А ещё она обожала смотреть, как закрывают стеклянные бутылки с молочной продукцией разноцветными крышками из фольги: белые – молоко, зелёные – кефир, белые с сиреневыми полосками – ряженка, голубые – снежок. Бутылки ехали по конвейеру к упаковочному агрегату. Над ним висели бобины смотанной и окрашенной в разные цвета плотной фольги шириной в десять сантиметров. Агрегат проворно упаковывал бутылки, и Лена могла часами стоять не шевелясь, наблюдая за его работой. На выходе оставались разноцветные ленты с дырками, и их можно было взять домой. Девочка украшала ими кукольный уголок.
Наступало лето, садик закрывался, и в семье остро вставал вопрос, куда деть ребёнка. Проблему решали как могли. Одно лето она ездила с папой по деревням. Отец стал заместителем начальника отдела снабжения на комбинате и контролировал поставки молока. То лето выдалось дождливым, плохие корма, нестабильные надои, и он каждый день мотался по колхозам.
Папа сажал Лену на заднее сиденье служебной машины, давал ей бутылку лимонада, печенюшки или вафельки, и так они путешествовали по его делам. Отец всегда носил светлые рубашки – однотонные или в мелкую тетрадную клетку. Он был добрым и внимательным. Селяне его любили и уважали и постоянно угощали Лену пряниками, домашними пирожками и леденцами. Ей это очень нравилось.
Как-то папина служебная машина сломалась, и они были вынуждены ехать в деревню на автобусе – единственном средстве передвижения между городом и селом. В основном это были ПАЗы. Народу в этих автобусах всегда было битком. Крестьянам впервые выдали паспорта, и они наконец-то смогли свободно перемещаться по стране. Сельчане везли из города разные вещи, хозяйственные товары, белый хлеб (ржаной пекли сами в печках), бакалею.
Пробравшись через толпу пассажиров, отец посадил Лену на крышку мотора рядом с водителем, и так она ехала до самой деревни. Шофёр вёл автобус очень аккуратно. Добравшись до места, они пообедали в колхозной столовой. Привередливая Лена с удовольствием уплетала деревенскую еду. Папа, посматривая на неё, улыбался.
Обратно ехали тоже в толкучке. В сумках и баулах пассажиры везли в город нехитрую деревенскую снедь: сало, птицу, яйца, топлёное масло, домашнюю сметану, лук, картошку, морковь.
Вечером Лена, сидя у мамы на коленях, оживлённо рассказывала ей, как они ездили в деревню, та слушала и улыбалась.
Потом пришла осень – и снова садик.
В шесть лет Лену повезли в другой город удалять гланды. В то время эта операция была поставлена на поток. Конец апреля, тёплая погода, почки на деревьях уже распустились. Хирург, большой мужчина в коричневом клеёнчатом фартуке, задумчиво смотрел на Лену. Медсестра крепко обхватила девочку руками, и пока та плакала, широко раскрыв рот, ей удалили гланды. Она только успевала выплёвывать мясные шарики. К вечеру дети, которым сделали такую же операцию, уже бегали по коридору, а у Лены не прекращалось кровотечение. На следующее утро, обессиленная, она неподвижно лежала на кровати и еле-еле выплёвывала кровь. Испуганная мама только и успевала менять марлевые салфетки. Она была в отчаянии и не знала, что делать. Врачей в отделении не было.
Первое мая, всех сотрудников больницы в приказном порядке отправили на демонстрацию. Остались только несколько медсестёр и один дежурный врач на все отделения. Зайдя в палату, он, увидев бледную, еле живую Лену, срочно отправил медсестру на демонстрацию за оперировавшим хирургом. На консилиуме решили переливать ей донорскую кровь. Девочку забрали у мамы, положили на каталку и повезли в операционную. Она плакала и тихо просила только одного – чтобы ей не разрезали животик. В операционной Лена потеряла сознание.
Очнулась она на следующее утро. Яркое солнышко весело светило в окошко. Лена чувствовала себя хорошо, кровотечение прекратилось.
– Еле успел, – с облегчением довольно пробормотал Ангел.
Душа улыбалась.
Ангел строго посмотрел на Душу Лены:
– Ты давай не буксуй тут, сразу сигнализируй.
Душа радостно светилась, глядя на Ангела.
– Не разорваться же мне, – с притворным недовольством добавил Ангел. – Мне за своим нужно смотреть… Глаз да глаз… В общем, если что, свисти сразу.
И Ангел исчез. Душа проводила его тёплым взглядом.
Мама дремала на стуле у её постели. Лене ужасно захотелось заварных пирожных. Она тронула мамину руку, и та тут же проснулась.
– Мам, заварных хочу, – улыбаясь, сказала Лена.
– Щас! – радостно ответила мама, украдкой смахнув слезу. – Отец!
Папа Лены спал на стульях в коридоре. Через секунду он появился, встревоженный и взъерошенный. Когда он увидел весёлую Лену и маму, у него свалился камень с души.
– Хотим заварных, – улыбаясь, сказала мама.
– Щас! – радостно заверил папа и рванул из палаты, но тут же притормозил и растерянно спросил: – А ей можно заварных?
Посмотрев на Лену, он добавил:
– Не обижайся, дочка, нужно спросить у врача.
– Иди, разбуди его и спроси, – твёрдо сказала мама.
Врач разрешил, и папа невесть откуда привёз здоровенный пакет с тёплыми заварными пирожными.
Глава 5
Павлик бодро шагает, держась за мамину и папину руки, на спине новенький, ещё пахнущий ранец. Осеннее солнце ласкает мягким теплом. Вокруг улыбки, цветы, нарядные детвора и взрослые, весёлые лица, радостная суета. Праздник. Первое сентября. Павлик идёт в первый класс. Душа ликует, Ангел снисходительно наблюдает.
В последние две недели в их доме царил ажиотаж. Мама и папа носились вокруг Павлика: примеряли, подшивали, подбирали, собирали, вспоминали, что забыли, находили, снова вспоминали, снова находили, хвалили и охали, чмокали и трепали, радовались. Ему это ужасно нравилось, он был центром вселенной.
Вечером Павлик убегал к друзьям. Гоняя по двору, они забывали о школе, троицу снова поглощала уличная стихия. Мишку и Сёмку тоже собирали в первый класс. Лишь изредка между делом они перебрасывались фразами.
– Мне такой здоровский портфель купили, коричневый, – заявил Сёмка.
– Везёт, – грустно сказал Мишка. – А у меня зелёный, с кошкой, фу. Девчачий какой-то.
– Почему девчачий? – спросил Павлик. – Девчачьи красные, а у тебя зелёный.
– Не нравится он мне, – недовольно сказал Мишка. – Не хочу такой.
– А ты попроси купить другой, – предложил Сёмка.
– Ага, попроси, – пробурчал Мишка. – Я сказал мамке, что не хочу такой. А она: «Если не нравится, пойдёшь в школу с затрёпанным, старшей сестры». И та лыбится, говорит: «Ага, иди с моим, я на него бантики повяжу, пойдёшь в школу с красивым портфелем». Замучила… И когда она только уйдёт от нас. Скорей бы замуж вышла и уматывала… Пять лет ещё терпеть, пока она школу кончит.
– А моя мелкая цветные карандаши у меня ворует, – улыбаясь, пожаловался Сёмка. – В садик их таскает. У самой их полно всяких, и пластилин есть. А она мои новые таскает.
– А мне ранец купили, – равнодушно сказал Павлик.
– Классный? – с завистью спросил Мишка.
– Не знаю, – ответил Павлик. – Мне пофиг. Родителям нравится.
Сёмка залез на верхнюю площадку деревянной горки.
– Тебе всё купили? – спросил он у Павлика.
– Наверное, – ответил Павлик. – По магазинам больше не ходим.
– А мне точно всё купили, – прислонившись к боковой стенке горки, сказал Мишка. – Сеструха проверяла.
– Жалко, что в разных классах будем учиться, – грустно сказал Сёмка.
– Угу, – нерадостно подтвердили Павлик и Мишка.
– А погнали к садику, – предложил Сёмка, – посмотрим малышню. Моя сестра должна гулять.
– Погнали, – согласился Павлик.
И троица, сорвавшись с места, умчалась через пустырь и площадь к садику в соседнем микрорайоне.
Не осознавая ещё, что такое школа, друзья не очень-то придавали ей значение. Для них это ещё одна старшая группа, так они думали. Их больше занимали сборы к ней, внимание, какое им уделяют, волнение родителей. А меж тем дети подходили к первой ступеньке взрослой жизни, с её грубостью, несправедливостью, коварством, обманом, разочарованиями. Ангел слегка нервничал, посматривая на Павлика, словно что-то знал.
…Родители вели Павлика в школу в приподнятом настроении. Ему же было всё равно, но он улыбался вместе с ними, видя, как они радуются. Линейку, торжества, поход в класс он воспринимал вполуха и вполглаза, не понимая, что тут происходит. И очень обрадовался, когда всё это закончилось. Взяв маму за руку, Павлик поспешил домой. Так началась его школа.
Его первая учительница, Александра Игоревна, была редкой души человек. Она сразу окружила детей своим вниманием. Помогала, когда не получалось, прощала, если они упрямились, играла с ними, давая отдохнуть. В общем, теперь у Павлика было две мамы: мама – мама и мама – Александра Игоревна. Он с удовольствием бежал в школу, прилежно вёл себя на уроках, охотно отвечал, с желанием писал дома с мамой петельки и крючочки, учил букварь, и ему всё нравилось. Вечером, выполнив домашнее задание, он всё так же спешил к своим друзьям.
Сёмка выходил первым, он раньше всех делал уроки. Следом появлялся Павлик, последним прибывал Мишка – с учёбой у него было не очень. Они гуляли по микрорайону, ходили в кафе, иногда заглядывали во Дворец культуры. Но там было неинтересно, всё уже известно. Чаще гоняли по улице.
На торжественной линейке Павлика приняли в октябрята. Потом снова учёба. Так пролетел его первый класс. Ангел куда-то пропал и не тревожил мальчика.
Летом им купили велосипеды. Сначала Сёмке – у него появился велик «Бабочка» с пневматическими шинами, двумя дополнительными колёсиками для устойчивости, ручным тормозом и звонком, класс! Он сразу попросил папу снять дополнительные колёсики, чтобы не позориться. Троица целыми днями возилась с Сёмкиным велосипедом. Через две недели Мишке купили «Ветерок». Он, осмотрев технику, настоял на двухколёсном варианте, как у Сёмки, и его отец убрал третье колесо.
Мама Павлика вышла на балкон повесить бельё и, глянув во двор, увидела сына, бегающего за катающимися на велосипедах Мишкой и Сёмкой.
– Отец, иди сюда, – позвала она.
Папа вышел на балкон.
– Смотри, – сказала мама, показывая на мечущегося в попытке догнать друзей сына.
Папа, грустно понаблюдав, сказал:
– Надо бы ему велосипед купить. – Мама промолчала. – Что у нас с деньгами? – спросил папа.
– Только те, что отложены на новый шифоньер. Наш-то совсем разваливается, рассыхается, и дверка вот-вот отлетит.
– Да-а, – задумчиво протянул папа. – Что же, он так и будет, как собачонка, за друзьями бегать?
Мама, ещё раз взглянув на сына, вздохнула и сказала:
– Да нет, велосипед ему надо купить.
– Походи в магазин, может, выбросят, – предложил папа.
– Хорошо, – сказала мама.
– А шифоньер я подправлю. Постоит ещё.
– Ладно.
Мама неоднократно заходила в магазин, но велосипедов не было. Придя в очередной раз, она неуверенным голосом спросила у продавщицы детского отдела Зины:
– А велосипедики детские будут?
Зина, посмотрев на неё как на умалишённую, брезгливо ответила:
– Не знаю.
И колко добавила:
– Спросите у Госплана, может, там знают.
Мама, покраснев, поспешила к выходу из магазина.
Несмотря на этот случай, она раз за разом приходила в детский отдел, но велосипедов не было.
У Ангела созрел план, и он решил помочь.
Продавщица Зина, будучи приближённой к завмагу и работая в дефицитном детском отделе, считала себя пупом земли, повелителем людской черни – простых покупателей. И всё в её жизни было бы прекрасно, если б не эти существа, путающиеся под ногами.
Стоя в своём отделе, Зина увлечённо обсуждала с продавщицей из соседней секции последние сплетни, городские и местные. Разгар рабочего дня, магазин почти пустой, никто им не мешает. Но тут в отдел неожиданно зашла посетительница и стала прямо рядом с ними внимательно и не спеша разглядывать неваляшек на витрине. В самый неподходящий момент, посредине рассказа продавщицы о последней интрижке их товароведа Виталия Аристарховича – Виталика.
Ангел тихо шепнул Зине:
– Чего она тут раскорячилась? Гони её.
– Чего стоим? – раздражённо спросила Зина. – Будете брать?!
– Нет, – ответила посетительница. – Просто смотрю.
– Нечего тут смотреть, – отрезала Зина. – Идите вон, в другой отдел.
– Как вы со мной разговариваете! Как можно?!
Зина повернулась к посетительнице спиной, всем видом показывая, что чихала она на неё.
– Безобразие! – возмущалась та. – Я на вас жаловаться буду!
Зина продолжила разговор с продавщицей из соседней секции, демонстративно игнорируя недовольную посетительницу. Повозмущавшись ещё немного и видя, что её никто не слушает, та ушла в другой отдел. Продавщица проводила её язвительным взглядом.
Подружка Зины, Тоня, работала в одном из отделов научно-исследовательского института. Она сидела за столом и неторопливо производила расчёты в сводной таблице. Тоня попросила подружку достать ко дню рождения сына большого ревущего плюшевого мишку. Его нужно было положить, а потом поднять, и медведь издавал ревущий звук. Вчера Зина позвонила и сказала, что всё готово. Договорились, сегодня вечером после работы Тоня зайдёт к ней и заберёт игрушку.
Она спокойно копалась с расчётами и неожиданно услышала голос Ангела:
– А чего до вечера ждать? Иди сейчас.
Тоня остановилась на секунду, прислушавшись к проскочившей в голове неожиданной мысли, и продолжила работу.
– А если кто перехватит? – подначивал Ангел. – Придёт заведующий и заберёт. У него тоже друзей полно.
Тоня замерла.
– Да Зинка кому хочешь может продать, – воодушевившись успешным началом, азартно продолжил Ангел. – Ты что, не знаешь её, что ли? Толкнёт и не подумает. Пошли.
Тоня забеспокоилась.
– Да чё ты, пошли, пока не поздно, – продолжил подстрекать Ангел.
Тоня сидела в нерешительности, готовая сорваться в любой момент.
– Ну всё, медведь ушёл, пока ты тут крестики рисовала, – провокационно заявил Ангел. – Сделала подарок сыну.
Тоня вскочила с места, отпросилась на ходу у заведующего отделом и побежала сломя голову в магазин.
Зина скучала одна в пустом отделе. Прибежала запыхавшаяся Тоня.
– Ты чё?! – удивлённо глядя на неё, спросила Зина. – Я же вечером сказала прийти.
– Да чё там, – заюлила застеснявшаяся Тоня, не понимая, зачем она в самом деле заявилась не вовремя. – Медведь тут? Давай я его заберу. Всё равно уже пришла. Ага?
Зина осмотрелась по сторонам: никого подозрительного рядом не было.
– Подожди, я щас, – напряжённо сказала она и ушла в подсобку.
Тоня быстро достала из сумки деньги. Вокруг царили тишина и безмятежность. И в тот момент, когда Тоня и Зина производили обмен денег на медведя, в отдел зашла та самая недавно облаянная посетительница. Её подгонял Ангел.
– Это чё она делает? – шепнул посетительнице Ангел. – Из-под полы торгует!
– Это что такое?! – громогласно, как пароходный гудок, воскликнула посетительница. – Из-под полы торгуем?! Таких медведей нет на прилавке.
– Только что привезли, – огрызнулась Зина. – Одного.
– Я буду жаловаться, позовите заведующего!
На крик пришла завмаг. Тоня под шумок исчезла с медведем из магазина, благо успела расплатиться. Зина делала круглые глаза и говорила, что не понимает, о чём речь, ничего не было. Завмаг, грозя продавщице всеми возможными карами, кое-как выпроводила возмущённую посетительницу из магазина.
Ангел удовлетворённо улыбался: это было первым актом его представления.
Через полтора часа свои люди из горкома партии позвонили заведующей и сказали, что к ним приходила возмущённая посетительница их магазина и написала жалобу, а ещё до этого она была в народном контроле и там тоже накатала на них телегу и обещала написать в обком. В общем, грядёт грандиозная проверка.
Вспотевшей рукой заведующая осторожно положила трубку. Она попыталась сглотнуть слюну, но во рту было сухо.
«В горкоме ещё можно попытаться найти ходы, и то вряд ли… Первый секретарь идейный, если узнает, разнесёт всех в пух и прах из-за этой идиотки, выговором не отделаешься… партбилет на стол и на хрен с должности», – у заведующей неприятно похолодело внутри.