гребут от народа, из недр к себе,
под маской свободы, статей демократии,
наглея, жирнея средь схем и семей…
***
Люди по офисам вдруг разбежались.
Нет работяг, слесарей, батраков.
Сотни начальников понарождались.
Только работник один у станков.
***
Стихи, словно вёсла несущие к морю
из жижи и вони родимых болот,
из плесени, жаб, из осоки и горя.
Надеюсь, мой труд из глуши увезёт!
***
Как уличный пёс у мясного киоска,
на счастья, богатства людские смотрю
усталым и бедным, завистливым мозгом
с рассвета до вечера; ночью же сплю…
Всеобщая женщина
Всеобщая женщина с разной ценою
для тощих студентов, трудяг и дворян.
Она, как служанка с судьбою цепною,
как рай поднебесный для страстных мирян.
Довольна, когда её мнут, кочегарят,
опять оживляя к любви аппетит.
Про тело фригидное люди не знают,
про то, как нутро без абсента болит.
Никто не старается душу заметить,
она-то ведь глубже, чем внешняя стать.
Туда нужен факел, не блик сигареты,
чтоб мысли узнать и принять, и понять.
Она раздаётся и всем потакает,
актёрски играет, притворно дыша,
порой для клиента ревёт или лает,
любовную прихоть по просьбе верша.
И чтоб не иссохнуть, подмазана жиром.
Три проданных входа всегда нарасхват.
Три парочки губ и медалька инжира
творят несравненный, блаженственный лад.
Печальная доля. Иль выбор по нраву?
Природная шутка иль выданный долг?
Иль так обналичила женское право?
Сманил её демон, семья иль острог?
Однажды устанет от актов обильных,
совсем надоест ремесло в том аду.
Тогда только к истинной (или бессильной)
с любовью своею я к ней подойду…
Wonderful
В пути предработно шагаю,
не видя отзывчивых глаз,
потерянно, грустно глотая
апрельский бензиновый газ.
И если на миг отрешиться
от улиц, где сор, чернозём,
в мечтательный взлёт запуститься,
придумав любовный резон,
то можно увидеть деревья,
нырянья весенних грузил
и солнце, которое греет
глубинку столичной Руси,
а также красоты всех видов,
местечки пейзажей других,
где Вы изумрудно глядите
на кофе, портрет мой и стих…
Елене Тукаловой
Miracle
Искания – истинный путь
при поиске судеб, идей.
Я – ваза средь рабских посуд.
Я – бомба среди муляжей.
Впадания в грусть и экстаз,
скитальческий образ писца
под божью диктовку и сказ,
средь ночи и божьего сна.
Собой недовольство – есть суть,
причина для новых мазков.
С лучами смешать свою муть
во имя картинных даров.
Тогда даже смерть нипочём,
коль радости, счастья озноб,
тогда я на рай обречён
за явь, оживление проб.
Вся жизнь в ожиданьях, как рок.
Но верю, средь влаги и груд
предлинный фитиль моих строк
однажды устроит салют!
Елене Тукаловой
Всякая
Известно, поэт ошибаться не может!
Узрит он и чёрта под маской святой,
узнает царицу под грязью, рогожей,
учует пророка за дальней верстой.
Вот так я и Вас рассмотрел упоённо,
легко отделив от толпы, суеты.
Амурным диаметром метко пронзённый
влюбился в тончавые чудо-черты.
Уста Ваши – дольки в соку апельсинов,
что так источают десертный амбре,
какой притягательный, спелый, красивый
в немного морозно-большом январе.
Стройна и изящна под тёмною кроной.
В Вас опыт и робость, пронзительный взгляд.
К лицу Вам кокошник, платок и корона,
дворянское платье и Евы наряд!
Собою несёте азарт вдохновенья,
итог, середину художных начал.
Собой знаменуете акты творенья!
И всё это я на себе испытал…
Елене Тукаловой
Fotomodel
Она – дорогая, душистая муза,
к которой ведёт весь асфальт, поезда.
Она – половинка для суммы, союза
и в новом созвездии чудо-звезда.
Она – образец и модель к подражанью,
правдивая дива, чьи очи – берилл.
Она – явный повод к любви, обожанию
и символ каких-то чарующих сил.
Она – исполнитель сюжетов театра,
итог, воплощенье надежды и грёз.
Она – вдохновитель к созданию кадров,
реальный цветок среди тряпочных роз.
Она – украшение, римская гемма,
какая хранит её чёткий портрет.
И мне на шедевр столичной богемы
дозволено Богом, природой смотреть!
Елене Тукаловой
Узор её красивых губ
Почти что пятьсот непростых километров
печально, давно разделяют двоих.
Но думы, подобные асам и мэтрам,
проносятся быстро и словно за миг.
Но, если ничуть не спешить упоённо
до коврика возле дверного щита,
то можно в ночи так тепло, озарённо
представить её, что сонлива, сыта.
Игра обещает быть милой, сердечной
в желании встретить желанную мисс.
Крадусь я по тропке небесной и млечной,
парю, созерцая весь угольный низ.
Её представляя по крошечкам пазла,
в полёте порхаю, легонько пою.
Душа, напитавшись елейного масла,
священна в дорожном, подлунном краю.
По мыслям о ней продвигаюсь я плавно,
поправив ветрами растрёпанный чуб.
Хочу разгадать я секрет её главный -
узор и загадку малиновых губ…
Елене Тукаловой
Чествуемая
Готов её чествовать в роли румяной,
немного простывшей октябрьским днём,
приятно хмельной и любовной, духмяной,
в зарницу и в полдень, во сне, пред сном,
немножечко бледной от стылого ветра,
весёлой в задоре, азартной поре,
и все её чувства, фруктовую цедру,
занятья в покое, страстях и игре,
и даже расстроенной, ленной, уставшей,
забывшей про мир, а порой и меня,
но всё же такой молодой, настоящей,
какая в лучах, полумраке, тенях!
Елене Тукаловой
Армянский титан
Армянский титан обагрённого свойства,
ценитель порядка и равных свобод,
глашатай за правду науки, геройства,
потворщик безбожья и розовых мод,
занятный певец социального строя,
борец за дозволенность страсти людей,
за свет и поднятье народного боя
за братство и равенство, общность идей,
защитник плебеев, гетер и лакеев,
боец с куполами, буржуйским ярмом,
нагорец, спартанец среди богатеев
гордится российским загаженным рвом,
но точит сознание, будто оружье,
готовит побег всех низов из низов,
стараясь осмыслить все книги натужно,
и после подать революции зов!
Арену Ананяну
Сладкоголосая чтица
За делом клубничная девушка-чтица -
дарует всем литерам звуки и жизнь,
легко нарушает безвестность страницы,
в удобное кресло воссев, опершись!
Хозяйка избушки – знахарка лесная,
на краешке доброго леса, села,
как чуткая Флора, всё опытно зная,
крупинки легко собирает в слова.
Она оживляет застывшие буквы,
что рифмами, прозою стали давно,
себя согревая отваром из клюквы,
когда в её комнате тихо, темно.
Ловя ароматы, за ней наблюдаю,
хоть я и седой, наднебесный старик.
Манит ещё то, что, как Ева святая,
одета лишь в ноты читаемых книг…
Елене Тукаловой
Лена-Елена
Несясь иль петляя по зову биенья,
дорожные нити и ленты путей
по чуду случайности и настроенью
меня довели до неё средь лучей.
Она – ворожея, что полная шармом,
и муза с талантами в сотни карат,
какая с искусством всегда солидарна,
какая украсит присутствием град!
Её паутинки волос так атласны,
слегка шелковисты, мягки и темны.
Её появленье в апреле прекрасно,
как символ моей поэтичной весны.
Она откровенна и модна, и властна,
равна новизне итальянской волны.
Черты в одеяньях приветливы, страстны;
уверен, под тканью такие ж они!
Елене Тукаловой
Розовощёкая
Смущенье слегка розовит на щеках,
опять выдавая улыбку принцессы.
Мне хочется их целовать впопыхах,
делясь теплотой возбуждённого веса,
насытить всю пылкую жадность самца
и жажду (с лица её счастьем напиться),
а после стать медленней, с лаской юнца,
который обрадован южной царице.
Прекраснейший случай, влюблённая муть,
проделки судьбы иль господняя воля?
При виде её оживает вся суть,
сияет вся истина, выгнав все боли.
И так вот гляжу я мгновенье на шик.
А все эти мысли – секунда сознанья.
Ах, где эта капля, срывающий миг,
какие направят поток к обладанью
насыщенных краской и вкусностью уст,
прекрасьем под сетками, статью одежды,
что быстро раздули мерцания чувств,
дыханьем даруя поэту надежду?
Свиданная нежность в желаемый час
в московскую веру меня обращает,
а топкий абсент хризолитовых глаз
за прежние глупости, ересь прощает…
Елене Тукаловой
Очаровавшая
Вы – шторм, что колышет овал мой в груди,
как будто корабль среди водоёма.
Я, будто добытчик алмазов, руды,
что в книжных шкатулках складирую дома.
Вы – вкусный наркотик, что радует рот,
который нутро и наружность ласкает,
какой распускает бутон мой и код,
с которым похмелья с утра не бывает.
У каждой богини различны черты:
у Геры глаза голубейшего цвета,
красны у Афины, у Алы – черны.
Ваш лаймовый сок обращён на планету.
Вы – свет чародейства, дающий добро.
Мы – Бог, что в обличии плоти и сути.
Меня превращаете в божье перо,
какое стихи так картинно рисует…
Елене Тукаловой
Борец за социальную справедливость
Тут кляксы бензина на мокром асфальте,
дворцы, купола и часов старый глаз,
плакаты о виски, процентах и Мальте,
а снизу несытость и бедность, и грязь.
Тут белые зданья, зеркальные пики,
внутри них нажива и денежный пыл,
внутри них костюмы, холёные лики,
а снизу калеки, болезни и пыль.
Тут мерки по статусу, форме, уставу
среди обозначенных функций и сот,
тут чистые руки, колени и слава,
а снизу народ хаотично живёт.
Тут сотни машин и домов золотистых,
высотки, которых ряды и ряды,
салоны, где пафос и лень, и баристы,
а снизу рабы, чьи согнулись хребты.
Тут смелость дельцов, ненасытная вечно,
поток капиталов, счетов круговерть,
какие уходят в карманы беспечных,
а снизу рабочие робы и смерть…
Арену Ананяну
Грезящий
Широкая даль разделяет с тобой,
поэтому грёзы летят в расстоянья,
наполнив желаньем, живой теплотой
все крылья героя, что полон вниманья.
Они, будто нити, лучи проводов
иль волны эфира, электроподачи
различных напоров, отрезков, цветов,
летящих до центра тебя, до отдачи.
В пути я стараюсь твой смысл понять,
в стихи или речи, деянья поверить,
все роли, их временность, важность принять,
и с космосом время твоё соизмерить.
Ты мне представляешься разной, любой,
то милою кошкой, то вольною птахой,
и видишься женщиной с сильной душой,
не склонной ко лжи, пустоте или страху.
В тебе наблюдаю слияние сил:
стальную устойчивость, мягкость пушинок.
За это, другое уже полюбил,
взирая на святость, красоты вершины.
Елене Тукаловой
Телосожжение
Душа будет вечно в капкане костей,
в решётке скелета, древесной коробке,
не сможет подняться, познать новостей
в темнице меж сырости, живности колкой.
Она станет узницей в формочке стен,
как будто записка под пробкой в бутылке.
Ей будет так тесно без жилок и вен,
среди шалаша одиноко и стыло.
Она будет долго в тюремном бреду,
из тьмы в высоту упорхнуть не сумеет,
не сможет стать гостем в раю иль аду,
в земле догниёт и вживую допреет.
Поэтому, нет! Нет истленью, червям!
Не надо быть весом к планете тяжёлой!
Предайте огню, что отправит к лучам,
дав вылет, свободу из туши чуть жёлтой…
Идея Елены Тукаловой
Славноголосая
Ваш вкусный, живой и цветной голосок
питает мой слух и подкожные струны.
Он – чистый ручей, что дарует свой сок.
Над ним облака или солнца и луны.
Как ровная лента, как звонкая трель,
как истина, что так парна и молочна,
как будто бы пуля трассирует цель,
как лакомый мёд, что втекает цветочно.
Внутри он мешается с дёгтем моим,
так солнечно, быстро его побеждая.
И я, наделённый им, сладким таким,
стихи и улыбки из губ выпускаю…
Елене Тукаловой
Военком. Военные проводы
Печальные взгляды, испуг матерей,
напутствия пап и партийных легатов,
бравада вчера ещё бывших детей
на старом вокзале средь алых плакатов.
Кипучие речи про Родину, долг,
про беды, застигшие мирность планеты,
что снова пора пополнять битый полк
остатком села, что гуляет под светом.
… Я вижу наличие страха без слов
в пяти ветеранах, в их лицах героев,
какие всё знают, что ждёт там юнцов,
какими случаются скопища боя…
Я строю ряды оглуплённых мальцов.
Под мокрой фуражкой командное тело
вербует безусых и бледных глупцов,
во имя смертельно-безумного дела.
Не я распоясал войны кимоно,
не я дал винтовки, наганы и пули,
не я тиражировал чудо-кино
про сотни побед без поднятия дула.
Я только лишь славлю приказы, вождя.
Но ставлю я роспись под именем воина.
Я в пору жары и снегов, и дождя
опять отправляю теляток на бойню…
Ночной искатель любви
Сплетенья дорог, их узлы и развязки,
проезд, виадуки, бульварный простор
иль ровные тропы да грёз неувязки
меня завели в похотливейший двор.
Стучась о дома, их таблички и числа,
как шарик среди лабиринта и стен,
сюда прикатился клубок моих мыслей,
где выбор грехов и доступности цен.
Полно тут изысков, фантазий и лести!
И тут, где утеряна совесть и честь,
прошу во хмелю час с монашкой иль бестьей,
чтоб были с умами и сочностью мест!
И каждый притон отвечает согласьем,
но, видя беспутниц, я прочь ухожу.
Иду к тупику с подпитым косоглазьем.
Вдруг ярко, внезапно любовь нахожу…
Минская девочка
Ты кажешься мне легковесной весной,
давно потерявшей адамовы корни
и ставшей богиней земной и простой,
иль птицей, что хочет до моря, на горы;
иной раз – вечерним, простым мотыльком,
другой же – нарядною бабочкой даже,
порою – девчонкой, что солнечным днём
лежит на простынке, лужайке ромашек;
в иное же время – иконой всего,
потом же – напалмом, влюбляющим газом,
когда-то – причиной ввести Рождество,
гончарным шедевром – изящною вазой…
Какая ты разная в каждой поре,
что мимам, актрисам, увы, не угнаться!
И мне ещё больше в наставшей жаре
охота всё глубже и шире влюбляться!
Елене Тукаловой
Мiнчанка
Вы – явь озорная и мастер средь муз,
вместившая шарм и красу кружевную.
Вы – пламя, что выжгло мешающий груз,
пустые сомненья и леность любую.
В Вас тонкая грустность, несказанность чувств.
Я в Вас разглядел даже мощь волевую.
Вы – цельная разность, художница уз.
И видно в Вас пробу, причём дорогую!
Вы – божий уклад в нитях юбок и блуз.
В Вас много загадок… Но их расшифрую!
Быть может, секреты всех сеточек уст
смогу разгадать, когда их поцелую…
Елене Тукаловой
Огни любопытства
В очах твоих сочных огни любопытства
к огромному миру, что что-то вершит
размеренно, средне, ускоренно, быстро.
К ним тянутся смело колосья души.
Тогда грудь и ум насыщаются светом,
вбирая все лучики, жар новостей,
ища на секреты, вопросы ответы,
уча интересности разных мастей.
И так познавая частицы вселенной,
устройство природы, людей и богов,
ты рушишь незнания думою ценной,
срываешь с сознания тесность оков.
Становится чисто, высоко, свободно,
как будто бы пуле, птенцу, беглецу.
Себя созидаешь сама рукотворно
и близишься мудростью с космотворцу.
Елене Тукаловой
Повествование
О Вас повествуя, Вас хочется трогать,
чтоб новые силы и чувства вбирать,
и чтобы меняться энергией Бога,
чтоб ласку и тёплость поэта втирать.
О Вас говоря каждой литерой, строчкой,
желаю то в шёпот, то в рупор твердить,
то вовсе охота у тёпленьких мочек
о чём-то некнижном в пылу говорить.
О Вас вспоминая, внося на бумагу,
охота создать вековечнейший хит,
и с этим уставом лечь даже на плаху,
но не откреститься от слов, не забыть.
О Вас лишь мечтая и вдумчиво мысля,
сижу и лежу, и блуждаю впьяну.
Но всё же охота отринуть все числа,
и видеть всегда Вас с собой, наяву!
Елене Тукаловой
Язычница
Распущенных кос золотое руно,
ржаное раздолье вдоль юного склона,
развесье, какое пшенице равно,
достойны почтенья, стихов и поклона.
Крестьянская стать золотистых тонов,
что тронуты солнцем и ветром в полудне,
осыпаны пудрой загарных цветов.
Пред мною славянка с кулоном нагрудным.
Девица средь житницы, трав луговых,
трудов полевых и озёрной постирки,
и мельниц скрипящих, больших, ветряных,
как будто исконная их властелинка.
За ней наблюдаю в засаде, в лесу,
и злоба, нажива к местам остывает,