–Благодарствую, что откликнулись на мой призыв! – переведя дух, вымолвила Баба Яга и, облизнув вмиг пересохшие губы, громко возвестила. – Я Златослава Ростиславовна, дочь царя Кощея, заявляю, что отныне я мать сего дитя, – при этих словах Верея сделал быстрый шаг к Злате и передала ей притихшую девочку, – кровь моя подтверждает эту клятву, дух мой ответит за неё, род мой поддержит её.
Осторожно придерживая одной рукой ребёнка, другой же Яга сильно сжала лезвие ножа над чашей. Из рассеченной ладони тоненькой струйкой потекла кровь, собираясь на дне сосуда. Перехватив нож за рукоять, девушка поднесла его к крошечной ручке малышки и остановилась. Златка понимала, что уже начавшийся обряд, на который откликнулись боги, необходимо закончить, и для этого нужна капля крови ребёнка. Только духу не хватало поранить малышку, мысль о том, что нужно причинить ей боль была невыносима. Ёжка стиснула зубы и запретила себе об этом думать, иначе не получится довершить обряд, а без него не известно, сколько ещё проболеет ребёнок. В колдовских книгах говорилось, что благодаря такому обряду, приёмная мать сможет оттянуть любые хвори дитя на себя, значит и боль оттянет.
Златослава, прикрыв на мгновение глаза, и тут же их распахнув во всю ширь, кончиком ножа уколола ладошку Ивы. Маленькая, словно красная бусинка, капля крови выступила на бледной коже и тут же была осторожно поддета на лезвие и смешена с кровью девушки в чаше. Малышка не издала ни звука, будто бы прониклась важностью момента, и только таращила большие глазища на Ягу. Златка не выдержала, улыбнулась малютке и чмокнула её в макушку, покрытую светлыми пушистыми волосиками.
Перемешав кончиком ножа кровь в чаше, Ёжка приняла из рук лешего небольшой пузырёк, наполненный живой водой, и полностью вылила его содержимое, смешивая с кровь. Багровой жидкости в чаше было не так много и её полагалось разделить на части, одну из которой надо было смешать с молоком и дать Иве, другую требовалось употребить самой царевне. Но сперва туда на мгновение окунули подвеску Яг, напитывая жидкость колдовской силой.
Рожок с молоком подавала Верея, держа его в своих руках пока Злата капала туда несколько капель смеси из живой воды и крови. Когда молоко стало бледно-розовым, девушка забрала рожок из рук русалки и приложила к пухлым губкам малышки. Ива, громко причмокивая, принялась сосать молоко, сосредоточено хмуря лобик и отчего-то в тот момент так сильно напоминая маленького котёнка, что вызвала невольные улыбки у всех.
Дождавшись, когда исчезнет последняя капля молока, царевна протянула руку к чаше. Морщась, принюхалась к тяжёлому запаху крови и, зажмурившись, выпила её залпом. На языке остался неприятный, солоноватый с металлическим привкус. Сглотнув и прочистив горло, Ёжка приступила к завершению обряда.
–Нарекаю тебя Василисой, – произнесла Златка, глядя только на девочку. – Отныне ты Василиса Кощей, дочь Бабы Яги Златославы Ростиславовны Кощей, внучка царя Ростилава Всеволодовича Кощей – да будет так! Матушка Земля, Отец Небо, прошу, подтвердите мою клятву и благословите наречённую Василисой!
После слов Яги повисла давящая тишина, нарушаемая лишь дыханием собравшихся, но продлилось это не долго. Боги и вправду решили благословить малышку. Сначала, солнечные лучи как живые змейки поползли вперёд, окутали и Злату и лежащую у той на коленях Василису, теперь уже наречённую по всем правилам, мягким золотистым облачком, которое словно бы впитывалось в новоявленную мать и дочь. Это Отец Небо обласкал их своей милостью, подтверждая силу проведённого обряда. А ещё, потом через много-много лет Злата узнает, что это было не просто благословление. Бог-отец своей силой связал несоединимое, сделав ребёнка рождённого другой женщиной по-настоящему родным для Яги, связав их кровью.
Потом и богиня-мать дала своё благословение. Когда сияние окончательно пропало, а солнышко вновь скрылось за пеленой туч, земля снова дрогнула. Избушка-на-Курьих-Ножках даже подпрыгнула от неожиданности, как и все присутствующие в ней. Когда всё успокоилось, затих звон и стук упавших вещей, а так же тихие и чуть испуганные вскрики Яги и русалки, на одеяльце, в которое был укутан ребёнок, оказался небольшой медальон.
Серебряный похожий на чуть продолговатую монетку медальон появился, казалось бы, из ниоткуда. Златослава осторожно взяла его в руки, чтобы рассмотреть лучше и удивлённо вскрикнула. С обратной стороны в медальон был вплавлен почти такой же овальный рубин, как и на её подвеске Яги, а с другой красовалась искусно выгравированная плакучая ива.
–Ну, вот, теперь мы одна семья, – подвела итог царевна, переведя взгляд на дочь.
Маленькая Василиса безмятежно спала, причмокивая во сне губками и то, сжимая в кулачок, то разжимая крохотные пальчики. Златослава усмехнулась и, осторожно поднявшись на ноги, понесла малютку в свою спальню. Девушка вошла в просторное, изменившееся за этот месяц помещение и замерла, разглядывая раньше непривычный для неё быт. Рядом с кроватью появилась подвешенная к потолку на прочных канатцах резная люлька, её там собственноручно укрепил Хмурич, а тонкий полог над люлькой мелким речным жемчугом вышивала сама Верея. Внутри колыбельки лежал маленький матрасик, набитый пухом, и тёплое одеяльце, которые шила уже Злата, так же как и пару крохотных рубашонок, нашедших своё место в большом шкафу. Ткани, присланные отцом и покоившиеся до недавнего времени в сундуке, тоже сгодились, из мягко льна получились неплохие пелёнки. Кроме всего прочего появились и первые игрушки, сделанные лешим деревянные погремушки, так ладно сработанные и натёртые им до блеска, захочешь, руку не занозишь, что уж говорить про ребёнка, который скоро начнёт тянуть новую игрушку в рот.
Широко улыбнувшись, девушка прошла вперёд, уложила малютку в колыбель и укрыла её одеялком. Девочка даже не проснулась. Ёжка ласково провела кончиком пальца по головке дочери и решительно развернувшись, направилась обратно на кухню, где вовсю хозяйничала сдружившаяся с ней нечисть.
Верея, вспомнив свою человеческую жизни, ловко орудовала тряпкой, смывая с пола нарисованные знаки. Хмурич под чутким руководством Терентия расставлял вынесенные на улицу вещи и мебель. Баба Яга тоже не стала сидеть без дела. Дождавшись, когда леший вернёт кухонный стол на его законное место, Злата принялась за стряпню, и совсем скоро в печку отправился тушиться горшок с рубленой капустой, в бадейке подходило тесто для пирогов, а из закромов были добыты кувшинчики с мёдом и вареньем.
К тому времени, как девушка закончила замешивать тесто и оставила его в покое, русалка и леший завершили уборку и ушли каждый по своим делам, прежде пообещав вернуться к вечеру, чтобы всем вместе отпраздновать счастливое завершение обряда. Златка проводила их до крыльца, глубоко вдохнула влажный осенний воздух, и вернулась в тепло Избушки. У Ёжки осталось немного времени, чтобы вздремнуть, потому оставив Терентия приглядывать за тестом, она прилегла на кровать и тут же уснула. Сон её был от чего-то неспокойным и даже тревожным, проснулась Златослава немного растерянная и подавленная, но заботы быстро стёрли неприятные воспоминания от сна.
Яга пекла пироги, сладкие ватрушки и булочки. Дух от румяного печева стоял такой дивный, что даже фамильяр с интересом поглядывал на горку сладких булочек. Златка тихонько напевала себе под нос и, почти пританцовывая, бегала между столом и печкой, порой заглядывая в спальню, чтобы проверить всё ещё сладко спящую Василису, которую мысленно так и продолжала звать Ивой. Девочка спала безмятежно и крепко, небольшой жар, который был у неё ещё во время обряда, теперь прошёл, лихорадочный слишком яркий румянец на щёчках тоже и, осознавая это, царевна чувствовала себя как никогда счастливой.
Уже поздно вечером, когда на кухонном столе, покрытым праздничной алой скатертью, появилось всё разнообразие Златкиной выпечки, пузатый, большой и довольно дорогой заморский кувшинчик, называемый странным словом – чайник с травяным отваром и чашечки с душистым мёдом и вареньем, наконец-то появились Верея и Хмурич. За травяным отваром да плюшками потекла неспешная беседа.
И пусть кто угодно говорит, что нечисть не ест человеческой еды, всё равно собравшиеся знали, что это не так. Леший с удовольствием поглощал пироги с капустой, запивая всё брусничным морсом, специально приготовленным для него Ёжкой. Верейка, широко улыбаясь, отщипывала кусочки от плюшек и макала их в тёмный гречишный мёд. Даже Ренька получил свою долю, большую румяную ватрушку и добрую миску густых сливок.
Златка тоже уплетала своё печево за обе щёки, смеялась над шутками Хмурича, слушала рассказы русалки и ехидные комментарии кота. Царевна и сама не заметила, как принялась рассказывать о своей учёбе, об отцовском тереме, старших братьях. Она даже поведала историю своего неудавшегося замужества и вполне удавшегося побега. Верея сочувствовала ей, а леший помянул крепким словцом Ивана-царевича, да так ладно его при этом охарактеризовал, что Златослава рассмеялась в голос, почувствовав, как уходит обида и злость, как растворяется боль, а душу наполняет спокойствие. Это было так непередаваемо чудесно, что хотелось обнять весь мир. Обнять весь мир не получилось, а вот всхлипывающую, расчувствовавшуюся русалку и хмурившего брови лешего вполне, даже Терентий, проникшись моментом, запрыгнул к своей хозяйке на колени и заурчал. В тот момент Злата поняла, что у неё появилась ещё одна семья, немного странная, но на этот раз своя. У неё была одна семья, оставшаяся в царском тереме Белояжска: отец, мама, братья, невестки и племянники. Теперь появилась вторая семья: маленькая дочка, фамильяр в качестве усатой няньки, леший и русалка в роли то ли добрых тётушек-дядюшек, то ли братьев-сестёр.
За время дружеских посиделок Василиса несколько раз просыпалась, требуя еды и внимания, и, в конце концов, перекочевала из колыбельки в большую берестяную корзину, которую Злата поставила на лавку подле себя. Эту саму корзину не так давно сплёл Хмурич и, вручая её Бабе Яге, пояснил, что на руках ребёнка не натаскаешься, а так уложил дитятко в корзинку, укрыл одеяльцем и пошёл, и ребёнку уютно и тебе удобно.
Вот так малышка и посапывала тихонечко в своей корзинке под приглядом всей дружной компании. Иногда она просыпалась, и ещё даже не успев должным образом возмутиться, тут же получала тёплое молоко и, довольно причмокивая, сосала рожок, придерживаемый кем-то из взрослых.
Глядя на умилительное крошечное личико с курносым носиком и насупленными бровками, Ёжке было страшно представить, что этого маленького чуда у неё могло и не быть. Осознав это, Златка попыталась прогнать дурные мысли, но они то и дело возвращались. Думы о том, что бы случилось, не будь Верейки в нужны час, поднимали из глубин души девушки тёмную тяжёлую ненависть. Царевна Златослава, нравом пошла в мать, никогда не отличавшуюся злобой и мстительностью. Баба Яга Златка решила, что в некоторых ситуациях мстительность и злоба просто необходимы. Она дала самой себе зарок, во чтобы то ни стало разыскать того, кто посягнул на жизнь Василисы и сделать так, что бы тот очень сильно пожалел о содеянном.
–Верея, скажи, а ты того человека узнала бы? – в затишье между разговором спросила Яга.
–Не уверена, – нахмурившись проговорила русалка, сразу догадавшись о ком идёт речь.
–Хмурич, а ты смог бы выяснить, кто тот человек, что…, – на этом месте Злата запнулась, но тут же продолжила сквозь зубы, – бросил Иву в реку?
–Могу спросить у водяного и лешего, который по ту сторону болта живёт, – задумчиво выдал тот и погодя добавил. – Ещё зверьё лесное поспрашивать можно, вдруг кто заметил. Хотя, близко от человеческого жилья. Слишком близко. Крупный зверь не подойдёт, а от мелких толку мало, их глазами смотреть неудобно. Ну, может кто-то из птиц чего углядел. Поспрашиваю у них и расскажу.
–Спасибо! – тихо поблагодарила Яга и с каким-то злорадством заявила. – А я, пожалуй, в Старые Сколки наведаюсь. Пройдусь, поспрашиваю, вдруг какая девка недавно на сносях была…
–Злат, ты действительно хочешь знать? – осторожно спросил её Терентий, первый раз видевший в глазах своей подопечной холодную расчётливую злобу.
–Хочу, – хмуро подтвердила она и вдруг делано беззаботно проговорила. – Должна же я спасибо за дочь сказать…
–Злата…, – попытался образумить её кот, но не успел.
–А давайте я ещё трав заварю! – снова беззаботно улыбаясь, предложила царевна и, подхватив чайник, направилась к печи.
Возвращаться к разговору о настоящих родителях Василисы и о том человеке от чьей руки она чуть не погибла, никто более не желал. Сперва повисло какое-то неловкое молчание, почти сразу же нарушенное Терентием. Фамильяр живо припомнил детские хулиганства Златославы и выдал, как на духу, по чьей вине пропадали спицы и пяльцы у её нянюшек, и куда они на самом деле девались. Царевна краснела и делано возмущалась «подлости хвостатого предателя», а мысленно благодарила мудрого и догадливого фамильяра за то, что так ловко перевёл разговор в мирное русло.
Реня же громко вещал о Златкиных проказах, то и дело прикладываясь к своей миске со сливками и, казалось бы, вообще не обращал на Ягу внимания, но это, конечно же, было не так. Ёжка то и дело ловила на себе насмешливый прищур зелёных кошачьих глаз, в которых читалось немое согласие с принятым ею решением. Терентий действительно был согласен и к тому же прекрасно понимал, что с намеченного пути царевна уже не свернёт и лучшее, что он может для неё сделать – это поддержать. Ведь приняв на себя заботу о малышке, Баба Яга сумела полюбить её той любовью, которая присуща настоящей матери и теперь за свою дочь она готова была, и убить, и умереть. «Ну, до этого уж точно не дойдёт!» – мысленно усмехнулся фамильяр и снова мокнул розовый язычок в сливки.
И вновь мирно потекла беседа, позвякивали чашки, слышался приглушенный смех и тихое мурчание. Разошлись они далеко за полночь. Проводив друзей, Златослава широко зевнула и пошла укладывать малютку Василису в люльку. Девочка даже не проснулась, когда мать взяла её из корзинки и уложила на матрасик, тепло укутав одеялом. Ёжка постоянно боялась, что кроха мёрзнет и порой, по мнению Терентия, чересчур усердствовала.
Осторожно, чтобы не разбудить, поцеловав светлую макушку дочки, Злата переоделась в длинную ночную рубаху и, юркнув под одеяло, сразу же уснула. Кот же в тот момент пребывал в сомнениях, куда ему податься. Он мог вернуться в кухню поближе к печи, но оставлять без присмотра уже двух своих подопечных он не хотел. Фамильяр мог устроиться на кровати царевны, что собственно время от времени и проделывал, благо кровать была настолько большая, что им двоим на ней было просторно. Но Терентий выбрал не то и не другое.
Рыжий кот запрыгнул на край кровати, но задерживаться на ней не стал. Переминаясь с лапки на лапку и смешно виляя пушистым хвостом, Реня примеривался к другому объекту. Резкий прыжок. Мягкое приземление и вот уже в плавно качнувшейся колыбели оказалось двое: спящий младенец и фамильяр. Ребёнок не проснулся, а Терентий, дождавшись, когда люлька прекратит раскачиваться, осторожно устроился в пустом пространстве в ногах Василисы. Колыбель делалась в расчёте на то, что и двухгодовалого малыша можно в ней спать укладывать, так что крупному коту и девочке, которой всего-то месяц от роду, было не тесно.