– Не каждый ключ открывает заветную дверцу; часто бывает так, что и ларец под рукой, а открыть его нечем, – произнесла Думарина, глядя, как он одевает присланные ханом Хулагу прекрасные брачные одежды и хмурит чело. – Главное, важно знать, что сокровища – они есть, только под спудом, и просто ждут своего часа, места и мастера. Тогда и жить веселей.
– Ты что меня дразнишь, проказница? – произнес Ван Юань, помахав пальцем "беседующей с Ангелами" и почувствовав как, словно из пепла, в душе восстает сожженная вера и надежда.
Бывает и так: нехитрое женское дело иной раз возвращает в опаленное сердце утраченную милость Небес.
глава 2.
"Святой муж говорит, что получивший удел сделается господином; принимающий на себя несчастье страны, сделается царем её".
Лао-цзы
Как тучны стада, над которыми ты поставлен пастырем, как обширны степи, где ты – господин; но "Небесное Дао похоже на человека натягивающего тетиву на лук: высокий поднимает лук вверх, а низкий поднимает лишь взор".
Жизнь это праздник, – когда одни едят, пьют и гуляют, и без тени сомнений уверены, что именно в такой способ угождают создавшему их Творцу, другие пользуются их невежеством и не брезгуют ничем в достижении своих целей. Хотя, по правде сказать, цели уже достигнуты: всё, что необходимо – закатить пир горой; для одних это праздник, для других – пир во время чумы. Остается лишь удивляться изощренности порока, и Божественному милосердию над всем этим разгулом страстей.
Свадьба состоялась со всем блеском и размахом подобающим любимому внуку Чингисхана – непривычная, однако для христиан, которым полагалась лишь одна-единственная жена. Но для благого дела – освобождения Святой земли от неверных и возвращения Иерусалима, духовенство, благословившее брак, решило пренебречь сущей мелочью. Да и кто может запретить ильхану, которому по ясе полагалось иметь много жен… ввести в свою юрту красавицу, – вся их надежда теперь была на молодость, красоту и разум Тукити-хатун, ревностную христианку, воспитанную в строгости и благочестии. А если она сумеет уговорить своего мужа, хитроумного Хулагу принять крещение, – считай, дело сделано. Ведь креститься он обещал непременно в Иерусалиме. Тут же упоминалось о Соломоне, имеющем семьсот жен и премудрость от Бога, а Хулагу мог соперничать мудростью даже с этим библейским царем. И это был общеизвестный факт.
На свадьбу прибыло много гостей, и удивительно, даже посольство от Берке – хана Золотой Орды, с подношениями достойными самого Соломона. Правда, у ильхана догадывались, что послы прибыли требовать обратно спорные земли – плодородную Ширванскую долину, из которой Хулагу изгнал пред этим золотоординцев.
– За ними нужен глаз да глаз, – произнес хан Хулагу на ухо Ван Юаню во время брачной церемонии.
И тому поневоле пришлось приступить к своим прямым обязанностям, положенным ему еще ханом Мунке – хранить жизнь Хулагу и заботиться о его окружение.
Перспектива убраться подальше от всего, что так тяготило измученную душу, сразу воспарила, словно синяя птица, в прекрасную и недосягаемую даль.
– И за этими тоже, – показал хан глазами на купцов в богатых одеждах из сафьяна и бархата, существенно отличающихся от расшитых золотом и серебром халатов степняков.
– С ними проще, – произнес Ван Юань,– черные как вороны они хорошо заметны в толпе. А что делать с посольством Берке? Они смешались с нашими воинами и теперь не понять, где свои, где чужие.
– Нужно за каждым прикрепить соглядатая, – подсказал ильхан. – Найди словоохотливых воинов, могущих выпить ведро архи, и пусть опекают гостей, да так, чтоб к утру уже никто не смог пошевелиться. И что я должен тебе разъяснять твои обязанности? Приступай к ним немедля!
– Но уважаемый хан, мы с Думариной желали побыстрее уехать, – было заикнулся Ван Юань
– Потом, – только и махнул рукой хан Хулагу. – Кстати, где твоя образованная сирийская жена? Мне необходим толмачь, я хочу знать, о чем меж собой разговаривают купцы и монахи.
– Вам и об этом известно? – лишь удивился новоявленный командир ханского кэшика.
– А ты как думал?.. И о том, что она служила ключницей у отца Бейбарса, казнившего моего верного нойона Китбуги.
– Ну, тогда вы, уважаемый хан, должны знать, как мы спаслись из горящего дома? – не нашел более веских оправданий Ван Юань.
– Знаю, вас спасло Небо, – просто ответил хан Хулагу, и сморщил губы, словно для поцелуя.
– Вы же нас специально выследили в степи, не правда ли?! – хлопнул себя ладонью по лбу Ван Юань.
– Мне не с кем было беседовать о далекой родине твоих предков – земле тысячи Будд, – произнес самодовольно ильхан.
– Разве?.. Я тут повстречал своих учителей – они могут беседовать сутками обо всем на свете.
– Вижу, ты не промах… Снился мне недавеча сон, – хан перешел на шепот. – Помнишь, пирушку у Колы-вана. Опившись вина, я видел тогда видение – женщину-Будду, императрицу. Она отвечала мне на много вопросов и промеж прочего сказала пару слов о тебе.
– Что же такого могла знать обо мне незнакомая баба, пускай и Будда? Я с ними – ни-ни.
– Когда ты вошел в горницу, шатаясь… она сказала: "Держи его возле себя, этот нукер дважды спасет тебе жизнь".
– Разве мало с нами случается неприятностей на войне, особенно в бою. Кто это может посчитать?
– Дело в том, – помедлил хан, разглядывая в упор лицо своего ангела-хранителя, – что это была Будда-Майтрейя, так она себя называла. И точно указала, что случай произойдет на моей свадьбе. Представь, я тогда и не думал жениться, разве только поджениться на ночь, с одной из Колы-вановых дочек-красавиц. Но его сонное зелье свалило нас всех…
Хан вздохнул. – И вот, так все закрутилось. Эта свадьба, а тебя рядом нет.
– А когда же второй раз я должен спасти вам жизнь, уважаемый хан. Вы ведь упомянули, – дважды, или Будда-Майтрейя… – не её ли прихода вы ждете?
– Да, она обещала снова прийти.
Хан зачесал макушку. – Полагаю, первый был у Колы-вана. Будда так и сказала: "Берегись женщин хан, особенно на свадьбах". Поверь, я люблю женщин и уже мог жениться тысячу раз, невзирая на предостережение Будды-Майтрейи и ревность Докуз-хатун. Но тебя нет под рукой. Мои воины искали вас по всей Сирии и даже в Египте.
– Ах, вот как… все непросто, – только и вздохнул в ответ Ван Юань.
Он тут же послал за Думариной; она пришла из покоев Докуз-хатун, где проводила теперь все свободное время в душеполезных беседах с властной хозяйкой Мераге.
– Эти "вороны" называют Хулагу "главным чёртом", остальных схизматиками и еретиками, и ждут не дождутся, когда Берке вырежет весь ваш улус, – выдала первую партию информации умная сирийская женщина.
– Что ты такое несешь? – возмутился Ван Юань, не желая переводить сказанное хану Хулагу.
А тот удивленными круглыми глазами уже смотрел ему прямо в рот.
– Да, когда они смотрят на нашего хана, у них улыбка не сходит с лица – лиц, более умиленных, я в природе не встречал. По крайней мере, из наших грубых и невежественных аратов никто так не обращает взор к Небу.
– Образованности им не занимать, но это коварный разум, – кротко ответила "беседующая с Ангелами".
– Ты ведь еще даже не слышала, о чем они говорят меж собой! – не унимался Ван Юань – Неужели можно судить о людях исходя лишь из собственного мнения? А… Я понимаю, у мамлюков, где ты служила, было свое предвзятое отношение к крестоносцам.
– Тебе что, нравятся их вычурные черные одежды? – насмешливо спросила жена. – Ведь ты сам из "воронов". Не спорю, это новое веяние в моде. А мамлюки, кстати, неплохо разбирались в вещах.
У меня есть сведения, что послы Берке привезли письмо для этих купцов, от их же собратьев, которые давно уже чешут Берке на уши, как эти нашему хану Хулагу. Вчера случайно узнала…
– Вы еще долго будете издеваться над человеческой речью, и своим ханом в том числе? – не выдержал хан Хулагу, ведь Вань Юань разговаривал со своей женой на языке ее праотца Нахора.
– Ей известно о пренебрежительном отношении купцов к ее сирийской вере… да и этому благочестивому собранию заодно. А монголов они вообще называют бурханами.
– Я это знаю и так, – недовольно хмыкнул ильхан. – Всё то время, что монахи находятся здесь, они убеждают меня принять их истинную латинскую веру – говорят о великих благах, которые мне откроет Небо впоследствии – наука, культура, цивилизация. Одна сферика и геометрия чего стоит? И покровительство папы – с этим доводом трудно не согласиться, – в этой части Вселенной папа решает вопросы мира и войны, может объявить новый крестовый поход против еретиков, и с нас полетят ошметки.
Хан Хулагу хитро посмотрел на собеседников.
– Ну, и?..
– Я им ответил, что у меня уже есть такой покровитель – Сын Неба, хан Хубилай. Конечно, они сразу захотели посетить ставку верховного кагана, о чем я тебе толковал ранее.
– Вот и прекрасно. Давайте отравим их ставку хана Хубилая. Пусть докажут на деле, чего стоит их вера.
– Ты хитришь, однако… желая поскорее уехать.
Хан посмотрел пронизывающе на своего охранителя, но потом перевел взгляд на Думарину и тут же сменил гнев на милость. – Ну, это понятно, такое себе свадебное путешествие. Но ведь я тоже хочу насладиться этой брачной ночью и дожить до утра. О чем ещё они говорят?
– Думарина видела, как люди хана Берке передали им послание из Золотой орды. Это попахивает заговором.
– Что в послании?
– Не знаю; первым делом следует их обыскать!
– Погоди, – остановил хан Ван Юаня, который уже отдавал приказание своим кэшиктенам. – Главное, не спугнуть крупную рыбу. Нам тоже нужны "свои" люди в Сарай-Бату. Ведь таким образом мы можем наладить с ними сотрудничество. И золота у меня предостаточно, а купцов оно интересует в первую очередь. А не поможет, ты пообещаешь, что отвезешь их к Хубилаю – пусть они сперва попробуют убедить моего ученого брата принять покровительство папы.
Хан Хулагу рассмеялся вполголоса. – Но хан Берке важнее и опаснее.
– Купцы опасны не менее, – произнесла Думарина по-монгольски, и у хана, как и в Ван Юаня отвисла челюсть.
– А как вы думали я беседовала все это время с многоуважаемой Докуз-хатун?
– Я знаю, как склонить купцов на свою сторону, – произнес хан, лишь вздохнув, – и дело вовсе не в золоте. Нам необходимо уличить их в сговоре с золотоординцами – тех казнить, а этих помиловать. Но напугать до полусмерти.
Он выразительно глянул на Думарину – И ты женщина, должна нам в этом помочь.
– Неужели хан желает, чтобы я выступила в этой игре переговорщиком от лица мамлюков? – спросила бывшая ключница емира Ала ад-Дин Айтегин аль-Бундукдар.
– Вот видишь, твоя жена уже в курсе всех политических интриг.
Хулагу заговорщицки подмигнул Ван Юаню. – Учись каракитай.
– Я не каракитай.
– Это неважно. Хан Берке ведет переговоры с булгарским ханом Константином и византийским императором Михаилом об объединении их с мамлюками, таким образом готовиться мощный удар нам в спину. Правда, мне Никейский деспот обещал не допустить союза мамлюков и Золотой Орды, не пропускать их послов и караваны из Египта, но я не уверен, что весилевск Михаил выдержит натиск и "железные" доводы Берке. Ведь, после возврата Константинополя, он серьезно нуждается в средствах на восстановление разрушенного города и защиты его от латинян – только представь себе, нанимает монгольских воинов Берке за наше золото, которое я ему посылаю.
Хан изобразил на лице крайнее недоумение. – Мы должны прекратить подобную практику и помешать планам Берке. И здесь нам лучшие союзники – венецианские купцы, которые желают захватить рынки Константинополя, Азии – весь Шелковый путь, и даже проникнуть за Великую стену. Так поможем им в этом… Услуга за услугу.
– О Небо, эта политика мне ненавистна, – взмолился Ван Юань.
– Да это политика,– согласился хан, – Возможно, тебе стоит ею заняться и отойти от угрызений собственной души и плоти – угрызений совести, в конечном счете.
– Я лишь желал поскорее уехать на родину своих предков, – заныл Ван Юань. – С купцами или без.
– Всему свое время, – многозначительно ответил хан. – Ты уедешь тогда, когда на это будет согласие Неба.
глава 3.
"Кто увлекается, тот терпит большой убыток".
Лао-цзы.
Святой муж различает милость и лесть, хотя та и другая обильно помазуют чувства, но познать разницу может только освободившийся от страстей. Или, когда недоверие к чудовищной лести человеку внушит само Небо. Но здесь разум требует доказательств, выдвигая тысячи доводов в защиту лести, ибо сам постоянно льстит себе и ежечасно требует от окружающих тому подтверждения. Мягкость, доступность и снятие всяких ограничений – вот признаки "истинной" лести, и даже сострадание к погибающим – ворон ворону глаз не выклюет; другое дело, когда требуется разделить власть. Тут лесть показывает свою истинную сущность – звериный оскал – рвет без жалости, и уже не смотрит с умиление и не прощает простые человеческие слабости. Ибо лесть очень остро чувствует момент, когда она отпадает от сосцов матери – тщеславия, и буквально зубами цепляется за любую возможность удержаться на плаву. Обеспечить себе устойчивое положение в мире и неприкасаемость, вот главная задача лести, за которую человек, болеющий этим недугом, согласен даже сторговать свою бессмертную душу. Но где начало падения? Кто ответит?..
Ночь была тихой и благожелательной, и в этом опытное сердце, привыкшее к постоянным скорбям, уже чувствовало подвох – любимое коварство лести. Ведь только настоящие труженики понимают: для того чтобы навести в доме порядок необходимо перебрать десять тысяч вещей и выбросить горы мусора. А если ни с того ни с сего окружающий мир вдруг становится подозрительно податлив – жди непременно беды. Конечно, многое в государстве зависит от правителя – "когда святой муж будет управлять страною, то злой дух перестанет быть богом. Это, впрочем, не значит, что злой дух перестанет быть таковым, но люди не будут терпеть от него вреда". Но кто может заявить о себе, что он уже достиг меры святых, ведь даже нравственность святого мужа совершенствуется с течением времени. И вот, хотя Хулагу и желал блага своему народу, не все его страсти хотели того же, особенно по части женщин, – нет да нет, глаз упирался в упругие формы чей-то жены или пассии, и Хулагу отмечал, что неплохо было бы иметь эту вещь у себя под рукой. Враг не дремлет. Ведь даже великий царь Давид согрешил… А что уже говорить о монгольском хане, которому по яссе полагался гарем. Обнаружив, что Думарина обладает незаурядным умом и проницательностью, а также длинными пальцами, осиной талией и формами в раза два превосходящими формы монгольских хатун, ибо сирийские женщины унаследовали внешность от Сарры, а характером и грацией были подобны львицам – ну, нравились хану Хулагу властные женщины, – ильхан решил про себя, что такой дар судьбы, это слишком много для его джигуна. Другое дело, он – владыка несметных сокровищ Багдада; да и политика в регионе требовала компетентных специалистов и обворожительных секретарей. И ничего страшного не случиться, если вдруг, в стычке с предательски острым кинжалом Берке, случайно погибнет его верный нукер – и тем самым спасет своему хану жизнь.
Логика зла многосложна, комбинаций не счесть…
Ах, вот оно, начало падения – лесть увлекается женским обаянием и чувственной любовью, что духовно граничит с безумием.
Так вот, брачная ночь была тихой настолько, что даже пьяные вдрызг послы и лазутчики Берке вряд-ли могли нарушать безмятежность, но хан Хулагу верил в Будду Майтрею и в ее предсказания – не могла же Будда соврать. Тем более, что состав и рецепт Колы-ванового зелья ему давно был известен – вином Колы-вана опоили всех неблагонадежных на свадьбе, и даже Ван Юаня… – хан специально отправил верного нукера одного сторожить приготовленный ему брачный чертог, сам хлебнул напоследок остатки из кувшина, заперся в обсерватории и, глядя на звезды, стал ждать прихода Майтрейи.