Когда мы почти миновали небольшие скалистые горы, я вдруг вспомнила об отце и о том, как он, должно быть, сейчас отмечает свой небольшой праздник в кругу тех наших родных, что смогли прийти.
Посмотрев на идущих впереди и беззаботно болтающих Марго и Тима, я осторожно прикоснулась к руке Антона и тихо сказала:
– Как думаешь… мой папа сейчас не сильно расстраивается из-за нашего отсутствия?
Муж задумчиво проводил взглядом одинокое кучерявое облако, плывущее по голубой небесной лазури, и покачал головой:
– Я тоже задавался этим вопросом. Но, думаю, мы оба знаем ответ.
Я смущенно улыбнулась.
– Поворчит и перестанет. Знаю. Однако хотелось бы всё равно навестить его, – вспомнив о причине, по которой папа нас всех приглашал, я вздохнула, прикрыв на секунду глаза и покачав головой. – Давай сделаем это на неделе – сразу, как только получится?
Антон притянул меня к себе. Его карие глаза при этом – добрые и самые милые на свете – оказались вровень с моими.
– Конечно. Знаешь, Кать, этим ты мне и нравишься. Несмотря ни на что, ты никогда не забываешь о других.
Больше ничего не было нужно. Этим Антон прекрасно обозначил, что всё понимает. В благодарность я запечатлела на его губах поцелуй.
– Даже не думай сегодня готовить ужин, – рассмеявшись, сказала я. – Сегодня моя очередь.
Солнце светило всё ярче. Спускаясь за Марго и Тимом по нагретым камням, ступнями я даже через подошву обуви чувствовала их тепло, а в левой руке – тепло ладони своего мужа, я ощущала счастье – простое человеческое счастье.
Тревожный сон был забыт.
Глава 5
Тепло и солнечный свет прорезает жуткий скрежет, вырывая меня из радостного сна в постоянный, продолжающийся кошмар. Какое-то время я даже не хочу открывать глаза, желая подольше остаться в том месте, в том времени – счастливом и солнечном теплом майском дне, когда всё было хорошо.
Но скрип повторяется и окончательно вырывает меня из воспоминаний. От горя и гнева мне хочется плакать и бить всё вокруг.
Иллюзия весеннего дня и тепла рассыпается, как мозаика, а фигуры Тима, Марго и Антона, кажущиеся мгновение назад такими реальными, расплываются, медленно теряя очертания, исчезают во тьме. Не в силах снова видеть то, как они покидают меня, я зажмуриваюсь ещё крепче, но это не помогает. Изображения, воспроизводимые благодаря нейронным связям гиппокампа и зрительной коры, намного сильнее тех, что поступают по зрительному проводящему пути в момент непосредственного действия изображений на анализаторы, и уж точно не зависят от состояния глаз. Мысли, подобно нитям из липкого, тугого удушающего комка, мгновенно превращаются в вихри, опутывая собою головной мозг и стягивая его в путы.
Приобретённый условный рефлекс, ничего необычного.
«Я всегда надеялся, что меня кто-нибудь поймёт. Они не смогли. Но, может быть, ты?»
«После всего, что ты сделал??»
Скрежет раздаётся за моей дверью. Визжащий, пробирающий душу, скребущий её изнутри ржавыми, кровавыми когтями. Каждый раз, как в первый, он заставляет содрогаться всё тело.
Я всё ещё не открываю глаза, но понимаю, что свет в помещении включен. Наверное, то, что я не проснулась от его включения, можно объяснить достаточно крепким сном – точнее, нахождением в фазе самого глубокого дельта-сна. Но факт, что я ещё и продолжила спать при свете, уже не удивил – хотя ещё четыре месяца назад я бы ни за что не поверила, что смогу спать с включённым электричеством. Даже работающий телевизор вызывал у меня бессонницу и поэтому нередко становился предметом наших разногласий с Антоном, любителем засыпать под его бормотание.
Сегодня двадцать второе октября. Три месяца моего пребывания здесь, и время проверки. А это значит, что около часа мне снова предстоит провести в компании одной из несчастных, претерпевая стандартную программу обследований.
В пересохшем рту снова почувствовался знакомый горький привкус, но сейчас некогда было думать об этом. С замиранием сердца я прислушивалась, ожидая, когда издающая кошмарные звуки остановится перед входом в мою палату. Вот уже, помимо скрипа, можно было различить неопределённое позвякивание, а сразу за этим – почувствовать присутствие кого-то за дверью.
Ощущение слишком жуткое, и мне приходится успокаивать себя, что это не он. Этот ублюдок редко приходит вместе с ними, а дата дополнительного, «расширенного» осмотра, который он всегда проводит сам («ты ведь понимаешь, что в твоём случае это значит»), должна наступить на неделю позже.
Просто так, для разговора (точнее, по его словам, у него ничего не бывает просто так), он сейчас тем более не зайдёт.
Пять секунд. Именно столько продлилась тишина за дверью. Именно это время уходит на изучение экрана с видеотрансляцией, прикрепленного к стене перед входом – удостовериться, что я не готовлюсь к нападению. В противном случае сюда закачают усыпляющий газ. В первый месяц заточения мне довелось пару раз испытать это на собственном примере. Если поначалу мои побеги забавляли этого урода, то потом начали надоедать, да и он, к тому времени узнав всё раньше меня, стал беспокоиться за моё состояние – ведь каждая попытка неизбежно сопровождалась получением травм, а он не хотел, чтобы я серьёзно покалечилась. Это было не в его интересах. Как и избавляться от меня раньше времени.
Химик, таковы его цели…
Дурацкое прозвище, придуманное Тимом, но, по сути, оно было верным.
«А когда он мне всё рассказал, я и сама перестала собой рисковать».
Дверь с тихим шорохом отъезжает в сторону. И вот уже скрежет колёс раздаётся в каких-то двух метрах от меня. Тут же, за ним – звук возвращающейся на место двери.
Я слышу, как тележка, душераздирающе скрипя, движется по направлению ко мне. Но только теперь сквозь эти могильные звуки можно отчётливо разобрать шаркающие шаги того, кто её катил. Даже несмотря на то, что их обувью, как и для всех, кроме него, служили обычные белые чешки.
После того, что Химик сделал с беднягами, они вряд ли когда-нибудь смогут в ходьбе полностью отрывать ноги от пола.
Мне никогда не привыкнуть к такому звуковому сопровождению – как будто за тобой едет гроб на колесиках, подталкиваемый жутким выходцем с того света. Но ещё меньше, чем слышать, мне хочется видеть лицо кого-либо из них. Поэтому я оставляю глаза закрытыми, радуясь, что в перечень осмотра не входит изучение глазного дна. Если есть лишняя возможность избежать разглядывания одного из них – ею лучше воспользоваться.
Стараясь дышать ровно, я делаю глубокие вдохи, стараясь прогнать запах и вкус горелого пластика. Получается плохо и остаётся только надеяться, что меня не стошнит. Основной минус местной «диспансеризации» – в её раннем начале,так что даже не успеваешь почистить зубы, чтобы перебить гадкий привкус.
Справа от меня звякали инструменты. Их шуму вторило напряжённое хриплое дыхание, перебиваемоеедва слышными стонами. Судя по тембру голоса, сегодня была женщина.
«Виолетта, так её зовут».
Её холодные пальцы вцепились в моё правое плечо, а следом я почувствовала, как на нём стягивается жгут. Я замерла в предвкушении облегчения, которое вскоре пришло в виде разлившегося рядом восхитительного запаха спирта. Хоть на несколько мгновений он перебьёт у меня в носоглотке горькое жжение.
И ведь оно вовсе не результат постороннего вмешательства и не показатель серьёзных отклонений – просто индивидуальная особенность в рамках нормы. Это тоже нужно перетерпеть. Если повезёт, в течение месяца симптом исчезнет.
В руку впилась игла.
Ощущение такое, будто локоть раздувают изнутри водой, а вспухший синяк вспыхивает острой болью. Ничего, это всего лишь забор крови. Бывало гораздо хуже. Словно в подтверждение мыслей, места, с которых не так давно сошли самые глубокие синяки – следы драки и падений при последней попытки побега два месяца назад – неприятно заныли. Следом мучительно отозвался шрам на груди.
«Хорошо, обошлось без трепанации черепа».
Второй укол – и я чувствую, как правая рука немеет. Ощущение такое, будто в вены закачали свинец. А потом начали с силой выдергивать их заживо.
Я прикусила нижнюю губу и сквозь зубы медленно, со свистом выпустила из себя воздух. Голова начала кружиться.
«Я провёл тебе курс уколов и избавил твой организм от токсинов и следов вредного воздействия. Сделал всё возможное, чтобы предотвратить последствия. Новый курс – это совершенно другое. Чередование иммуномодуляторов и витаминов пойдёт тебе на пользу и подготовит почву для… остального».
«Остальное» должно было случиться, по его словам, не раньше через как минимум полгода. Как максимум, через семь месяцев.
Ты ведь не все.
Я содрогнулась.
«За это время мы узнаем друг друга получше. Я думаю, это скрасит твои последние месяцы жизни. Ты поймёшь, со мной не так уж и плохо».
Резиновый жгут с глухим стуком ударился о твёрдый металл.
Он называет меня особенной, не такой, как все. И я ему верю. Мне есть, с кем сравнить. Ведь я была снаружи своей прямоугольной тюрьмы и видела многое.
То, что хотела бы забыть.
Запах спирта выветрился, и рот снова наполнился едким прогорклым привкусом. Рядом всё также звякали инструменты, перемежаемые натужным хрипом обречённой. Локтевой сгиб нестерпимо жгло. Голова кружилась.
Не в силах сдержать очередной рвотный позыв, я склонилась над левой стороной кровати. После того, как я слишком быстро села, часть слюней и желчи выплеснулась мне прямо на грудь. Теперь мне ещё и сменят одежду…
Я мысленно представила свой костюм: штаны, футболка, бельё и носки – всё белого цвета. В голове вновь зазвучали слова Химика:
«Тебе определённо нужна более элегантная одежда. Но не сейчас и не в ближайшее время. Когда ты придёшь в обычное состояние, я обязательно позабочусь о твоём внешнем виде».
Когда я приду в обычное состояние.
Глава 6
Столовая нашего корпуса НИИ располагалась на первом этаже и представляла собой прямоугольное помещение, оформленное в сине-белых тонах. Благодаря длинной стене с широкими окнами, едва прикрываемыми сверху полукружиями тканевых жалюзей с чередующимися кобальтовыми и светлыми участками, оно было залито светом. Сразу по левую сторону от входа стояли раздаточные столы и касса, а всё пространство напротив них заполняли чинно стоявшие в ряд столики, к которым по обе стороны были приставлены по два стула с округлыми железными спинками. На каждом, помимо держателя салфеток и солонки, стояли небольшие синие вазочки с такими же крохотными искусственными букетиками, а на самой дальней стене висел циферблат с обрамлением в виде филина.
Сейчас, в обеденное время, в комнате приёма пищи находилось немало народа. Кое-кто из сотрудников брал еду из дома и питался в комнате отдыха, либо своём кабинете, но всё же большинство предпочитало собираться здесь.
Когда я вошла сюда, стрелки часов показывали без пяти час. Ещё на подходе к столовой нос мой уловил аппетитные ароматы свежеприготовленных блюд, среди которых я с удовольствием различила любимую рыбу – горбушу (здесь её всегда готовили под морковной шубой) и ни с чем не сравнимый кофейный аромат. Да, у нас готовили настоящий кофе – не хуже, чем в приличных городских кофейнях, чему я и мои коллеги несказанно были рады.
Едва я успела встать в очередь, как меня сзади весело окликнули. Я обернулась. Конечно, это была Марго, ворвавшаяся в помещение красочным буйным вихрем: на ней были джинсы (данный вид ткани – постоянный атрибут её стиля), просторный свитшот цвета летнего луга и накинутый поверх шеи цветастый шарф. Через плечо у Марго была перекинута оливковая спортивная сумка.
– Привет! – жизнерадостно поздоровалась она и в два прыжка оказалась рядом со мной, на ходу проворно прихватив поднос и столовые приборы.
– Марго! Надо же! Рада тебя видеть.
– Вот это мы удачно встретились! У тебя тоже сейчас перерыв?
– Да, – кивнула я, доставая с полочки чашечку с винегретом. – Только что закончила занятия с ординаторами.
– Классно, – взгляд Марго пробегался по выставленным салатам. – А я вот сейчас починила в биохимии термостат и решила перекусить. У меня с собой пирожки есть тут, – она похлопала по своей сумке. – Взяла, чтобы кого-нибудь угостить, если вдруг. Но сегодня подходящего случая не было. А самой кушать где попало как-то неудобно, потому я спустилась сюда. Есть я могу хоть где, но здесь мы всего второй день работаем, поэтому поначалу… – Марго пожала плечами.
– Ничего, скоро вы с Тимом привыкните к местным правилам, – я уже хотела спросить, не придёт ли он сейчас тоже сюда на обед, но увидев, как Марго деловито заставляет свой белый поднос тарелками с едой, которая вся в совокупности сильно превысит для неё норму суточного потребления калорий, сочла его ненужным.
– Антона с нами не будет? – уточнила подруга.
– Нет, он сейчас очень занят. Важная встреча с главой отдела, – я с улыбкой представила, как муж сейчас увлечённо рассказывает нашему шефу, заведующему отделом, о планах своего нового исследования. – Как Тим?
– Оо, он… осваивается. Как обычно, всё разглядывает. Сказал час назад, что освободился и к обеду придёт. Он в корпусе иммунологии, так что ждать его быстро не стоит.
– Понятно, – усмехнулась я. Отдел иммунологии был в НИИ третьим по размеру – после нашего и неврологического, а располагался в отдельно стоящем двухэтажном здании, попасть в которое от нас можно было через переход, ведущий в главный корпус.
С полными подносами мы, расплатившись на кассе, двинулись в сторону столиков. Как назло, все были почти полностью заняты. Проходя мимо коллег и знакомых, здороваясь с ними, я с досадой отмечала, что свободным попадалось разве лишь одно место из четырёх, а это нам не подходило. Чёрт возьми, сегодня что, сюда идут вообще со всего НИИ? Нет, так не бывает. Должен же найтись подходящий столик! В противном случае нам придётся временно сесть порознь и ждать.
С лёгким беспокойством и раздражением я продолжила оглядывать зал. И тут в конце, в правом углу дальней стены, увидела то, что искала. Хотя тот столик не был пустым, но более приёмлемого варианта сейчас не может и быть.
– Туда, – я кивком указала путь, и мы обе пошли к столу, за которым на стуле в углу одиноко сидел черноволосый мужчина в халате.
Когда мы приблизились, он, заметив нас, оторвался от супа, который до этого аккуратно хлебал, и отложил в сторону кусок белого хлеба. Я увидела, как при взгляде на меня в его глазах появляется тепло, а губы трогает смущенная улыбка. Он медленно кивает мне в знак приветствия.
– Екатерина Семёновна, добрый день, – его тенор звучит вежливо и обходительно. – Я полагаю, вы заметили, что сегодня в столовой трудно найти место для приёма пищи?
Попытка шутить. Снова неловкая улыбка.
– То есть простите, я не совсем это хотел сказать. Конечно, я рад, если вы присоединитесь ко мне…
– Валя, всё в порядке, – успокоила я вконец смутившегося парня. – Да, если ты не против, мы с удовольствиемприсоедимся. Знакомься, – поставив поднос, я повернулась к Марго, которая одновременно со мной сделала то же самое (с более слышимым грохотом). – Это Валентин, работает в нашем отделе. Он старший лаборант в биохимической лаборатории, где ты, кстати, сегодня побывала. Или вы, может, уже там виделись?
Марго посмотрела на меня. На какой-то миг её лицо приобрело задумчивое выражение. В следующую секунду она отрицательно помотала головой и вновь обратила внимание на нового знакомого.
– Очень приятно. Вердина Маргарита. Новый инженерный техник НИИ и подруга Кати, – она посмотрела на Валю, улыбнулась и протянула руку. Её карие глаза засветились искренней приветливостью. – Можно просто Марго. На всякий случай прошу нас извинить за столь безобразное вторжение к вам и за то, что будем присутствовать тут ещё несколько минут.