Саша пожала плечами.
– В глобальном плане – ничего, – сказала она. – Но ведь люди все разные, и не все думают, как мы. Извини, я не хотела тебя расстроить.
– А, забудь, – сказал Степа. – Мне и получше, если выговориться получается.
Саша хлебнула кофе и поморщилась.
– И на вкус гадость, – уныло сказала она. – Пойду-ка я, включу кофемашину.
– О-о, спасительница, – обрадовался Степа. – Если чего – зови, я пока подремлю тут.
– Да-да, – улыбнулась Саша, покосилась на Аду и отправилась на кухню.
Дело оказалось сложнее, чем Саша думала. С тех пор, как кофемашину прошлой осенью привезли на дачу доживать свой век (родители купили новую, а эту было жалко выбросить), ее еще ни разу не включали. Мама заботливо укрыла «старушку» плотными полотенцами и задвинула в угол кухни.
Саша расчистила место под нее неподалеку от розетки и, заранее вздыхая, стала примериваться, как ее поднять. Не то, чтобы она была большой, скорее неухватистой.
– Отпустите сейчас же, – сиплым со сна голосом велел Ярослав, появляясь в дверях. – Что вы вечно хватаетесь за тяжелые вещи?
Саша едва не подпрыгнула от неожиданности.
– Я не… – начала было она. Потом рассердилась. – Я здоровый взрослый человек, почему я не могу делать, что хочу?
– Потому что вы женщина, и тяжести вам поднимать вредно.
Ярослав подвинул ее в сторону и поднял кофемашину сам.
– Куда ставить?
– Сюда. Она весит килограмм десять, не больше. Я и сама смогла бы!
– Вам только волю дай, конечно.
– Да десять килограмм – это вес маленького ребенка, мамы их одной рукой поднимают!
– Вот заведете себе детей и хоть по двое поднимайте, пока никто не видит, – отрубил Ярослав. – Нормальный человек сказал бы спасибо.
– Вот и ищите себе нормальных, чтобы их кофемашины трогать, – проворчала Саша.
– Да уж, разве от вас дождешься благодарности, – пробурчал в ответ Ярослав.
«Нет, – подумала Саша, – он не заставит меня чувствовать себя виноватой. Я не просила о помощи».
– Благодарность получают за помощь, а не когда лезут без спросу, – еще тише проворчала она.
Ярослав, видимо, все еще не до конца проснулся, поэтому только вздернул высоко брови, но ничего не сказал.
Саша промыла все емкости, нашла пачку кофе в сумках, которые вчера так до конца и не распаковали, и под уютное бурчание машины присела на подоконник.
Ярослав резал сыр.
– Сколько бутербродов будете? – деловито спросил он.
Саша из вредности хотела ответить «ни одного». Потому что только Ярослав мог так спросить, а любой другой человек узнал бы сначала, будет ли она вообще есть.
– Два, – сказала она, потому что голод победил вредность. – И еще два сделайте, пожалуйста, там Степа и Ада тоже проснулись. Только я не знаю, будет ли Ада, может, она на диете.
Подумав, Ярослав вручил ей кусок хлеба с сыром, вчерашними запеченными овощами и зеленью, потом просто нарубил в отдельные тарелки хлеба, сыра и зелени и сказал:
– Тогда каждый сам себе сделает.
Саша уже надкусила очень вкусный и сочный бутерброд, поэтому не смогла запротестовать, только пожала плечами.
Утро все тянулось, ясное и свежее, проснулись Маринка и Гриша, а остальные, кажется, собирались спать до обеда. Маринка поворчала, позавтракала и уговорила всех пойти гулять.
Они побродили по окрестностям, дошли до озера и посидели немного на берегу, любуясь мелко рябившей гладью воды и бегущими по ней отражениями облаков.
После того, как вернулись, Саша с Мариной по заданию мамы отправились наносить визит вежливости к соседке. Татьяна Алексеевна радушно встретила их, усадила за душистый чай со свежими кексами.
Вдохнув аромат трав, которые Татьяна Алексеевна выращивала и сушила сама для чая, Саша первый раз за многие дни расслабилась.
Это был очень-очень знакомый запах, еще тех времен, когда они с Маринкой носились по дачным просекам в шортах из обрезанных джинсов и грязных футболках, порой увиливая от маминых поручений, а порой играя в великих исследователей Дальних Пустошей. Тогда соседские Борька и Сережка были еще мелкими, и взрослые часто заставляли сестер присматривать за ними.
Приводя мальчишек обратно к вечеру или забегая с гостинцами от родителей, Маринка и Саша каждый раз оставались на чай. Правда, раньше у Татьяны Алексеевны была только газовая плитка и к чаю были блинчики, оладушки или сырники, но чай был именно этот – крепкий, терпкий, с запахом лета.
И сейчас Саша просто размякла от накативших воспоминаний и тепла. Она благостно улыбалась, кивая, когда ее о чем-нибудь спрашивали, и поддакивала Маринке, которая трещала без умолку.
– Какие люди! – воскликнул Сережа, выходя из дома. – Девчонки, сто лет не виделись!
Он уже давно не был тем голенастым тощим мальчишкой с вечно разбитыми коленками – оба брата вымахали на голову выше Саши и Маринки, широкоплечие дюжие молодцы, которыми невероятно гордилась их мать.
Впрочем, она всегда ими гордилась. Даже когда они снова и снова разбивали коленки, когда дрались со всеми мальчишками соседней просеки (иногда и с Маринкой) и когда притаскивали ей очередное бездомное животное «полечить».
Ближе к вечеру Саша поймала себя на дремотном чувстве абсолютного довольства жизни. Конечно, бездельничать двадцать четыре часа и семь дней в неделю было совершенно невозможно, но, оказывается, жизненно необходимо хотя бы один раз в году.
Хотя бы раз в году, – строго сказала себе Саша. И что удивительно, ни разу за этот день на ум не приходили не сданные до праздников сводки, хотя Ярослав чересчур часто попадался на глаза. Но каким-то волшебным образом он перестал ассоциироваться с работой и скребущим неприятным чувством неотданного долга.
Может быть, после этого вечера, когда Саша наконец заняла гамак в саду и, чтобы не скучать, принесла с собой вытащенный наугад с полки один из старых номеров «Науки и жизни», которые собирал папа. Собирал несколько лет, а потом мама настояла на переезде всех журналов на дачу.
– Паш, принеси, пожалуйста, карандашик! – крикнула она.
– Сама сбегай, – отозвался хитрый Пашка, чья очередь на гамак была следующей.
Они с Ярославом и Тимом курили у веранды.
– Ручка пойдет? – спросил Ярослав.
Саша поколебалась и кивнула.
– Но лучше бы карандаш, – сказала она.
Ярослав закатил глаза и потушил сигарету в пепельнице.
Потом сходил в дом и принес ей карандаш.
– Что у вас тут? – спросил он, вставая за ее плечом.
– Кроссворд небось? – крикнула Маринка, которая все это наблюдала с балкончика второго этажа. Они с Адой и Гришей пили белое вино и закусывали найденными в кладовой консервированными фруктами. Обсуждали какой-то арт-хаусный фильм, переходя с мата на психологические термины и обратно.
Саша улыбнулась в ответ. «Кроссворды с фрагментами», которые публиковались в этом журнале, были единственными кроссвордами, которые она разгадывала. Раньше с покойным дедушкой Митей, теперь вот одна.
Пашка притащил плетеные кресла себе и Ярославу, Тим присел прямо на траву.
– Ну давай, жги, – велел Пашка, который кроссворды не любил, но сейчас скучал.
У Саши был свой метод, поэтому она сначала молчала, заполняя самые простые ответы. Три слова уже были вписаны – ее же рукой, но еще старательным школьным почерком. Саша поправила в одном ошибку, потом нахмурилась.
– Альфа Киля? – спросила она.
– Чего? – протянул Пашка, а Тим пожал плечами.
Ярослав, который прикурил еще одну сигарету под ворчание Маринки, подумал и сказал:
– Канопус.
– Паш, иди лучше к нам, – засмеялась Маринка, – эти титаны мысли тебя сейчас задавят интеллектом.
– Точно, Канопус! – обрадовалась Саша. – Марин, кто архитектор Казанского собора? Или это Исаакиевский…
– Темнота! – крикнула Маринка. – Беру свои слова назад, ты не титан мысли. Как можно их путать? Если Казанский, то Воронихин, если Исаакий, то Монферран.
– Ага, спасибо, – отозвалась Саша. – Тут просто фото очень маленькое и непонятное. Так, это у нас кольт…
– А это Брайль, – заглянув через ее плечо, сказал Ярослав.
– Знаю, – сказала Саша. – А это знаете, что за инструмент?
Но рядом с Сашей появился Алек, а самого Ярослава Марина позвала, чтобы обсудить ужин. Но даже и так Саша продолжала плавать в благодушном и спокойном настроении, и почти разгадала весь кроссворд, что вообще случалось редко. Чтобы быть до конца честной, внимание симпатичного мужчины не могло не льстить и поднимать настроение.
Вечером, когда стемнело, уехал тихий Тимофей. Пожалуй, Саше он нравился больше, чем обаятельный, но навязчивый Алек. Хотя в первой половине дня он спал, но вот потом съездил в город за вином и специями для глинтвейна, и даже попытался поруководить готовкой ужина. С Ярославом, конечно, поспорить ему не удалось, но расположившись на веранде в плетеных креслах Маринка с Сашей с удовольствием наблюдали, как они снова разжигают огонь в мангале, а Пашка снует от дома к ним с продуктами.
– Кто устал от шашлыков, тому плов! По семейному рецепту, – лукаво подмигнув, крикнул Алек.
Маринка тихо захихикала.
– Господи, как прекрасно, когда в окружении есть свободный молодой мужчина, который пытается произвести впечатление, – негромко сказала она на ухо Саше, и та укоризненно покосилась на нее. – Да ладно тебе! Если бы не это, нам с тобой пришлось бы вовсю стучать ножами и готовить.
Саша снова покосилась на нее, теперь скептически. Ярослав вряд ли бы повесил на них всю готовку и сидел бы вот эдак развалившись на кресле. Да и с Маринкой такие трюки никогда не проходили.
И тут же устыдилась. Чего ж хорошего сейчас в том, что они с Маринкой сами развалились и бездельничают?
Саша встала и вздохнула.
– Пойду тогда овощи порежу, что ли, – сказала она.
Маринка закатила глаза, пробурчала что-то, но потом тоже встала.
– Да, – вдруг оживившись, заявила она. – Давай покажем, кто тут на самом деле лучший повар, ха-ха!
А вот чуть позже Саша получила свою ложку дегтя в бочку меда. После сытного и вкусного ужина компания разделилась: Степа достал гитару и уютно устроился на веранде. Те, кто уже начал замерзать, ушли в дом готовить глинтвейн. Саша сначала сидела рядом со Степой и подпевала, но потом, на самом деле замерзнув и устав отодвигаться от подвыпившего и желающего обниматься Алека, ушла за глинтвейном.
Перед поворотом на кухню она уловила в разговоре свое имя и невольно остановилась.
– Вы такие разные, – говорила Ада. – Сашка вечно себе на уме, никогда не спорит и делает как все. Такое ощущение, будто вас по-разному воспитывали. Или делили между вами качества – одной вредность, другой смирение, и дальше по списку.
Саше стало неприятно. Она отступила назад, чтобы тихонько уйти.
– Это Сашка-то смирная? – фыркнула Маринка. – Да ты ее не знаешь просто. Она упрямая как осел. Она если в чем-то упрется, то все. Сама все придумает, решит, никому ничего не скажет. Спорить не будет, а сделает все по-своему.
– Не знаю, про кого вы говорите, вот со мной она все время спорит, – проворчал Ярослав. – Буквально обо всем. Что бы я ни сказал… Все, готово. Можно разливать.
– Сейчас народ позову! – отозвался Пашка и выскочил из кухни.
Саша не успела спрятаться и жалобно посмотрела на него.
Пашка, старый друг, сначала удивился, тихо фыркнул, покосившись через плечо. Потом, прижав палец к губам, другой рукой помахал, прогоняя. Саша кивнула, поворачиваясь и возвращаясь на веранду.
– Я не хотела подслушивать, – шепотом сказала она по дороге. – Просто подошла, а там как раз Ада начала говорить, мне неудобно стало.
– А, забудь вообще, – отозвался Пашка. – Было бы на что внимание обращать.
В этот раз Саша, выпив со всеми немного глинтвейна, ушла спать первой, устало улыбаясь в ответ на возмущения товарищей.
«Может быть, мы с Маринкой были неправы, – подумала она, засыпая. – Не такая уж и хорошая идея была приехать сюда на все майские праздники без перерыва. Двух-трех дней хватило бы за глаза».
На следующее утро Саша сварила себе кофе, прокралась мимо спящих в общей комнате мужчин к книжному шкафу и вытащила пару книжек. В холодильнике лежало позабытое Маринкой пирожное – немного подсохшая корзинка с фруктами.
Обмотавшись двумя пледами, Саша устроилась с кофе, пирожным и книгами в полном одиночестве на веранде.
И четверти часа не прошло, Саша только-только пирожное успела прикончить и почти утонула в книге, наслаждаясь тишиной, как рядом на диван (нужно было в кресле устраиваться!) сел Ярослав. И даже пробурчал что-то, может быть «доброе утро», но Саша была не уверена.
Он сел слишком близко, может, тоже мерз, но Саше двигаться было некуда, и она недовольно нахохлилась.
– Вы все время рано встаете? – почти вежливо спросила она.
Ярослав покосился на нее.
– Я вам опять на какую-то мозоль наступил? Не сверлите меня так взглядом, – хмыкнул он. – Нет, не всегда. Просто здесь плохо спится. Я вообще плохо сплю в незнакомых местах, а тут все неудобное. И очень холодно.
Саша невольно кивнула, она и сама жутко замерзала по ночам.
– Летом здесь лучше, дом прогревается, – отозвалась она.
Ярослав пожал плечами.
– До лета дожить надо. Не против, если я закурю?
Саша покачала головой, и он вытащил из кармана пачку сигарет с зажигалкой. Первый дымок поплыл в холодном воздухе, и Саша беззвучно выдохнула, наблюдая, как пар ее дыхания рассеивается, не успев смешаться с дымом. Ярослав смотрел куда-то вдаль, взъерошенный, небритый и непривычно тихий.
Он покосился на нее – а Саша не успела отвернуться, и спросил:
– Что? Что-то не так?
Саша сипло попросила сигарету – первое, что в голову пришло. Не объяснять же, что у него такой четкий профиль в утреннем свете, что дух захватывает.
– Ну уж нет, – Ярослав помотал головой и отвернулся.
Саша тут же забыла о восхищении.
– Почему? – удивилась она. – У вас там есть еще в пачке, я видела.
– Обойдетесь.
– Да почему? – возмутилась Саша, недоуменно улыбаясь. Неожиданная жадность Ярослава сбивала с толку.
– Потому что вы первый человек на моей памяти, который бросил курить практически у меня на глазах, не ныл, не делал себе скидок в духе «а, ну сегодня такой день, выкурю одну-две, и все» и спокойно держался все это время. Если вы снова начнете курить, то это произойдет без моей помощи.
Саша молча смотрела на него, сжимая челюсти. Вот лучше бы промолчала в первый раз, пусть бы сидел себе и гадал, чего она на него смотрит. Тем более, что курить ну совсем не хотелось, и ложь эта заставила ее чувствовать себя еще глупее.
Она завернулась в плед поплотнее и замолчала, пытаясь вернуться в чтение книги.
– Вот так-то, – удовлетворенно сказал Ярослав, явно считая, что его педагогический заход удался.
– Вот так-то, – шепотом передразнила его Саша, и Ярослав хмыкнул.
Завтракали все разрозненно, по мере того, как просыпались. Саша даже два раза (или три, если считать пирожное). Потом ее разморило, и когда Маринка предложила прогуляться всем на родник, отказалась. Ярослав тоже отказался, но по другой причине: ему позвонил дежурный админ с работы, и нужно было решить какие-то вопросы.
– Интернет здесь почти не ловится, – сказала Маринка. – Но ты можешь скататься в Добрино или Залесное. Это райцентр, там хорошая связь. Заодно купи продуктов. У нас совсем хлеб закончился.
– Только, пожалуйста, не нарезной, – попросила Ада. – Купите зерновой и ржаной. Главное, не пшеничный с добавками, это ужасно вредно.
– Езжай через поселок, – посоветовал Пашка. – Быстрее будет. Сейчас тебе нарисую схему. Или маршрут проложу, только в навигаторе не все местные дороги.
– А возьми папин мотоцикл! – сказала Маринка. – Там не везде проехать на машине можно, не слушай Пашку. Бензин есть.
Ярослав задумчиво повертел листок с Пашкиными каракулями и вздохнул. Пашкин рисунок больше был похож на головоломку, чем на карту.
– Тогда мне нужен проводник.