Иерусалимский синдром - Петр Альшевский 3 стр.



Луболо. Что-то новенькое? По всем законам гостеприимства сначала лучшее, а потом похуже?

Вольтуччи. В ваших сомнениях, Инспектор, нет резона. Оставленное про запас лучшее мне уже не пригодится.

Джокетто. Ты, Вольтуччи, законченный реалист. Но учитывая то, что все мы не без изъяна, ты подпадаешь под предсмертную амнистию. А теперь позвольте мне объявить тост.

Луболо. Позволяем.

Джокетто. Спасибо. Мой тост будет прост. За меня!

Луболо. Почему это именно за тебя?

Джокетто. А почему бы и нет?

Вольтуччи. Действительно, а почему бы и нет?

Луболо. А почему бы и да?!

Джокетто. Тебе, мой дорогой Инспектор, только дай повод расковырять своим длинным носом затухающие головешки былого скандала. Скандалист!

Луболо. Я не скандалю. Я просто хотел… Черт с тобой. За тебя.

Джокетто. Только не думай, что ты мне этим делаешь одолжение.

Луболо. Ты меня не доставай. А то передумаю.

Джокетто. Здесь ты и попался. Остался при своих – при нулях. Ты можешь лежать в ванной, играя на воде, как на пианино, но передумывание запрещено законом. Законом, Инспектор! Не чем-то родившимся в неокрепших умах – законом. Законом!

Луболо. Каким это, интересно?

Джокетто. Тем самым. Из последнего пакета, нашим догорающим парламентом принятого – «Законом о передумывании и его последствиях».

Луболо. Нет такого закона.

Джокетто. Да ты, мой друг, совсем за новинками не следишь. И при этом являешься одним из первых инспекторов нашей мегаправовой родины. Несоответствие, Инспектор. Оно наблюдается. Поверь стороннему человеку – между жизнью отчизны и твоей жизнью оно. Пора бы тебе в отставку, исправить ситуацию, так сказать, смертью!

Луболо. Скоро всем нам будет пора в отставку.

Джокетто. И ты, конечно, думаешь, что этот прискорбный факт тебя извиняет?

Луболо. Прискорбный ли…


Вольтуччи, тяжело вздохнув, выпивает в одиночестве.


Джокетто. Вот-вот – печаль и горький воздух. Получающий отпор оптимизм. Часы тикают: «Так и есть», «так и есть», «так и есть». Я не говорю, что ты, Инспектор, ишак…

Луболо. Только попробуй сказать.

Джокетто. Но занудство у тебя, что ни говори, ишачье. Беспроблемно разбивающее приличную компанию. Не совестно?

Луболо. Ничего я не разбивал.

Джокер. Вы на него только посмотрите. Не разбивал он ничего – не зарывался все глубже и глубже в свое вонючее облако… Такую постыдную ложь даже в кришнаитской общине не услышишь.

Луболо. Когда это я лгал?

Джокетто. Только что. И не отпирайся. Не усугубляй свое, и без того незавидное, положение. Как друг советую. Как путешественник – не рекомендовавший наивным, пронизанным мистикой индейцам закрываться деревянными заговоренными щитами от пуль бледнолицых материалистов. Сознайся, Инспектор! Сознайся, сколько ты судеб сломал. Суровая общественность ждет твоего отчета в свершенных тобой…

Луболо. Как ты сказал?! Сколько я сломал судеб? Судьбу нельзя сломать! На то она и судьба. Что бы ни случилось – это тем ни менее судьба. Нет ничего хорошего – судьба. Было и ушло – тоже она.

Джокетто. Ну, что же, как человек объективный, я вынужден… пирожок. (детально его изучает) У тебя в доме случайно не держат яд? Я к тому, что мне не хотелось бы преждевременно смердеть у вас на глазах. Меня это слегка не устраивает.

Луболо. Ты трус!

Джокетто. Разумеется… про себя ты думаешь обо мне еще хуже. Как о законченной мрази! От меня этого не скроешь. И если мне захочется, я могу потребовать сатисфакции.

Луболо. Ну, так потребуй.

Джокетто. Я сказал, если мне захочется.

Луболо. А тебе не хочется? Ха-ха! Очень мудро с твоей стороны.

Джокетто. Сейчас не хочется. А что будет потом…

Луболо. Потом ничего не будет.

Вольтуччи. Но, может быть, быть может, все-таки что-нибудь останется?

Джокетто. Наш добрый Вольтуччи. Он реалист, но он все же надеется, что за его могилой будет кому ухаживать. Пережившие катастрофу святые придут и…

Луболо. Знаю я этих святых! И плюю я на них!

Джокетто. А на столпников, на столпах стоящих?

Луболо. На них я плюю с горы.

Джокетто. Ты выше их, ты моральный альпинист…


В дверях появляется служанка.


Служанка. Мне не хотелось мешать вашей серьезной беседе, но к вам, хозяин, две женщины.

Вольтуччи. Две?

Служанка. Мне вернуться и пересчитать?

Вольтуччи. Не надо. А ты их знаешь?

Служанка. Одна из них ваша знакомая. Вторую вижу впервые. Просить?

Вольтуччи. Проси.

Служанка. Только вашу знакомую или обеих?

Вольтуччи. Обеих. Само собой.


Служанка выходит из комнаты.


Луболо. Паскуэлина?

Вольтуччи. Хотелось бы верить.

Луболо. А кто вторая?

Джокетто. Твоя совесть, Инспектор. Сейчас суд будем вершить.


В комнату заходят Паскуэлина с сумкой на плече и Флориэна с гитарой в руках.

Паскуэлина не молода и не грациозна – красивое бескровное лицо, немного запущенная фигура, темное короткое платье.

Флориэна совсем юная девушка. Миловидная, бедно одетая, чуть-чуть недоразвитая – она в смятении.

Вольтуччи встает с места и нежно целует Паскуэлину.


Вольтуччи. Ты где пропадала? Я очень волновался, даже собирался навстречу тебе идти! Но не пошел – происходящих событий я не боюсь, единственное, чего боялся, это с тобой разминуться. Ну, милая, говори же!

Паскуэлина. Я у маникюрши была.

Луболо. У маникюрши?! Ты, что не в курсе?

Паскуэлина. В курсе, в курсе… У меня даже приемник с собой. Там стреляют, взрывают, ровняют с землей – что с того? Из-за всей этой суматохи мне уже нельзя к маникюрше сходить? Тем более она сама меня пригласила. И что странно, не взяла денег.

Джокетто. Как раз в этом нет ничего странного.

Паскуэлина. Или есть, или нет. Как посмотреть. Ах, да! Разрешите вам представить мою новую знакомую. Кстати, как тебя зовут?

Флориэна. Меня зовут Флориэной.

Паскуэлина. Ну так вот, Флориэна – это Вольтуччи, мой потертый бамбино. Это Инспектор, человек в штатском, но с погонами на обоих полушариях. Рядом с ним Джокетто – не верит ушам, не верит в лучшее… с Флориэной я только что познакомилась. Она играла на гитаре около дома Вольтуччи. Вот я ее и пригласила. Возражающих нет?

Луболо. Еще можно играть, лежа в ванной – на воде. Как на пианино.

Паскуэлина. Я спрашивала о возражающих… есть ли…

Вольтуччи. Конечно, нет. Присаживайтесь.


Вольтуччи сажает Паскуэлину по правую руку от себя, Флориэна сама садится по левую.


Вольтуччи. Как хорошо, что я догадался захватить несколько лишних рюмок. Не только догадался – захватил. Принес и поставил. Вот они – смотрите, я вас не обманываю. Вы, девушка, кушайте, подкрепляйтесь, скоро не только от пирожков, но и нас самих останутся одни угольки. А ты, дорогая, почему ничего не ешь?

Паскуэлина. Я бы с удовольствием, но я на диете.

Джокетто. Когда ожидаешь результатов?

Паскуэлина. Скоро.

Джокетто. Насколько скоро? Не мешало бы, чтобы очень скоро.


В комнату заходит дудящий Баллоне. Подходит к столу. В эту секунду раздается сильный взрыв и в комнате гаснет свет.

Воцаряются тишина и темнота.


Вольтуччи. Похоже, уже начинается.

Луболо. Скорее заканчивается.


Баллоне возобновляет игру. В кромешная тьме играет и играет.


Паскуэлина. Куда это Вольтуччи запропастился… ушел и не приходит… вроде бы он недалеко уходил…

Луболо. А ты, милая моя, думаешь, легко найти свечи? Я думаю, что нет.

Джокетто. Думаешь, что нет или не думаешь, что да?

Луболо. Тебе это так важно?

Джокетто. Не важнее всего прочего, теряющего для меня свою последнюю ценность, но ты же сам, Инспектор, любитель ясности.

Луболо. Я не любитель ясности. Я профессионал.

Флориэна. Скажите, а приятно быть профессионалом? Чувствовать себя им. Ну и быть, конечно.

Луболо. Как вам сказать… Приятно-то приятно, но и ответственности полно. А уважения мало… я не буду расстраиваться. Мне всего хватает!

Флориэна. Вы взрослый, сильный, вам легче – мне, извините, не хватает многого, вчера, к примеру, мне не хватало дождя. А сегодня мне очень не хватает цветов. И новогодней елки.

Джокетто. Хорошо сказано. Понял, Инспектор?

Луболо. Не мне – тебе понять следует… не выпускай наружу приходящее изнутри – для поддержания бодрости моего духа это необязательно. Для меня будет праздником, если нас не станет одновременно, но тебя чуть пораньше – мне найдется чем занять эти благословенные секунды.

Джокетто. Я только хочу спасти твой гибнущий ум.

Флориэна. А хотите, я научу вас играть в «ты не прав»? Я научу и мы все вместе поиграем. Это очень интересная игра. Правила таковы. Вы что-нибудь говорите своему партнеру, а он отвечает вам: «Ты не прав». Вы спрашиваете: «Почему?», а он отвечает: «Потому».

Луболо. И все?

Джокер. Если не нравится, налей полную ванну и поиграй на воде. Как на пианино. Любопытную игру Флориэна нам предложила! Давайте попробуем. Я тебе, Инспектор, сейчас что-нибудь скажу и ты ответишь. Не промолчишь – вся соль в том, чтобы ты ответил. Правила слышал?

Луболо. Не глухой.

Джокетто. Ты, Инспектор, незаменимый для общества человек!

Луболо. Ты не прав.

Джокетто. Почему?

Луболо. Потому.

Джокетто. А что, неплохо: нечто наподобие сдавленного крика пожелавшей родить прямо в воздухе парашютистки. Теперь ты мне что-нибудь скажи.

Луболо. Ты мой друг!

Джокетто. Ты не прав.

Луболо. Почему?

Джокетто. Потому!

Паскуэлина. Вы что сдурели, да? В таком случае и меня с собой возьмите.

Флориэна. А куда? А-ааа… А вы не знаете, почему меня зовут Флориэной? Меня зовут никак иначе – да. А почему?

Луболо. Наверно, родители так назвали. Слушай, Паскуэлина, ты говорила у тебя приемник есть.

Паскуэлина. Сейчас включу.


Включает приемник. Сначала из-за помех ничего не слышно. Потом прорывается взволнованный голос.


……. не собираемся скрывать от наших сограждан всю серьезность сложившейся ситуации. Мы вынуждены признать, что сила атаковавшей нас цивилизации превышает расчеты Генерального штаба. Но несмотря ни на что, наша доблестная армия, во главе с непобедимым Кабалоне, делает все возможное и невозможное. Не теряйте надежды, не……


Снова помехи. Приемник выключается.


Джокетто. Не теряйте надежды, не переставайте кормить черепашек, не занимайтесь в эти страшные минуты зоофилией… Инспектор, ты здесь?

Луболо. Как обычно.

Джокетто. Ты веришь в Кабалоне?

Луболо. Не знаю. Хочу знать, но лучше бы я сейчас хотел женщину. Но ведь надо же во что-то верить.

Джокетто. Надо ли?

Луболо. Вообще-то он мужик крайне надежный. Что в подвигах, что в картах.

Флориэна. Вы играли в карты с самим Кабалоне?!

Луболо. Много раз.

Флориэна. Получается, вы с ним знакомы?

Луболо. С незнакомыми людьми я в карты не играю. И вам не советую.

Флориэна. И как он играет?

Луболо. Хорошо. Он же Кабалоне, гордость и опора земного мироустройства – он почти все делает хорошо.

Джокетто. Кроме одного.

Луболо. Кроме одного.

Флориэна. Кроме чего?

Паскуэлина. А ты разве не знаешь? Все знают, а ты нет?

Флориэна. Нет. Так, кроме чего?

Луболо. Это государственная тайна. Одна из самых тайных тайн.

Флориэна. Ну, пожалуйста! Я все равно никому не скажу. Не скажу и не решусь сказать! У меня не хватит смелости!

Джокетто. А ведь действительно не скажет.

Луболо. Ты думаешь?

Джокетто. Некому будет говорить.

Луболо. Не все так плохо – какие-нибудь бактерии, возможно, и останутся. Ладно, Паскуэлина, скажи ей. Поведай о страшном.

Паскуэлина. Не говоря почти ничего, я скажу о самой сути. Кабалоне хорош во всем, кроме одного.

Флориэна. Кроме чего?!

Паскуэлина. Кроме этого самого.

Флориэна. Ты имеешь в виду….

Паскуэлина. Да, девочка, я имею в виду именно это. То, ради чего наш неистовый Кабалоне не прожил и минуты из своей славной фантастической жизни.

Флориэна. А ты откуда знаешь?

Паскуэлина. Я тебе потом скажу.

Джокетто. Это, Флориэна, момент из области тончайших. Самых-самых таких. А ты, Инспектор, нарушил закон.

Луболо. Ты о тайне? Но ведь не я ее раскрыл. Кто скажет, что я – ноги вырву!

Джокетто. Но ты пособничал. Дело темное – расстрелом в отхожем месте твоего комиссариата явно подванивает.

Луболо. Испугал ты меня – отныне не ходить мне старыми проверенными тропами… не щипать курносую дрянь за ее костлявую задницу….

Паскуэлина. У кого-нибудь есть сигарета?

Луболо. Угощайся.

Паскуэлина. (закуривает) Огоньком своей сигареты высвечиваю я вас…

Джокетто. Кого это нас?

Паскуэлина. Тебя и твоего полубезумного друга Инспектора.

Луболо. В нынешних условиях полубезумный звучит практически как комплимент: значит, какую-то часть психического здоровья я все же сумел сохранить. С этой частью я и войду в вечность – не бросаясь с больной головы кому-нибудь в ноги.


В комнату с двумя горящими подсвечниками входит Вольтуччи. Ставит их на стол, садится.


Вольтуччи. Ну что, так веселее?

Флориэна. Намного! Даже не то слово, намного-намного лучше! На новый год похоже.

Вольтуччи. Действительно что-то есть. Но похмеляться после этого Нового года мы уже будем на том свете – простите мне мой трезвый взгляд на вещи. О чем разговаривали?

Луболо. О Кабалоне.

Вольтуччи. О Кабалоне?! А что с Кабалоне?!

Луболо. Ничего. Как всегда на передовой.

Вольтуччи. С ним все в порядке?

Джокетто. Мне неизвестно, о чем он сейчас думает – возможно, для того, чтобы наконец почувствовать себя в порядке, он мечтает поскорее погибнуть.

Вольтуччи. Я имею в виду, он здоров?

Джокетто. Кабалоне? Вероятно, да, здоров. Как ишак, как водяной козел, как бородавочник. Но настаивать не буду – я его медицинскую карту и прежде не видел.

Флориэна. У Кабалоне есть медицинская карта? Как у простого смертного?

Джокетто. Чего у него только нет. И дом, и неухоженный сад во дворе этого дома. На месте каждого выбитого зуба не дыра: вставной. Сделанный из золота самой высшей пробы. У него много чего есть. Полтонны засохшей пастилы. Мирская слава.

Флориэна. А правда, что он умеет летать?

Джокетто. Правда.

Флориэна. Быстрее самолета?

Джокетто. Ах ты, черт… Как это мы с тобой, Инспектор, не додумались! Ты только представь. Огромная афиша – «Незабываемое зрелище! Гонка тысячелетия! Кабалоне против реактивного самолета. Сам человек против выдающегося творения его рук. Приглашаются все желающие увидеть! Из имеющих средства данное желание осуществить. О времени и месте состязания оргкомитет оповестит лишь заплативших. Случайно забредшие халявщики будут безжалостно разогнаны и, даст бог, уничтожены. Мы ждем вам, друзья! Кассы открыты! Кассиры готовы! Кабалоне уже разминается!». А, Инспектор? Обыватели бы валом валили.

Вольтуччи. Он бы не согласился.

Джокетто. А если весь доход на благотворительность? Страждущим и нуждающимся?

Вольтуччи. Ну тогда, не знаю…

Луболо (Джокетто). Но если весь доход на благотворительность, тебе-то какой прок?

Джокетто Как это какой прок? А помочь мне разве не благотворительность? Или я, мало того, что инициатор, уже не гражданин?

Флориэна. А вы гражданин?

Джокетто. Во втором поколении.

Луболо. Скажи еще в третьем.

Джокетто. Я бы и не то сказал: и о световых пробоях, и о жидком стекле, и о том, что раньше были боги не только любви или плодородия, но и чумы. Однако я не люблю пустых слов. Я! Передо мной мой отец! Поэтому я во втором поколении.

Луболо. Во втором поколении он… А чей папаша был выслан из страны и гражданства лишен?

Джокетто. Это был грязный заговор.

Луболо. Ну, конечно. А твой папаша был невинным агнцем.

Джокетто. Агнец это маленькая овца? Нет, мой отец не был овцой – он был человеком. Очень душевным.

Луболо. Насчет душевности ты в точку.

Флориэна. А за что его выслали?

Джокетто. Маленькое недоразумение.

Луболо. Я немного конкретизирую. Кое-что высвечу в деталях. Всей информацией я не располагаю, но слушайте – его отец, как сейчас помню, устраивал развлекательные туры для душ.

Флориэна. Для душ?! Как это?

Луболо. Крайне просто. Арендовал помещение, дал рекламу, напряг знакомых газетчиков. И народ пошел. Люди у нас доверчивые.

Назад Дальше