ПоЛЮЦИя, ЛЮЦИфер, РевоЛЮЦИя. Часть 4 - Олег Валентинович Ясинский 2 стр.


Отвела глаза.

Но руки мои не убрала, лишь чуть отодвинула от промежности.


***

В тот миг еще ВСЕ можно было исправить.

Она могла показательно возмутиться, пригрозить горилоподобным мужем, дать мне пощечину, оттолкнуть, наконец.

И я бы не упорствовал, принялся бы извиняться, пеняя на умопомрачение от ее красоты, выпрашивая любой способ загладить вину.

Однако Аня не возмутилась. И руки мои не убрала.

Я до сих пор не могу объяснить, почему так случилось.

Пожалела? Или снизошла? Или с мужем поссорилась и захотела ему отомстить за невнимание и постоянную занятость?

Но об этом я ПОТОМ размышлял, посекундно разбирая наше случайное невозможное свидание. А тогда…


Глава пятая

Ретроспектива: 2008 год, Киев

(продолжение)


***

Тогда я заворожено обмер, пойманный на горячем, у чужой жены под юбкой.

Я не знал, что делать дальше, как обыграть нелепую ситуацию.

И она! Она сидела, как истукан – ни «да…», ни «нет!» – отрешенно смотрела в окно, будто ее не касались мои потные руки.

Мы замерли. В упавшей тишине было слышно наше сбитое дыхание. Я чувствовал ладонями участившийся пульс, который отдавался в ее ногах. В унисон, будто подстроившись под метроном, стучало у меня в голове.

Долго так продолжаться не могло, иначе нелепая любовная сцена превратится в фарс.

– Вы мне ОЧЕНЬ-ОЧЕНЬ нравитесь… – выдавил я. Голос был жалкий, как у попрошайки. – Давно. Как только вас увидел. Я о вас мечтаю…

– И вы меня хотите? – шепотом спросила Аня, не глядя на меня.

– Нет! То есть – да… Я даже не знаю. Не смею… Я не причиню вам… Лишь дотронусь.

Она неожиданно отпустила мои руки.

– Поклянитесь, что НИКТО-НИКТО, НИКОГДА-НИКОГДА, об ЭТОМ НЕ УЗНАЕТ, – прошептала Аня, прожигая меня пламенем серых глаз.

– К-клянусь…


***

Липкая нерешительность сковала мое тело.

– Так вы согласны? – тихо, будто опасаясь чужих ушей, спросил я, уже умирая от неожиданного подарка, страшно боясь любого ответа.

Аня не ответила, опять повернула лицо к окну.

«Она СОГЛАСНА!.. — понял я, осознавая всю невозможность сложившейся ситуации. – А если сейчас кто зайдет?Если муж узнает? Если…».

Полчаса назад, на эмоциях, в сердечном порыве, безмерно симпатизируя этой красивой молодой женщине, начав невинную игру в гляделки, я даже представить не мог, что ТАКАЯ будет согласна со мною, в служебном кабинете, в школе…


***

«Воистину, неисповедимы пути!».

Я отпустил ее бедра – ладони мои пылали от подъюбочного жара.

Поднялся и закрыл дверь кабинета на замок.

Возвратился на затекших ногах к Анюте.

Она все также сидела в кресле, наблюдала за мной. Обреченности в ее глазах не заметил. Там был интерес и тревога. И едва уловимая брезгливость.


***

Я подошел к Ане, взял ее покорные ладони в свои.

Наклонился, чтобы поцеловать.

– Не нужно, – Аня отвернула голову. – И как вы собираетесь ЭТО делать?

– Давайте на «ты», – попросил я.

– Как мы будем это делать? – повторила Аня, не реагируя на мою просьбу. В ее голосе сквозило раздражение.

Я снизал плечами. Я действительно не знал. Не предполагал. Не готовился. Даже не представлял, что ТАКОЕ возможно.

– Вы же мужчина, – сказала Аня; в голосе отчетливо проступили глумливые нотки. – Зачем тогда начинали?

Она была права, но упрек меня задел.

– Поднимитесь. Станьте коленями на сидение кресла.

Анна встала. Изучающее посмотрела на меня, будто оценивая серьезность моих намерений: пальчики нервно теребили подол юбки.

– Повернитесь… Повернись!

Она повернулась ко мне спиной, лицом к креслу.

– А теперь становись коленями на сидение.

Она уперлась руками в спинку кресла. Нерешительно поставила одно колено, затем второе. Открылись запачканные подошвы осенних туфелек.

Я присел, поочередно снял ее туфли.

– Теперь подними подол.

Она не шевельнулась. Лишь шмыгнула носом.


***

Я подхватил юбку обеими руками, дернул вверх, выворачивая на спину. Юбка затрещала в нескольких местах.

– Ой! – взвизгнула Аня, обернулась через плечо. – Осторожнее…

– Нужно было самой!

Под колготками виднелись простенькие трусы, бежевые, в мелкие цветочки; одна половинка трусов сдвинулась, застряла меж ягодиц.

Сами колготки были на нее чуть маловаты, сантиметра на три провисали в промежности.

«Вот как выглядят чужие жены под юбкой…».

Я решительно ухватился за поясок колгот.

– Сама! – возразила Аня и принялась правой рукой – левой держалась за спинку кресла – спускать колготки.

– Вместе с трусами. До колен!

Она заторопилась, но все равно выходило медленно. По чуть-чуть показалась попка в мелких прыщиках, а между ягодицами – коричневый бублик ануса с небольшим пупырышком нарождавшегося геморроя. Затем розовые губы ее тайны, покрытые по краям каштановыми волосками. Я почему-то знал, что именно такого цвета волосы у нее ТАМ.


***

Ждать больше я не мог. Ухватил колготки за пояс, одним махом сдернул на бедра.

Аня опять взвизгнула, выгнула спину, но я не обращал внимания.

Протянул руку, охватил ладонью ее открытую тайну, чуть потискал. Она была горячая, влажная и липкая.

Аня явно не была готова к ТАКОМУ развитию наших отношений. На ней были несвежие трусы, и она пахла.


***

Я поиграл с ее бархатной промежностью, хлопнул по ягодице и принялся расстегивать брюки. Щелкнула пряжка.

– Вы меня сейчас будете… это? – обреченно спросила Аня.

Она вывернула голову, стараясь увидеть, что происходит сзади.

– Буду! – честно признался я, задыхаясь от нахлынувшего желания.

– Не надо! Вы же говорили, что лишь потрогаете.

Я ничего не ответил. Что я мог ответить?

«Можно подумать, она не понимала, что ее ждет?..».

Я расстегнул брюки, высвободил на свет полумертвого приапа, который за два часа общения с девушкой многократно наливался и опадал; как результат – заснул летаргическим сном.

Наша прелюдия безнадежно затянулась, подарив мне десяток полюционных микрооргазмов. Зато теперь…

«Соблазнитель, блин!».

Я взял безжизненное щупальце у основания, помотал, хлопнул несколько раз об Анино молочное бедро. Признаков жизни щупальце не подавало.

Зато всхлипнула Аня.

– Не кончайте в меня… – пискнула в нос. – У меня, как раз, овуляция.

– Ты чего плачешь? – спросил я, перестав теребить мертвеца. Толку все равно не было.

Аня разогнулась. Стоя коленями в кресле, вполоборота обернулась ко мне: несчастная и растерянная. На ресницах блестели слезы.

Взгляд мой нечаянно скользнул вниз: Анин лобок был покрыт пышными каштановыми кудряшками.

Заметив мой взгляд, она одернула блузку, смущенно прикрыла тайну и, уже не сдерживаясь, дала волю слезам.

Вышло очень натурально. Возможно она, и в правду, страдала.

– По-че-му ты плачешь? – Это было невыносимо! Я чувствовал себя последним мерзавцем!

– Сейчас я изменяю м-мужу, – она зарыдала сильнее. – А я никогда…

Она забрала руки с лобка и прикрыла глаза.


***

Я уставился на плачущую Аню. Обливаясь слезами, всхлипывая и шмыгая носом, она, в один миг, из объекта вожделения превратилась в сестру, и даже дочку, в несчастную обиженную девушку, которая страдает.

– Ладно, – сказал я. – Одевайся… Одевайтесь.

– А-а работа? – икнула Аня, утирая красный нос.

– Будет вам работа. Вы же написали заявление.

– Ну, да…

Девушка мигом престала плакать, стала на пол. Одним движением натянула трусы с колготками. Расправила.

«Неужели она думала, что я помешаю ей выйти на работу, если…».

Я устало сел в освободившееся кресло, которое еще совсем недавно обещало стать местом наслаждения, а сейчас было обычным потрепанным креслом.

«И местом незавершенного гештальта… И будет об этом напоминать, черт бы его побрал!».


***

Анна же тем временем надела туфельки, поправила перед зеркалом прическу, накрасила помадой губы, попудрила носик.

Где и делась та испуганная девчонка, которая плакала над возможной изменой? Передо мною стояла деловая женщина, которая, умело играя, добилась своего.

– Надеюсь, я вас удовлетворила? – спросила Аня, когда все было собрано и приведено в надлежащий порядок. – И мы с вами в расчете. И вы больше НИКОГДА не предложите мне ЭТИМ заниматься. И НИКОМУ не скажете. Потому… потому что, если об этом узнает муж! Вы представляете, что с вами будет? А не узнает – не заподозрит. И никому не будет плохо. Вы понимаете?

Я молча кивнул. Аня одела куртку. Застегнула.

Это казалось удивительным, но я больше ее не хотел.


***

– Еще раз повторяю: об ЭТОМ никто не должен знать, – она посмотрела на меня серьезными глазами. – Откройте!

– Конечно… – я поднялся с кресла, подошел к двери, отщелкнул замок. – Буду молчать. Обещаю. По-другому и быть не может. Честь женщины…

– Вы – негодяй! Я никогда не могла о вас ТАКОГО подумать.

– Во-первых – я по-любви. Вы мне очень-очень нравитесь… нравились. А, во-вторых – почему вы сразу меня не оттолкнули? Я бы НИ ЗА ЧТО!

– Не знаю. Я не хотела вас обидеть. Я же не думала, что до ЭТОГО дойдет… И… – она запнулась, – я не хочу, чтобы в новом коллективе знали о наших, гм… отношениях. Мы просто коллеги. Вернее – вы мой непосредственный начальник. Так же?

Я кивнул.

– Начальником и оставайтесь. Вы понимаете?

– От меня, во всяком случае, никто-ничего-никогда не узнает.


Глава шестая

Ретроспектива: 2008 год, Киев

(продолжение)


***

Анна ушла. Я чувствовал себя сволочью.

После того позорного свидания, опасаясь встретиться с нею в общем коридоре «гостинки», я боялся лишний раз выйти из квартиры. Тем более с опаскою ждал появление Ани в школе, где буду ее начальником.

Однако мои страхи оказались напрасны. Дома она здоровалась со мною холодно; как всегда – не смотрела в глаза и уходила от разговора. Так же и на работе.


***

Анна Васильевна пришла в школу через неделю – пятнадцатого октября. Представленная директором на педсовете, она сразу же кинулась в работу, взвалив на себя классное руководство, и внеклассное, и кружок кройки и шитья для старшеклассниц, и литературную студию.

Ею не могли нарадоваться, а директор даже поблагодарил меня, что я смог отыскать для школы такое сокровище.

Со мною же на работе Анна Васильевна поводилась корректно и холодно, как со строгим нелюбимым начальником.

Она никогда не заходила ко мне в кабинет сама, отмалчивалась при общем разговоре, а когда я задавал ей вопрос – вежливо и четко отвечала. Но ни слова на посторонние темы.

Я тоже, памятуя обещание, никак не проявлял своих чувств. Даже, возможно, был излишне придирчив и строг с Анной Васильевной, чем вызывал легкое недоумение коллег, привыкших к моей деликатности.

В глазах окружения мы были совершенно чужими людьми без намека на общее прошлое.

Я так хорошо играл по отношению к ней равнодушного брюзгу-начальника, что мне самому в это верилось.


***

Порою мне казалось, что это совсем не она находилась в моем кабинете; что не она стояла коленями в кресле со спущенными до колен колготами и задранной юбкой; не она сверкала голыми ягодицами и запачканными трусами; что не ее трогал… Порою мне казалось, что тот случай – очередная предсонная фантазия или сон, а наяву между нами ничего ТАКОГО произойти НЕ МОГЛО!

А если произошло, то Анна могла бы стать достойной подружкой Бонда, продолжательницей дела Мата Хари. Она умело провела четко выверенную комбинацию, малой ценой добилась необходимого результата и победила.


***

Однако этот ее расчет, эта безупречная вежливость и такт по отношению ко мне, не только бесили. Они возбуждали.

Закрывшись вечерами в кабинете, я опять принялся обдумывать хитроумные планы овладения Снежной Королевой.

Но, как всегда, жизнь внесла свои коррективы.

Обстоятельства сложились так, что вскоре мне пришлось поменять работу. И я, даже, был рад этому: из глаз долой – из сердца вон!

Я напрасно радовался. Аня еще долго щемила во мне гештальт-привязкой, которая мучила своей незавершенностью, забирала силы и мысли.

Впрочем, с появлением Настеньки на новой работе, а потом, и Незнакомки-Веры на троллейбусной остановке, Анин образ почти не болел.

Я уже думал, что пути наши разошлись навсегда, и мы больше не встретимся – ни во сне, ни наяву.


Глава седьмая

8 января 2014 года, среда


***

Еще раз присмотрелся: женщина, кормящая мента из судков, несомненно, была той самой Аней.

Словно горячей волной окатило несуществующее сердце: нахлынули прошлые образы, задушенные желания, затаенная обида… Я дико захотел ЭТУ грустную женщину!

И теперь, когда мне многое было подвластно, овладение Аней стало делом времени.

Я растворил астральное тело до абсолютной прозрачности, спустился вниз и завис над парочкой.


***

Они, конечно же, меня не видели. Они говорили о своем, домашнем: о новой курточке для дочери-первоклассницы, об отсутствии денег и прохудившихся Аниных зимних сапожках. Аня просила мужа быть осторожным, потому что, не дай Бог, с ним что-то случится – что тогда будет с нею и с дочерью?.. Муж соглашался и кивал головой, но так невнятно, будто сам был неуверен в своих обещаниях.

Эта неуверенность передавалась Ане: в ее глазах стояли слезы, которые она еле сдерживала.

Я сместил частоту колебаний эфирного поля вокруг тела Аниного мужа, рассмотрел его ауру. Как и ожидал, над самой его головой, в Сахасраре, пульсировали три темные точки – признак скорой насильственной смерти.

Он ее интуитивно чувствовал, потому и молчал. Он прощался.

«Его должны убить? Если он останется здесь, то умрет…».

Я еще раз посмотрел на Аню: вспомнил ее голые прыщавые ягодицы, ее простенькие трусы, ее колготки не по размеру, с обвисшей ластовицей…

Перевел взгляд на Аниного мужа.

«Я хочу, чтобы этот мужчина на протяжении часа заболел острым респираторным заболеванием. Чтобы его эвакуировали в госпиталь, где бы лечили двадцать один день. Такова моя воля. Пусть будет так!».

Милиционер недоуменно вскинул голову, посмотрел в мою сторону. Видеть он меня не мог, но, возможно, почувствовал взгляд.

Пластмассовый судок с недоеденной кашей скользнул по пластиковой крышке стола, упал на землю. Каша вывалилась на затоптанный снег.

– Ты мой растяпа, – сказала Аня, с нежностью глядя на мужа, который наклонился за упавшей посудой.

«Знак!» – понял я.


***

«Ты что творишь!? – раздалось во мне знакомое ворчание. – Почему лезешь в заранее разработанный план? У них, у каждого, маленькие дочки и несчастные жены в дешевых трусах и дырявых сапожках. Из-за этого спасать от смерти? Так никакую революцию не сделаешь!».

«Это мое ЖЕЛАНИЕ. Я волен загадывать ЛЮБЫЕ желания?».

«Как знаешь…» – недовольно хмыкнул Велиал и исчез.

Мне тоже оставаться здесь не было смысла. Я взмыл вверх, на прощанье охватил взглядом две суетливые фигурки, отключил внешнее восприятие и представил себя дома.


Глава восьмая

Ночь с 9 на 10 января 2014 года


***

Было за полночь, когда зазвонил мобильный.

Взял трубку: Ирка.

– Ты сам? – Голос был хриплый, напуганный.

– Да. А тебе какое дело? Я – дебил. На «майданы» не хожу. Или забыла?

«Ты для меня умерла…».

– Обижаешься?

– Нет, – соврал я.

– Можно к тебе?

– Прямо сейчас?

– Мне очень нужно.

– Что случилось?

– Потом! – огрызнулась Ирка. – Говори адрес!

Я продиктовал.

– Не спи. Через час буду.

Отключилась.

«Хорошо, что нет Веры, и ничего не придется ей объяснять».


***

Спать мигом перехотелось.

«У Ирки, явно, что-то произошло. Серьезное. Не звонила бы среди ночи… Так ей и надо, идиотке! Майдан головного мозга!» – злорадно думал я, но под сердцем укололо тревогой.

«Жалко ее, дуру. Не чужая же…».

Нагрел чаю. Сел в кресло.

Раскрыл на закладке «Град обреченных» Стругацких, который взялся перечитать в связи с событиями последних месяцев.

Медитируя над строчками, поражался необыкновенной схожести, с которой описывалось наше светлое настоящее, и не менее светлое будущее.

«Киев превратился в этот самый Град, населенный пациентами Фрейда и Франкенштейна.

Теперь эти милые НЕ-ЛЮДИ с маниакальным упорством, реализуют чудовищный эксперимент. И сам я – часть эксперимента…».


***

Затарахтел дверной звонок.

Глянул на часы: половина второго ночи.

Отомкнул двери. На пороге стояла Ирка: бледная, несчастная.

– Что случилось?

– Можно к тебе?

– Я же говорил, что можно, – хмуро процедил я. Горло сдавила недавняя обида и злость.

Назад Дальше