Он закатил глаза и уставился в стекло, рассматривая проплывающие мимо серпантинные склоны, сменяющиеся сосновыми чащами.
– Ты что до него докопалась? Ну не хочет человек общаться, зачем донимать? – вмешался братец, и мы завели старую добрую шарманку на четверть часа.
– Господи, ну надо было оказаться рядом с клоунами…
– Ты сейчас кого клоуном назвал? – хотел было налететь на соседа Джон, как по всему автобусу раздался громкий, похожий на львиный рык: «А ну всем заткнуться!»
Оказалось, что весь автомобиль гудел, кричал и смеялся, накаляя обстановку до предела. Кондиционеры не работали, стало окончательно нечем дышать после того, как попросили закрыть окна, чтобы не летела пыль. Как я уснула – не помню, но от недостатка кислорода начала ужасно болеть голова, да еще и подташнивало в придачу, когда изредка открывала глаза, чтобы вытереть слюни со щеки.
Ни с того ни с сего мы со свистом подались вперед и врезались головой в спинку переднего кресла.
– Приехали! – повторился недоброжелательный рев.
Двери запищали, но с диким нежеланием выпустили нас, после того как в них врезался огромный кулак неизвестного.
– Выходим парами! Не разговариваем! Слушаем внимательно мои команды! – лаял плотный мужчина в тошно-фиолетовой, грязной форме. Он топтал землю так, что из-под ботинок во все стороны разлетались куски засохшей земли, и нетерпеливо посматривал на наручные золотые часы, которые подчеркивали желтизну больной, изуродованной шрамами и рубцами кожи.
– Наверное, бывший военный, – прошептала я скорее себе, потому что все остальные старались выйти из транспорта как можно быстрее.
Пробила дрожь. Рядом с мужчиной в форме, в зачехленных прозрачным материалом туфлях на широченных каблуках стояла статная молодая женщина с большими лазурными глазами, которые блестели, словно два драгоценных камня. Они были глубокими и умными. Ее волосы чуть закрывали ухо (их цвет напоминал лед в Антарктиде), а серебряные сережки нескромно демонстрировали лебединую шею, подчеркнутую хайлайтером. Ослепительная женщина.
Мы безмолвно двигались через лесную чащу – никто не решался заговорить под взглядами незнакомцев. Они бурно обсуждали бумаги, которые светились в руках у «Снежной королевы», и о чем-то спорили. Сквозь густой туман медленно вырисовывались темное здание и несколько прилегающих к нему строений округлой формы и заброшенная детская площадка. Дряхлые качели дрожали даже от самого легкого ветерка, а железные трубы завывали от сквозняка и выплевывали воздух из образовавшихся из-за ржавчины дыр. Сам лагерь был окружен редкими больными соснами, которые старчески скрипели и желали прилечь. Земля еще не успела подсохнуть после недавнего дождя, а под ногами слышался хруст ломающихся шишек и палок. Кто-то раскусил зубами орех.
Брат вполголоса начал сравнивать это место с зоной отчуждения в Украине, но тут же стих, делая вид, что зевает, когда голова офицера вновь повернулась. Сзади плелись те самые «звезды», что смеялись над нашим походным луком. В этот раз они то и дело возмущались и чертыхались, пытались согреть себя руками, и на каждом шагу смотрели на проваливающиеся в землю каблуки. Я не удержалась от злорадства и язвительной улыбки.
– И-извините, а-а м-можно вопрос? Что э-это за запах?
– Никаких вопросов в строю, пока я не дал команды! – заорал мужчина. – Это ваш завтрак, обед и ужин на следующие четырнадцать дней, – он облизнул тонкие губы бледным языком и сравнялся с перепуганной рыжеволосой девочкой, а затем взглянул в ее томные травяные глаза и улыбнулся, обнажив акульи зубы. Девочка, теряя в залитых краской щечках веснушки, наверное, захотела раствориться в сырой земле и споткнулась о первый возникший под старыми ботинками корень. Прилетела к ногам остановившихся начальников, но еще чуть-чуть, и ударилась бы головой о металл. Она медленно испуганно поднялась и врезалась взглядом в глаза отвратительного мужчины.
– Добро пожаловать в лагерь «Анютины глазки»! Светитесь от счастья! – высоко пропищал командующий, и ржавые стальные ворота со скрипом отворились.
3. День 1: время испытаний
Я негодовала: раздувала ноздри и озиралась по сторонам, в надежде увидеть хоть что-то интересное. Внимание привлек постоянно скачущий диапазон эмоций на лицах ребят, в такт стуку обуви по сиреневой плитке. Она вела нас в большой зал, заполненный болезненного цвета врачами и аппаратами. При виде нас доктора перестали копошиться с приборами и встали по стойке смирно, неестественно улыбаясь. Такие физиономии в ужастиках обычно появлялись перед пытками или маниакальными убийствами.
– Встать в две колонны по росту лицом ко мне: девушки – слева, парни – справа! Арш! – тот же знакомый мужик выскочил в центр, закинув руки за спину и вздернув подбородок.
Один из врачей ненароком подался вперед, но вовремя очнулся и поймал испуганные взгляды коллег. Подростки начали толпиться и толкать друг друга, меряясь ростом, а через несколько секунд образовались идеально ровные параллельные прямые. Братец оказался справа, и мне впервые захотелось протянуть ему руку. Перед ним стоял Барри. Его волосы еще больше вились от влажного воздуха и лезли Джону в лицо. Тот то и дело отплевывался и закрывал глаза, когда знакомый делал едва заметные движения головой или разминал шею.
– Сейчас испытания! Леди Селена озвучит результаты в конце. Желаю удачи. Это повлияет на цвет вашей формы.
– Если она будет такого же отвратительного цвета, то у моей фортуны вкуса нет, – выцедила русая барышня с щечками, стоявшая передо мной, и я тут же почувствовала волну веселья, которая цепью передалась в самый конец, откуда раздался поросячий визг. Командир шутки не оценил и прошептал что-то врачу на ухо.
– Вопросы есть? – он окинул взглядом толпу и, не обращая внимания на поднимающиеся вверх руки, продолжил. – Тогда шаго-ом марш!
Мальчики ушли направо, а девочки – налево. За каждым из нас, не моргая, следили две пары глаз, которые находились у входной двери. Если вы видели гвардейцев, охраняющих Букингемский дворец, то знаете, с какими каменными лицами они выполняют свой долг. Так вот, здесь было то же самое. Я обнаружила «холодную» даму на выходе из врачебного зала, а за ней впопыхах выбежал молодой конопатый человек, размахивая пергаментом.
– Леди Селена, л-леди Селена, подождите! Вы не подписали! – он несколько раз споткнулся на ровном месте и чуть не уронил папку, жонглируя ею то одной, то другой рукой; чуть ли не потерял очки и свое достоинство – вылитый ботан. Меня накрыл испанский стыд[2], и я хотела бы отвлечься от жалкого зрелища, но любопытство взяло верх.
Охранники напряглись – были готовы защитить свою королеву. Та черканула несколько раз на листках с таблицами, а затем покинула лобби летящей походкой, не ответив на приветствие. Странные мужчины не приложили руку к голове, как это делают военные, но резким движением вздернули воротники униформы, которые стояли, словно накрахмаленные. Шевроны их формы переливались золотистым оттенком (ненароком вспомнила маму и запах ее волос), на них красовался непонятный символ. Я не смогла разглядеть его с такого расстояния, даже при идеальном зрении. Черная рваная шевелюра смахивала на хохолок какаду, а руки охраняли что-то на темном поясе, который был несколько раз обмотан вокруг талии. Берцы начищены до такой степени, что вторые подбородки отражались, словно в тонированном темной пленкой зеркале.
Мой живот начал петь арию, а за ним весь холл превратился в сцену Большого театра, который опустел лишь через два часа. Как ни странно, время пролетело незаметно. Сначала вокруг нас порхали врачи и проводили медосмотр так, будто до этого они проверили тысячи таких, как мы. Колонна двигалась быстро, записи велись размашисто и непонятно – я не успела разобрать почерк ни одного специалиста.
Затем через открывающийся шлюз мы прибыли в другой корпус, где следовало пройти контрольные точки. Было нечем дышать, но с языком на плече я все же пробежала положенную дистанцию. Для этого был отведен специальный зал диаметром в сто метров и выдана временная серая спортивная форма. Беговая дорожка была обрамлена, неудивительно, фиолетовой светоотражающей лентой, которая в полумраке резала глаза. Когда, наконец, я разобралась с десятью кругами, то закрыла глаза, в висках запульсировало, тело повело в сторону, и я увидела неоновое большое кольцо – не упала. Послевкусие такое, будто съела яйца с сахаром, – не вывернуло.
Пришлось выполнять еще и спринт. На старте было по четыре девочки: вызывали по алфавиту, поэтому я успела отдышаться после предыдущего забега и пронаблюдать за тем, как курицы машут крыльями и пытаются взлететь.
Только когда девочка с каштановым высоким хвостом, бежавшая, кстати, с весьма приличной скоростью, в духе арабской лошадки, не успела затормозить, поскользнулась и вписалась в оградительную стенку, где сидели наблюдающие, – только тогда во мне проснулось искреннее сочувствие, и я подбежала к ней, чтобы помочь. Она оперлась о мое плечо и попыталась пойти, но, в конечном итоге, попрыгала с врачом в травмпункт.
Далее мы прошли проверку на дальность прыжка, метание гранаты, на растяжку и завершили все плаванием. Последний этап проходил в отдельном здании. Десять дорожек освещались подсветкой, а потолок и плитка были выложены из мозаики. Узор напоминал бесконечно связанные между собой геометрические цветки. Когда-то мы посещали храм, и его витражи были украшены таким же орнаментом, поэтому я почувствовала даже что-то родное и теплое, когда плыла кролем на спине. Быть может, тепло шло от девочки, плывущей на соседней дорожке.
В конце этапа я сняла очки, которые впились резинками в глаза, и почувствовала, как лицо начало гореть. Я растерла его ладошками и попыталась умыться водой из бассейна, но стало только хуже: дошел резкий запах хлорки. Я добежала до шкафчика в раздевалке и вывалила из чемодана вещи, суетливо ощупывая содержимое, чтобы достать таблетки. Накопила слюну и проглотила пилюлю. После того, как отек немного спал, решила собрать все вещи обратно и переодеться, но разглядела лишь изрезанные ткани, отчего покраснела пуще прежнего. Я была готова порвать всех, но после голосового сигнала поторопилась на экзаменационный этап, который проводили в головном здании.
Высушив полотенцем волосы и завязав на голове тюрбан, я пальцами напялила кроссовки и с хлюпаньем отправилась на испытание, не забыв при этом взять чемодан. Отыскала нужный кабинет и кое-как отворила дверь, поскольку замок не хотел поддаваться. Наконец, передо мной нарисовалась дюжина глаз мужчин и женщин.
– Здравствуйте, извините, а здесь проходит экзамен? – я шмыгнула носом от слизи и постаралась ответить на каждый возможный взгляд, но мой упал на большое количество мониторов и другой электроники; кто-то снял наушники, а кто-то разлил стакан с кофе – все остальные будто в рот воды набрали. Одна из женщин решила подать голос, но получилось нечто вроде хрипа и кашля:
– Это крыло персонала, вам в правое крыло.
– Поняла, спасибо.
Я медленно закрыла дверь и проверила табличку. На ней под номером «три» была надпись: «только для персонала», которую я, конечно же, не увидела из-за размытого зрения. Теперь я была кротом. То же самое разглядывала и на других дверях, пока плелась по коридору странного здания, утирая ладонью с лица ненужную жидкость и почесывая внутреннюю сторону предплечья. Я прошла через шлюз и попала на развилку, где изначально нужно было повернуть направо. На самом перекрестке чуть не врезалась в темно-синюю фигуру. Мужчина был полным и высоким, с тяжелыми веками, закрывающими половину глаз, и глубокой залысиной, в духе среднестатистического сотрудника дорожно-патрульной службы, и не излучал ничего плохого, как, впрочем, и хорошего. Его второй подбородок начал движение:
– Придержи коней, модная девочка, – он оглядел меня с головы до пят и с отдышкой выдал, на его взгляд, смешную историю. – Слушай, жила-была девушка по имени Анна. Красивая, нежная, глаза ее впитывали солнце и блестели золотом и бла-бла-бла, в стиле приторной ванили. Короче, любила она себя очень, но полюбила одного парня больше и пожелала быть с ним и в болезни, и во здравии. Так случилось, что столкнулась Аннушка с проблемой – кожа местами фиолетовой стала. Муж ее холил и лелеял, все зеркала убрал, чтоб не расстраивалась любимая, но не выдержал тоски-несчастья и на сторону пошел. Вышла Анна в лес погулять, чтобы не видел ее стыд никто, и встретила пару. Узнала она избранника своего и пуще прежнего посинела, дождь пошел, глаза мокрыми стали. Заглянув в лужу, свое отражение увидала, а потом в дом помчалась, рассудок растеряв, и выколола глаза свои, дабы не видеть больше никогда. «Что ж ты наделала, Аня?» – расплакался мужик. «За красоту меня любил!» – «Да, я любил тебя за красоту очей твоих, потому что в них я рассмотрел прекрасное. А сейчас я вижу пустоту, которая начала расти, болезнью порожденная! Так забери же сердце ты в знак истинной любви и усмири тоску свою и в горе утопи!» В общем, был пацан, и не стало пацана. Баба пошла, закопала глаза свои в саду вместе с бывшим, и выросли на месте том цветы небывалой красоты, потому что поливала она их водой из дыр. Ну, из тех, где глаза раньше были. Солнце наполнило растения яркостью, и стали светиться они и днем, и ночью, и песни петь заунывные. В итоге убежала баба в лес, и там нашли ее останки, конец сказке. Это я к чему? Ах, да. Так вот, если бы я себя не любил, то выколол бы себе глаза, когда впервые тебя увидал.
Выдавила из себя смех.
– Детка, я бы на твоем месте не обнажал зубы. Все это весьма прискорбно. Да я об экзамене, который начался минут семь назад, а ты со мной флиртуешь.
– Я не…
– Ш-ш-ш. Идешь прямо, и третий кабинет по левой стороне. Желаю удачи. Себе, чтоб не видеть более этого кошмара.
Он похрюкал, подмигнул и тяжелой походкой закосолапил в левое крыло здания, насвистывая что-то знакомое. Я проводила мужчину взглядом, пожала плечами и достигла, наконец, пункта назначения. Конечно, вы уже представили картину: почти стерильный кабинет, где сухие и переодетые подростки нарушают тишину шуршанием бумаг, и тут врывается мокрое чучело в купальнике с полотенцем на голове. Многообещающе.
– Вы так долго не могли определиться с выбором одежды и решили притащить гардероб с собой? Или есть другое объяснение вашему внешнему виду и опозданию?
Я смогла разглядеть ее лицо, значит, отек почти спал. Это была неприятной наружности женщина с секущимися темными волосами до плеч, с небольшими крысиными глазками и писклявым голосом. Задавала вопросы четко, делая театральные паузы после каждого слова, и опиралась о стол. Под тяжестью он со скрипом сдвинулся с места, но хватка оказалась сильной и моментально вернула его обратно.
– Меня зовут Джина. Джина Флотт. Мою одежду порезали на части. Опоздала, потому что забрела не в то крыло, и меня остановил мужчина в форме, чтобы рассказать сказку.
Кто-то хихикнул, но я с гордым видом не шевельнула головой и не удостоила взглядом окружающих меня гиен. Широкая скула на лице мадам двинулась.
– Не желаю более слышать оправдания, садитесь за первый стол, берите бумагу, чернила, далее объясняю. Вы все большой палец опускаете в краску, а затем поверх нужного на ваш взгляд варианта наносите свой отпечаток. Исправлять ответы нельзя, время ограничено. В вашем распоряжении полчаса на двадцать заданий. Три, два, один, начинаем.