорились.
А необъяснимое поведение Тимми удивляло – он рвался лететь со мной и буквально выталкивал меня прочь. Впрочем, мой дружок всегда был таким, импульсивным и немного нервным, на дух не переносящим обмана не во благо. И всегда искренне удивлялся моей суховатой, по его мнению, манере общения.
– Дэн, держу пари. Тот, кто сделал тебя, курил английскую трубку. Ты британец больше меня, – так он говорил. Я соглашался с ним в одном – эмоциональности и прямоты Тимми мне не хватало. Одним словом, мы нашли друг друга, проверили в деле и не раз вместе ходили в разведку, как ни банально это теперь звучит.