Здесь было светло, два мутных окна давали достаточно света, чтобы разглядеть окружавший Глеба кошмар. Под его ногами чавкала вода, покрытая тонкой переливающейся пленкой, а в воде горами, осыпающимися липкими грудами лежала рыба. На бледном свету блестели десятки, даже сотни острых почерневших плавников, замыленных мертвых глаз и обмякших тел – от крохотных мальков до метровых туш. А над всем этим гниющим месивом поднимался назойливый, пронзительный шум тысяч сетчатых крыльев мух, опьяненных смрадом падали.
Глеб кинулся назад. Он снова и снова миновал комнаты, бился в закрытые двери, содрогался от чего-то влажного, то и дело касавшегося его лица. На бегу он зацепился за что-то рукой, а может быть это нечто само обвилось вокруг его запястья. Рывок, грохот – и он уже несся дальше, словно обезумевший от страха зверь. И вдруг Глеб оказался под тремя слуховыми окнами, смотревшими на него голубыми глазами чистого неба. Не замедляясь, он врезался в уже знакомую баррикаду из хлама, которая теперь преграждала дорогу к выходу. Несколько секунд грохота, острой боли, борьбы, и он выбежал под слепящие лучи солнца и захлопнул за собой дверь.
Только теперь Глеб смог нормально дышать. Теплый воздух, наполненный соленым запахом моря, будто очищал его легкие, все еще заполненные зловонием падали. Из неглубокой царапины на боку сочились и проступали через порванную рубашку капли крови. То, что зацепило Глеба в темноте, так и осталось намотанным на его руку – поперек разбитой ладони вилась нить пожелтевших от старости жемчужных бус.
Пиджак вместе с запасом инжира канул где-то в бесконечном темном лабиринте, и Глеб, оставшийся в одной рубашке, поспешил поскорее убраться от безумного дома. Снаружи он казался совсем небольшим и уж точно не мог вместить в себя все те комнаты, по которым Глеб метался будто целую вечность.
Перебирая бусы между пальцами, он проходил пустынные перекрестки и терялся в догадках, какого лешего он здесь делает. К ночи придется вернуться к колонке с водой, если на его пути так и не встретится кто-нибудь, способный объяснить, что здесь происходит.
И вдруг до него снова донесся звук. Он приближался, слышался все отчетливей – тихий шелест под аккомпанемент ритмичного визгливого скрипа. Почти что музыка, от которой все нутро Глеба сжалось и скрутилось в узел в ожидании новых неприятностей. Но тут скрип, став совсем отчетливым, вынырнул из-за угла дома. Это оказался велосипед. На нем, как ни в чем не бывало, сидели два мальчишки. Один в седле, а другой, помладше, на багажнике позади. Даже не взглянув на Глеба, дети пронеслись мимо. На каждый поворот педалей скрипела ржавая цепь, а старенький звонок потрескивал в ответ на неровности мостовой.
– Стойте! – заорал Глеб, бросаясь вслед за быстро удаляющимся велосипедом. – Подождите! Мне нужна помощь!
Мальчики заложили крутой вираж и скрылись за поворотом так же стремительно, как и появились. Пробежав еще пару шагов, Глеб остановился, не в силах поверить в эту несправедливость.
– Да чтоб вас… – прохрипел он, но все-таки воздержался от страшных ругательств, так и рвавшихся наружу. Что еще ожидать от детей? Плевать они хотели на чужие проблемы.
Глеб продолжил путь. Должно быть, он сошел с ума. Да, это было самым очевидным объяснением. Теперь он не был уверен ни в чем, и сам город, пляж, море, ужасный дом и дети виделись ему плодом собственного больного воображения.
«Это может быть пагубным влиянием ваших скульптур», – вспомнил он слова Кристины.
И тут среди плоских крыш безжизненных домов он увидел стройную колокольню.
– Неужели, – выдохнул Глеб.
Дорога вывела его на небольшую площадь. С неровной мостовой несколько высоких ступеней поднимались к дверям старой церкви. Фрески, когда-то украшавшие ее фасад, выцвели и оставили после себя лишь мутные цветные силуэты.
Сделав было несколько шагов к ступеням церкви, Глеб остановился. Опьяненный радостью, он не сразу понял, что площадь полнилась тихой музыкой, которая неслась с веранды одного из домиков. Пышный плющ карабкался по балкам навеса и, цепляясь тонкими усиками за каждый выступ, поднимался до самой крыши. В его тени сидел человек и медленно покачивал головой в такт музыке. Отзвучали и стихли финальные аккорды, и незнакомец, взглянув прямо на Глеба, поманил его рукой.
А того вдруг одолело нестерпимое желание убежать с этой площади, из этого ненормального города, забиться куда-нибудь в гущу душного леса и навсегда забыть все то, что он сегодня видел. Но тут человек снова помахал рукой со словами:
– Юноша, не стойте, как вкопанный, подойдите!
Дребезжащий, но достаточно громкий голос с раскатистым южным акцентом явно подсказывал, что тот, кто укрылся в тени лозы, был очень стар. Ступив под зеленый свод, Глеб смог, наконец, рассмотреть хозяина. Тот казался совершенно бесцветным, будто даже прозрачным и напоминал рыбину из пустого дома: с мутными глазами и ртом, давно лишенным губ. На коленях у старика лежала газета.
– Добрый день, – с трудом произнес Глеб.
– Вечер, если быть точным. Уже половина девятого, – незнакомец уперся в него немигающим блеклым взглядом, а на лице его появилось подобие улыбки.
– Меня зовут Глеб Марков, – продолжил гость, не зная, с чего начать разговор, которого он искал с тех самых пор, как очнулся на пляже.
– Франческо, – ответил старик. Странно, но появление Глеба, грязного, в рваной окровавленной рубашке и с бусами, все еще обмотанными вокруг руки, совершенно его не удивило.
– Франческо, прошу вас, – Глеб подался вперед, хоть и чувствовал себя неловко под неподвижным взглядом. – Я очнулся на пляже несколько часов назад… Наверное, утром. Я не знаю… не знаю, как оказался здесь, должно быть, это какая-то ошибка…
– Нет, не думаю, что это ошибка.
– Вы что-то знаете? Что это за место? – кровь прилила к горячим щекам Глеба.
– Думаю, ты и сам прекрасно знаешь, из-за чего здесь оказался.
– Я… Нет, откуда же мне знать?
Франческо вздернул по-стариковски густые белые брови и протянул ему газету. Поля были сплошь исписаны от руки, мелкий почерк рябил в глазах. Это был испанский? Итальянский? Глеб никогда не увлекался языками, к тому же взгляд его приковала фотография на первой полосе. Хорошо знакомый фасад здания, аккуратный ряд коробов в арках второго этажа… Огромная трещина, поднимающаяся от самой земли, будто одинокий побег плюща. И больше ничего. В пустых, лишенных стекол окнах – лишь серое небо. От Академии художеств осталась одна единственная стена.
«Ошибка во время подземных работ на территории лондонского метрополитена привела к трагедии», – прочитал Глеб. – «В результате аварии произошло обрушение сводов служебных тоннелей, из-за чего квартал между улицами Пиккадилли, Саквилл-стрит и Олд-Бонд почти полностью ушел под землю. Оказался разрушен в том числе и Берлингтон-хаус, в котором исторически располагались Королевская академия художеств и пять научных сообществ. К счастью, большая часть разрушенных зданий была выведена из эксплуатации несколькими годами ранее. Количество пострадавших уточняется.
Не остается без внимания и тот факт, что во время аварии на территории Королевской академии художеств проводилась выставка работ скульптора Глеба Маркова (Россия). В результате подстрекательств и экстремистских высказываний мистера Маркова мероприятие обернулось беспорядками. Организатор выставки Бенджамин Баркли задержан как соучастник подстрекательств, Глеб Марков числится пропавшим.
Подробнее о беспорядках в Академии художеств читайте в уникальном репортаже Кристины Сандерс «Запугай – и управляй».
– Я бы не стал доверять этой газете, – Глеб свернул шуршащие страницы в трубку.
– В каком плане, молодой человек? Насчет метро? Или погрома, который ты спровоцировал?
– Насчет погрома, разумеется.
– А я вот сильно сомневаюсь, что всему виной треклятые тоннели. Нет-нет, – старик покачал головой, когда Глеб попытался вернуть ему газету, – оставь себе, там есть еще одна интереснейшая статья про тебя.
– Да без проблем. Только я до сих пор не понимаю, почему же я здесь?
Франческо закатил белесые глаза к потолку, увитому плющом:
– А что по-твоему должны были сделать с человеком, который разрушил целый квартал?
– Который… Что?! – Глеба вдруг посетила неприятная догадка: видимо, старик страдал слабоумием.
– Ты не понимаешь, почему Академия провалилась сквозь землю? – казалось, Франческо смотрел на него, как на безнадежного идиота.
– Оттого, что под ней были тоннели, вот отчего! А какая, собственно, вам разница, что со мной произошло? Не можете просто объяснить, где, черт возьми, я нахожусь?
Лицо старика расплылось в морщинистой безгубой ухмылке.
– Могу, – сказал он и откинулся на спинку кресла-коляски, которую Глеб поначалу не заметил. – Но какой в этом смысл, если ты складываешь два и два и упорно хочешь получить пять? Поставь пластинку с самого начала, помоги немощному человеку.
Глеб чувствовал, как вслед за пылающими щеками жаром наливается его грудь. Словно наглухо закрытая кипящая кастрюля – или выпустит пар, или взорвется.
«К черту такие разговоры», – подумал он. – «С меня хватит».
Он заткнул скрученную газету за пояс, все-таки пробежал глазами по веранде и заметил вертушку с замершей виниловой пластинкой. Переставив потемневшую иглу на край черного диска, в круговороте вновь понесшихся по площади звуков он разглядел название: «Игорь Стравинский «Весна священная».
Старик будто уже позабыл о нем, прикрыл глаза и снова закивал головой, погрузившись в музыку. Понаблюдав за ним с минуту, Глеб не вытерпел:
– Что это за место?
Франческо открыл глаза.
– Ты еще не ушел?
– С чего вдруг мне уходить? – его едва не трясло. Нет, этот человек явно был в здравом уме, но добиться от него адекватного ответа, видимо, было невозможно.
– Мне показалось, с тебя хватит этих разговоров. Хорошо. Это остров.
– Остров, – вздохнул Глеб. – Прекрасно, а название у него есть?
– Нет.
Глеб спрятал лицо в ладони. Вот теперь с него точно хватит. Он направился к выходу, виноградная лоза то и дело цепляла его за волосы, и он едва сдерживался, чтобы не разорвать ее в зеленые клочья.
– Есть здесь еще люди?
– Разумеется.
– И на том спасибо!
– Я буду всегда рад пообщаться! – послышался ему вслед голос Франческо.
– Спасибо, только не с вами!
– Как угодно, – пробормотал старик себе под нос, закрыл глаза и медленно закивал в такт музыке.
Глава 3
Приют, дельфины и подарок
Глеб брел через площадь и пытался утихомирить фонтан желчи, разбушевавшийся у него внутри, пока тот не проел его грудь до дыр. Полоумный старикан! Ни слова ведь не скажет по-простому, надо эдак все вывернуть, чтобы ты обязательно остался в дураках!
Надежда встретить хоть кого-нибудь, кто мог ему помочь, покидала Глеба еще быстрее, чем последние капли самообладания. На него вдруг навалилась такая усталость, от которой хочется рухнуть и забыться сном прямо там, где стоишь.
Проходя мимо одного из домов, Глеб услышал голоса и остановился, хоть теперь появление людей нисколько его не будоражило. Здание, у которого он оказался, не отличалось изысканностью и напоминало огромный двухэтажный вагон. Казалось, стоит хорошенько приглядеться к рядам окошек, и обязательно увидишь за ними пассажиров со стаканами чая. Перед домом, в заросшем саду, за которым, видимо, кто-то безуспешно пытался ухаживать, стояли ряды пластиковых столов. А за ними сидели люди: мужчины, женщины, подростки… Одни играли в карты, другие тихо переговаривались, кто-то смеялся, пил холодный лимонад, разлитый по запотевшим кувшинам. Некоторые рисовали за мольбертами или поливали цветы, то тут, то там выглядывавшие из густой травы.
А между столами переходила от одного к другому высокая темноволосая девушка. На каждый шаг вокруг ее ног шелестела складками длинная атласная юбка. Девушка поправила несколько мазков на картине, которую писал долговязый парень лет двадцати, взглянула на Глеба и улыбнулась.
– Добрый день, – тот помахал рукой, пытаясь отделаться от чувства, что в происходящем сквозило нечто странное и неприятное. Та снова улыбнулась, и Глеб принял это за молчаливое разрешение подойти.
Он проскользнул между столами в глубину сада, и девушка без лишних вопросов протянула ему стакан лимонада. Люди вокруг продолжали заниматься своими делами.
– Добро пожаловать, – ледяная жидкость обожгла горло гостя, оставив привкус цитруса и мяты. – Меня зовут Лора.
Она наполнила стакан еще раз. Девушка говорила неторопливо, певуче, а голос ее отчего-то напоминал шелест юбки.
– Глеб Марков. Если честно, я совершенно сбит с толку. Может, вы сможете объяснить мне, что здесь происходит? Или хотя бы скажете, куда я попал?
Лора кивнула в сторону домика с оплетенной плющом верандой, откуда все еще слышалась музыка:
– Вы ведь уже разговаривали с Франческо?
– С этим сумасшедшим? – от одного взгляда на лицо Лоры Глеб сразу пожалел о том, что сказал. Ее темные глаза на миг сверкнули, как тлеющие угольки. Не горят – а все равно жгутся.
– Может он немного и занудный, но так его уж точно не стоит называть, – она заговорила быстрее.
– Простите, я не…
– Новые люди появляются на острове не так-то часто, – прервала его девушка. – Все они задают одни и те же вопросы, но отказываются выслушать ответы. Или слушают, но не хотят понимать.
– Хотите сказать, что мне все уже объяснили? – он отпил лимонада, и Лора тут же подлила ему еще. – То есть, «вы попали на безымянный остров из-за того, что разрушили целый квартал» – это, по-вашему, нормальное объяснение?!
Лора пожала плечами:
– Если у вас остались какие-то конкретные вопросы, можете задать их мне. Но для начала лучше немного придите в себя и успокойтесь.
– Я достаточно спокоен, – Глеб почувствовал, как внутри снова закипает нетерпение, – чтобы мне объяснили, где я.
– Вам ведь уже сказали – на острове. И да, у него нет названия. Если хотите точнее – мы, скорее всего, находимся в северной части ионического моря. Еще точнее – в центре моего сада. Больше ничего о том, где вы находитесь, я сообщить не могу. Вам надо отдохнуть, а потом мы сможем еще раз все спокойно обсудить.
Она вдруг заметила рваный край его рубашки, покрытый коркой засохшей крови.
– Подождите, я принесу вам антисептик – снова пропела она, развернулась и направилась к дому. – Вы, должно быть, устали. Можете остаться здесь, у нас есть свободные комнаты.
– Спасибо, – буркнул Глеб. Когда Лора скрылась в доме, он огляделся по сторонам и обратился к молодой паре за ближайшим столом:
– Здравствуйте!
Люди лишь бросили на него короткий взгляд и продолжили тихий разговор.
– Добрый вечер! – повторил Глеб, приблизился к столу и уловил отрывки их речей. Они не смотрели друг на друга – они говорили сами с собой. Мужчина что-то бубнил и вглядывался в ладони, которые держал перед лицом. Женщина тихонько посмеивалась и озиралась вокруг, то и дело помахивая кому-то рукой.
Страшная догадка озарила Глеба, и он сразу направился вдоль столов, прислушиваясь к голосам, вглядываясь в лица, на которых недуг так или иначе оставил свой след. Скрытый от беглого взгляда, но яркий и очевидный, если хоть немного приглядеться. Игральные карты на столах раскладывались в ряды по цветам, мастям и числам, холсты на мольбертах покрывали то беспорядочные цветные пятна, то странные сюжеты, что было невозможно истолковать. Бессмысленные речи и бессмысленные действия кружили Глебу голову. Словно он попал в массовку паршивого театра, где актеры никак не могли связно изобразить нормальную жизнь.