Иерусалимский синдром
Петр Альшевский
© Петр Альшевский, 2021
ISBN 978-5-0055-0069-4
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
«Последняя вечеря»
Два больших кресла, силуэт стола; слева-направо проходит Баллоне, выдувающий в трубу что-то относительно мерзкое; ему двадцать лет, он полон жизненной энергии, на нем длинный ультрамариновый балахон и широкополая ковбойская шляпа.
Подудев, Баллоне исчезает из вида.
В креслах сидят Джокетто и инспектор Луболо.
Джокетто – чуть меньше тридцати, небольшая бородка, небрежно наброшенный пиджак. Инспектор Луболо – сорок пять лет, тяжелая челюсть, едва заметная бородавка на правой щеке, темный поношенный костюм, никаких признаков величественности.
Джокетто. Как же он мне надоел. Вот ты, Инспектор, мужик неглупый…
Луболо. Серьезно?
Джокетто. По сводкам общественного мнения.
Луболо. Продолжай.
Джокетто. Ну, так вот… О чем я говорил?
Луболо. О том, что я неглупый мужик.
Джокетто. Да ладно. А если без шуток?
Луболо. Что-то насчет Баллоне.
Джокетто. Точно. Как ты думаешь, зачем Вольтуччи его пригласил?
Луболо. Не знаю. Захотел, наверное.
Джокетто. Может это как-то связано с нашими танцами?
Луболо. Может, и связано. Не мешало бы за стол. Или пока покурим?
Джокетто. Каждый свои.
Луболо. Каждый свои.
Какое-то время сосредоточенно курят.
Джокетто. У тебя с ней что-нибудь было?
Луболо. С кем, с ней?
Джокетто. С ней.
Луболо. Ах, с ней… Не буду тебя врать – практически ничего.
Джокетто. Слава богу. Слава богу, слава богу, слава богу: раз тридцать повторишь и никакого смысла не останется.
Из глубины выходит Вольтуччи – возраст ближе к шестидесяти, полосатая рубашка с широким галстуком, высокий лоб, вымученная улыбка.
Вольтуччи. Почему еще не за столом?
Джокетто. Ты, Вольтуччи, конечно, большой человек и великий слагатель, но с логикой у тебя определенные перебои. Что нам там делать?
Вольтуччи. Что и положено за столом. Сидеть.
Луболо. Просто так нам сидеть неинтересно. Особенно за твоим столом.
Вольтуччи. Ну, почему просто так. К вашему сведению, на этом столе есть кое-какой графин.
Луболо. Неправда. Нет там никакого графина. Я проверял.
Вольтуччи. Странный вы человек, инспектор. Когда вы проверяли, его действительно там не было. И не могло быть. Я совсем недавно его туда поставил.
Луболо. Хитро… А с чем у тебя он, графин этот?
Вольтуччи. Со всем самым лучшим. Крепость небольшая, но головы замутит не хуже, чем если бы на нее рухнула железобетонная стена. С целым выводком сидевших на ней каменных птиц.
Джокетто. Тогда чего мы ждем?
Вольтуччи. Одну мою знакомую.
Джокетто. Да пес с ней, Вольтуччи, она потом подключится. Еще не хватало, чтобы мы, трое взрослых лбов, отхлебывали из-за нее лишь глазами – смотрели на твой графин и мысленно набирались. Для меня данный вариант неприемлем. Я гость, ты хозяин, вино твое, но я гость – мне хочется выпить. По-настоящему выпить. Реально.
Вольтуччи. Я уже начинаю волноваться. Да и не начинаю – волнуюсь: уже полчаса и самым серьезным образом. Сами знаете, как сейчас на улицах.
Луболо. На улицах сейчас мокро.
Откуда-то из глубины еле слышно доносится радио.
Вольтуччи. Дорогая, сделай погромче!
Джокетто. Зачем ты так мягок со своей служанкой?
Вольтуччи. Ничего не могу с собой поделать. Чертово воспитание.
В этот момент радио начинает звучать громче.
……..Не поддавайтесь панике! Ответственный министр заявляет, что последние неудачи регулярных частей носят временный характер. Перелом не за горами. Силы пришельцев не беспредельны. Сохраняйте спокойствие. Да поможет нам Бог!
Джокетто. Он поможет…
Вольтуччи. Прошу всех к столу!
Луболо. А как же твоя знакомая?
Вольтуччи. Я думаю, она нас простит. Больно сильно кушать хочется. Прошу!
Вольтуччи, затем Джокетто и Луболо, присаживаются за прямоугольный стол, за которым стоят пять стульев. По одному у изголовья и три на длинной стороне.
Луболо и Джокетто садятся друг против друга, Вольтуччи посередине длинной стороны.
Вольтуччи. Кому подать салфетки?
Джокетто. Зачем?
Вольтуччи. На колени положите.
Джокетто. Я бы с большей радостью положил на колени горячую молодую женщину. Рассказал бы ей какую-нибудь чувственную мерзость и руками… да, руками… сначала ими… туда, прямо ей под… прочь наваждение, сгинь… Чем будете угощать?
Вольтуччи. Для меня это не меньшая тайна. (служанке) Дорогая, можешь подавать.
В комнату входит служанка. Немолодая опрятная женщина с мясистыми губами и излишне доверчивым взглядом.
Поставив на стол довольно крупную кастрюлю, она незамедлительно удаляется.
Джокетто. Пахнет недурно. Как вы думаете, это что?
Луболо. Суп.
Джокетто. А ты Оле, что скажешь?
Вольтуччи. Я думаю, что это… суп.
Джокетто. Итак, проверим. Я лично проверю. (открывает крышку) Внутри кастрюли находится…
Вольтуччи. Ну?
Джокетто. Суп. А в супе мелко порубленный труп! Предлагаю разлить по первой тарелке.
Вольтуччи. Позвольте мне. Как хозяину.
Пока Вольтуччи разливает суп, Джокетто берет со стола графин и внимательно его изучает.
Джокетто. Этикетке можно верить?
Луболо. Там нет никакой этикетки.
Джокетто. Я вижу, что нет. Почему ты все воспринимаешь так буквально?
Луболо. А почему бы и нет?!
Вольтуччи. Ладно, господа, остыньте. (разливает напиток по рюмкам). Выпьем за разум!
Выпивают. Инспектор Луболо удовлетворенно крякает.
Луболо. Прелестно пошла.
Вольтуччи. Рекомендую повторить. Или сначала поедим?
Джокетто. Тебе так нравится этот суп?
Вольтуччи. (обиженно) Ты его даже не попробовал.
Джокетто. Ты хочешь, чтобы я его попробовал? Пожалуйста.
Джокетто начинает есть суп. Делает это демонстративно не спеша, принюхивается к каждой ложке, доедает суп до конца и безразлично облизывает ложку.
Вновь появившийся Баллоне играет что-то вовсе кошмарное – подойдя к столу, он пьет прямо из графина. Вытирает губы рукавом и, возобновив игру, уходит.
Луболо. Зачем ты его все время приглашаешь?
Вольтуччи. Я его только сегодня пригласил.
Луболо. Почему сегодня?
Вольтуччи. Сегодня знаменательный день.
Луболо. Думаешь, уже сегодня?
Вольтуччи. Думаю, да.
Луболо. Значит, сегодня. Сегодня. Мгновенно и навсегда. К этому ветру не повернешься спиной. Жизнь и смерть, смерть и что-то за ней…
Вольтуччи встает – стоит. Разливает.
Луболо. За что выпьем?
Вольтуччи. Я предлагаю выпить за будущее.
Джокетто. Пьем не чокаясь.
Вольтуччи. Но мы и так пьем не чокаясь.
Джокетто. Так мы не чокаемся из-за внешнего фактора – мы слишком далеко друг от друга сидим. А в данном случае мы не чокаемся из-за фактора внутреннего, другими словами, подчиняясь нашим убеждениям.
Где-то на улице слышатся отдаленные взрывы и затяжные пулеметные очереди. В окне видны красные всполохи.
Вольтуччи. Уже близко.
Джокетто. Инспектор, а почему вы не там? Почему вы не вместе с нашей доблестной армией?
Луболо. Я уголовный инспектор. Мое дело уголовники, а не пришельцы. Уголовники – да. Пришельцы – нет. Так было и так будет. Уголовники – по моей части, прише…
Джокетто. А вампиры?
Резко вскочивший Луболо выхватывает из внутреннего кармана огромный пистолет.
Луболо. Вампиры?! Сволочи вампиры?! Где эти сволочи?! Где вампиры?!
Джокетто. И этим вы думаете вампиров одолеть?
Луболо. Дьявол! Облажался! (прячет пистолет и из другого внутреннего кармана выхватывает осиновый кол) Так где эти вампиры?!
Джокетто. Успокойтесь. Они с позором сбежали.
Луболо. Куда?!
Джокетто. К русалкам на озеро Гиркшталлер…
Луболо. Ты так больше не шути. Тут и так жизнь того и гляди оборвется…
Джокетто. И чего же ты так переволновался? Сам же говоришь, что жизнь того и гляди…
Луболо. Я ненавижу вампиров.
Вольтуччи. А пришельцев?
Луболо. На пришельцев мне наплевать. Я все-таки мужчина. Мощный, крутой мужик! Чья-то гордость! Я запросто мог бы стать чьей-то гордостью!
Вольтуччи. Вы, инспектор, садитесь… Покушайте немного супа. Это вас успокоит.
Луболо. Я уже успокоился.
Джокетто. Вот именно. Садись и ешь суп. А я вам пока расскажу одну историю. Чтобы сбить хмурь мелкой мысли и пищеварению поспособствовать.
Вольтуччи. Вообще-то это мое дело, истории рассказывать. Но, как говорится: «и ты падешь днем, и пророк падет с тобой ночью». Ну и чего?
Джокетто. Ну, так вот. Вы ешьте, ешьте. Эта история о любви. Большой и чистой. И вероятно вследствие этого очень несчастной. То ли в Братиславе, то ли в Копенгагене, то ли с родителями, то ли с собакой жил-был один паренек – жил себе и жил, приемлемо. Недалеко от него жила одна девушка. Беленькая, свеженькая, статненькая – тоже довольно спокойно жила. Но однажды вышло так, что они встретились. И началось – паренек стал плохо есть, плохо спать, ну в общем, запал на эту деву по полной. «Маленькая, стонал он в ночи, ты моя маленькая… чудесная… божественная и единственная…». Как-то вечером он отважился во всем ей признаться. Она его внимательно выслушала и, имея в виду нечто свое, сказала в ответ: «Я очень ценю твои чувства, но быть с тобой не могу. Потому что я лесбиянка». Парень от этих слов окончательно погруснел. Вывалялся в росе, впал в депрессию – не долго думая, решил утопиться. Отослал девушке краткую весточку и на берег отправился. Она получила послание через непросыхающего пастуха Чекушу. Бегло его пробежала и у нее фактически подкосились ноги – на самом деле она этого парня сразу полюбила, а о том, что она лесбиянка, сказала ему затем, чтобы проверить его чувства. «Ну, думает, напроверялась. Наделала глупостей. Наворотила». И ей тут же расхотелось жить – по-быстрому набросав предсмертную записку, она скрылась во мраке. Приподняла юбку… под поезд бросилась! А парень, разумеется, был жив – когда он пришел на берег, желание прыгать у него почему-то исчезло. Кальсоны снял, а в омут бросаться не хочется. Что закономерно – жизнь полна дерьма, но она, как есть, одна. Подумав еще раз поговорить с любимой, молодой человек прибежал он к ней домой, без стука ворвался в прихожую – там все зеркала завешаны черным: вопли и слезы. Он выяснил, в чем дело и обомлел. Как же мне, прошептал он про себя, теперь существовать? Исчезну! Утрачу личность! Сегодня же покину дом и стану обездоленным странником. Он ушел, ушел из-за любимой… но она тоже не померла – испугалась под поезд бросаться. Уйти куда глаза глядят, не преминула – на данный поступок ее хватило. Ну, в общем, и он и она стали бомжами. Занимательно? Это еще не все. Лет через двадцать они встретились вновь: под каким-то мостом. Узнали друг друга, крепко обнялись, прижались и, не найдя сил заняться любовью, заснули. Спят. Подхрапывают. Улыбаются во сне – мороз в ту ночь был страшный. Жуткий. Поэтому они так и замерзли, обнявшись. На утро они предстали двумя холодными счастливыми трупами. Вот и все. На мой взгляд очень романтичная история. Пищеварению помогла?
Луболо. Я чуть не подавился…
Вольтуччи (взяв в руки графин). Я думаю, возражающих не будет?
Луболо. Здесь нас уговаривать не надо. По-моему, моя очередь тост произносить?
Вольтуччи. Ваша, Инспектор.
Луболо. Поскольку, как я понимаю, будущего у нас нет, я предлагаю выпить за наше прошлое.
Джокетто. Некорректный тост. Прошлого у нас тоже уже нет. У нас есть только настоящее. Только стоит ли за него пить?
Вольтуччи. Мне кажется, что стоит. И именно за наше настоящее, а не против.
Луболо. За наше настоящее!
Джокетто. Да хранят нас мощи Питера Пена!
Вольтуччи. Я, Инспектор, давно собираюсь вас спросить. Как это принято между друзьями – прямым текстом.
Луболо. Спрашивайте. Я готов.
Вольтуччи. Вы верите правительству?
Луболо. Я ему не верю, я на него работаю. Точнее работал. (Джокетто) А тебе доводилось работать на правительство?
Джокетто. Каждый интеллигентный человек когда-нибудь работал на правительство. Я не исключение.
Вольтуччи. И кем ты работал?
Джокетто. Наблюдателем.
Луболо. И за кем наблюдал?
Джокетто. За тобой.
Луболо. За мной?!
Джокетто. Шутка. Не имею ни малейшего представления за кем. Даже не предполагаю его иметь.
Вольтуччи. Интересно, где он сейчас… что с ним сталось…
Луболо. Мне это абсолютно не интересно.
Джокетто. Какой ты, однако, нелюбознательный – сколько прекрасных фильмов, выставок, спектаклей, а ты лежишь один. Впотьмах. Плохая граппа, обожженная слизистая…
Луболо. Зато у меня есть усы.
Джокетто. У каждого свой пропуск в рай.
За сценой раздается взрыв. Не очень сильный, но уже явный.
Луболо. Какая-нибудь еда еще будет?
Вольтуччи. Если я не ошибаюсь, еще будут пирожки с моцареллой. Только, если вы не против, давайте дождемся мою знакомую.
Джокетто. Паскуэлину, что ли?
Вольтуччи. Ее.
Луболо. И что ты в ней нашел.
Вольтуччи. А что она нашла во мне?
Джокетто. Тоже верно – будь у меня любимая женщина, я бы смотрел на нашу с ней связь именно с этих позиций. Кстати, а что она в тебе нашла?
Вольтуччи. Наверное то, что потеряла в другом… твоя очередь тост говорить.
Вольтуччи разливает, он и Луболо поднимают рюмки и ждут тоста, взявший рюмку Джокетто долго на нее смотрит. Потом молча выпивает.
Луболо. Да… Вот гад… Давай, Вольтуччи, за твою женщину с тобой выпьем.
Вольтуччи. Спасибо. Она хорошая. Впрочем, все это, наверное, безумие какое-то.
Джокетто. Напоследок побезумствовать – святое дело.
Вольтуччи. Есть из-за кого. И есть кому… Полагаю, мне не расхочется ее любить.
Джокетто. Статистика не на твоей стороне.
Вольтуччи. На моей стороне нечто большее. Что? Это… и… это… и… короче, словами об этом не скажешь.
Луболо. Ну ты, Вольтуччи, и фрукт.
Вольтуччи. Пейте, Инспектор. Заглатывайте. Оставайтесь собой.
Джокетто. Он выпьет. Ему ли не выпить!
Вольтуччи. Конечно, не ему. Если не выпить, то не ему.
Луболо. Не мне – не может быть, чтобы мне… я выпью.
Вольтуччи. Предлагаю выкурить по сигаре.
Луболо. У меня с собой нет сигары.
Вольтуччи. Ну что вы, Инспектор! Я угощаю.
Джокетто. Если не жалко, можешь и меня угостить. Одну мне, вторую хозяину, третью Инспектору – он не утвердил себя с нами, как личность, но обижать его к нему. Еще возьмет и пристрелит. С него станется.
Луболо. Я смогу за себя постоять. Кто прибудет в город с бомбой, того встретят, как смутьяна!
Оле достает из кармана четыре сигары. Досконально обнюхав каждую, одну убирает.
Вольтуччи. Угощайтесь.
Джокетто. А почему ты убрал именно ту?
Вольтуччи. Мне показалось, что она еще не дозрела.
Джокетто. И видимо уже не дозреет.
Вольтуччи. К сожалению, это так – похоже ей суждено умереть молодой. Но давайте не будем о грустном. Лучше покурим.
Каждый прикуривает от своих спичек. Затем все курят, выдувая дым наверх.
Луболо. На том свете, мне один критерий – умеешь ли ты стрелять или нет….
Джокетто. Тебе, мой дорогой Инспектор, наверное сигара в голову ударила. Будем надеется, что она.
Луболо. Ты погоди, погоди, не издевайся – хороший стрелок нигде не пропадет. Допустим, ты был плохим человеком. И по профессии каким-нибудь слесарем. Ну и что? Попадаешь ты на тот свет, а там тебе говорят: «Шел бы ты, добрый человек, не задерживаясь». А если ты был плохим человеком, но хорошим стрелком, дело тебе всегда найдется. Ведь у них там наверняка есть что-нибудь, вроде спецназа – для особых поручений. Мне бы это очень подошло.
Вольтуччи. Но умеющих стрелять очень много.
Инспектор. Умеющих стрелять очень мало. Настолько мало, что и говорить не о чем.
Джокетто. Уповай, Инспектор! Помни о теще Симона. О том, что горячка оставила ее.
Луболо. За следующую попытку меня оскорбить я отвечу безжалостной расправой. Мне что-то надоело жить без радости!
Джокетто. Тихо, Инспектор. Все хорошо. Ты мне не подскажешь, кто входит в число тех, которых мало?
Луболо. Твой покорный слуга.
Джокетто. Какие у меня слуги – я, как сказал Гете: «был рожден для жизни честного человека». Получается, что в твоем загробном мире у меня не будет ни единого шанса на достойное существование, так?