– Ну-у, молодой человек, – развеселился пассажир, – эдак вы долго ждать будете, когда у него… так сказать, у сюжета вашего, ноги до вас дойдут… Я, кстати, знаю способ гораздо проще и интереснее.
– Нннда? – удивился таксист, – и какой же? Если не секрет.
– Сон! – торжественно объявил сомнолог. – Разумеется, сон – и это не секрет. Ложитесь спать и спокойно себе заказываете свою бомбу.
– И она мне прям тут же приснится…
– Ну, может, и не прям тут же, но приснится, не сомневайтесь.
– А вы его растолкуете?
– Вовсе не обязательно, – пожал плечами собеседник. – Ваш сюжет вы спокойно поймете и без толкований. Скорее всего. Да и вообще – сомнолога вам обычно и не требуется, сами все прекрасно способны уловить.
– Это кому это «нам»? – подозрительно заломил бровь водитель – залихватски, как ему показалось. Какой-то грустной рассеянностью повеяло от слов пассажира, захотелось его подбодрить, что ли…
– «Вы» – это… те, кто ищет. Кто подошел к порогу… неизведанного. Или ищет этот порог.
– Хм, – потер щеку Алексей. – Не знаю насчет порога, а сон заказать – спасибо, попробую. Что-то как-то у меня заказанные сны не сбывались никогда.
– Вы плохо хотели, – наставительно поднял палец клиент. – Плохо. Сны транслируют скрытую информацию нашего подсознания, и с этим не шутят, молодой человек! Это не забава. И не развлечение. М-м… Развлечение, конечно, но не сны под заказ. Вот в них, как раз, и нужно испытывать острую необходимость.
– Понятно, – кивнул таксист, – будем испытывать.
Грейс вертела в пальцах монету. Бронзовый кругляшок всего в полкобо, давно она таких не видела. У торговца пучок мангровых листьев стоил одну кобо. Это если тебе самой лень выйти во двор, чтобы их сорвать. Монета была зажата в кулаке у повешенного, и чтобы разжать у него кулак, потребовалась сила Эва. В монете была пробита дырка, в которую, надо полагать, раньше вдевали шнурок. То есть, казненный перед смертью монету никому не отдал, а предпочел сам отнести ее духам. А может, он так оплатил услуги самой Грейс, подумалось ей с улыбкой. Вот мы и определили себе цену. Ну, что же – Лоа тоже любят пошутить, и их шутки бывают куда злее.
А вот в монете она зла не нашла – наоборот, Грейс чувствовала, что этот бронзовый кругляшок с ноготь большого пальца был единственной его ценностью. Сегодня суббота, стало быть, монету отдадим Ошун, кинув в реку. А Ориша воды, может, отдаст ее своей сестре Йеманджа. Море и упокоит память.
В коридоре зашуршали чьи-то торопливые шаги. Такую поспешность здесь проявляла лишь Миа, любое поручение она выполняла только бегом. Даже в тех ритуалах, которые следует проводить максимально медленно. Нет, нужно ее как-нибудь напоить чем-то, вроде отвара зомби – ну как можно так бесполезно растрачивать энергию – нет, чтобы направить ее на что-то нужное! На обучение, например…
Полог качнулся, впуская кекере, ее главную помощницу. Миа привычно – быстро, но почтительно – опустилась на колени и коснулась лбом истершихся циновок. Грейс вздохнула. Без толку ей объяснять, что незачем полировать циновки при каждой их встрече, счет которых в течение дня идет на десятки. Миа есть Миа, всегда стремительная и чуть запыхавшаяся.
– Иалориша…
– Поднимайся, лань моя. Что там опять стряслось? Пожар?
– Нет. Вас вызывает комендант.
Лукавые бесенята в глазах Грейс потухли. Выслушивать распоряжения дуболома, который и так уже сидел в печенках и считал Грейс чем-то вроде прыщика в причинном месте, не улыбалось.
– Что, еще один?
– Да, Иалориша.
– Третий уже. – Грейс потерла виски. – Каррефур в них сегодня вселился, не иначе.
– Да, только не третий, а третья. – Увидев немой вопрос наставницы, Миа пояснила: – Она нездешняя, из женской тюрьмы. Вы же знаете, у них своей Мамбо нет, вот и привезли к вам.
– Понятно. – Грейс встала. – Она уже в морге?
– Она уже на алтаре.
– Спасибо, лань моя. Передай коменданту, что свою работу я выполню, а к нему на этот раз не пойду. А если он будет так частить, так и вовсе могу забыть к нему дорогу. – Грейс повернулась к алтарю Эва, чтобы проверить, не погаснет ли свеча до ее возвращения, а когда повернулась к выходу, Миа уже снова полировала лбом циновки:
– Иалориша…
Подойдя к порогу местной часовни, Грейс опустилась на колено, чтобы нарисовать веве папаше Легба. Предыдущий затоптали служители, занося новое тело и вынося предыдущее. Перед порогом светлело уже меловое пятно от бесчисленных символов, которые Грейс каждый раз чертила перед ритуалом отпевания. Да, ритуал нельзя начинать без покровительства папаши Легба, Лоа перекрестков и дверей. Грейс достала истершуюся уже пембу, начертила новую печать, произнеся краткое приветствие, и добавила:
– Прости, дорогой, что зачастила – у них там сегодня прорвало.
Войдя, Грейс окинула взглядом женское тело, лежащее на алтаре – оно, казалось, сплошь состояло из кровоподтеков – эту, похоже, просто забили насмерть. Жрица, покачав головой, зажгла свечу у алтаря Эва: кварцевый камень перед свечой матово заиграл отраженным светом. С помощью Эвы душе усопшей, мпунгу, придет очищение и покой. Грейс взяла ассон и, напевая привычный речитатив, приготовилась к встрече с Эвой, концентрируя энергии трех миров и входя в транс. Транс был необходим, чтобы Лоа получила доступ к телу. Мпунгу должна очиститься. От печати насилия и злобы, от тюрьмы и побоев. От земных забот и болезней. От скверны. Мпунгу ярка, невесома и свободна. Ничто ее не должно тянуть назад – Духи встретят мпунгу и… отведут… Духи…
Мпунгу находилась в теле отпеваемой и не собиралась его покидать. А это означало, что женщина все еще была жива.
Грейс отшатнулась, обрывая ритуал на полуслове. Ох, как этого Лоа не любят… Но Эва ко всему привычная – вечером договоримся, замолим, ублажим подношениями.
Потрогав сонную артерию у отпеваемой, Грейс убедилась, что пульс отсутствует. Значит, либо сама женщина выпила… можно кой-чего выпить, чтобы инсценировать свою смерть, уж кому, как не Мамбо об этом знать – и это такой способ побега, либо эти слепые олухи просто притащили на отпевание живую женщину по своему чудовищному скудоумию.
Жрица обессилено опустилась на колченогий табурет, который обычно служил подставкой под сумки или подносы – много для чего использовалась эта часовня. Нужно было извещать коменданта. Или… наоборот – вспомнить, что она целительница и помочь несчастной бежать. Что для Грейс было куда предпочтительней. Что угодно, только бы снова не видеть этого напыщенного бравого индюка. И вообще с этой работой пора завязывать. Давно пора, сил уже никаких нет…
Сомнолог не соврал. Алексею, и правда, в кои-то веки приснилось что-то интересное – хотя и не сразу. В этом тоже не соврал. Некоторое время он лежал с закрытыми глазами, жадно вспоминая приснившиеся. Потом потер лицо, встал и побрел по привычному утреннему маршруту. В голове весело роились мысли, налетая одна на другую.
Так… Зона. Или концлагерь. Или даже его медчасть. Тетка. Немолодая уже, уставшая вусмерть. И у нее какой-то етицкий дар. Она этих померших и убиенных осматривает, фиксирует смерть и чистит. Хм… Чистит… Ладно, потом. Где это, во-первых? Жара и море… день чудесный… Стоп, моря не было, а вот ощущение моря было… Африка? А где у них там концлагеря? А, Куба, кстати. Вьетнам… М-да. Ладно, неважно… Пусть Куба. К ней приходит… Фидель к ней приходит. Судя по роже. И выправке… Вояка, суровый и прожженный. С бутылкой, ясно дело. И о чем-то там с ней долго трет…
На сковородке заскворчало содержимое. Алексей, не глядя, одной рукой полез в рядом стоящий холодильник, попутно напряженно пытаясь нащупать будущие сюжетные линии, бессмысленно смотря в пустоту перед собой. Разбил пару яиц, посолил, уменьшил газ, накрыл крышкой. Стал наливать воду в чайник.
…Хе, понятно о чем. Я старый солдат и не знаю слов любви… а что? Зона зоной, а жить-то надо. А она ни в какую. Она, видать, так уже устала от этих смертей, что видеть ни их, ни его рожу уже не может… а ему, значит, хоцца… Интересный контраст – романтика на зоне. Надо бы ему соперника еще, до кучи. Нет, не надо соперника – перебор. Мыльных опер еще не хватало, эта парочка и так самодостаточна… Дальше… а дальше все. Значит, танцуем с тем, что есть…
Алексей утвердил завтрак на столе и сел перед ним в позе мыслителя. Так он сидел пару минут, рассеянно шаря глазами поверх тарелки.
…Что, опять Маркеса перечитывать? Я ж застрелюсь. Не, Маркес нормально – но хоть бы один пробел был в этом его кирпиче! Останавливаешься на полуслове, начинаешь с полуслова… Так. Его, скажем, зовут Хулио, естественно – как же еще. А ее, стало быть, Хуанита. Ну точно, голимый Маркес. И название подходящее – «Хуанита»! Или даже «Хуаниты тоже плачут», домохозяйки будут в восторге… Да что меня на мыло-то все тянет – просто Хуанита! Да-а, «Просто Хуанита», ой бяда-а…
М-да, все это было бы смешно, если бы не было так мутно и скудно. Работа… В топку работу, сегодня и без меня справятся… Хулио, значит. Он чего-то намешал в бутылку, она травится, и он… а ему нужна не она, а что-то в ее хибаре! А она себя тоже от этого отравления чистит… Чистит.
Так… что такое чистит? Нахрена? Души их чистит, что ли, как священник? Или это не зона, а карантин, и они там все со смертельным вирусом… Тогда понятно, чего он к ней пришел. Пожить напоследок… Нет. Они без вируса, а он…
Он узнал, что он заражен! Во!!! Нет… Вирус – это банально. А когда все здоровые, а она их все равно как-то чистит – вот это круто. Знать бы еще, как и зачем. Вот именно это и надо знать: как, а главное – зачем, в этом вся соль…
Алексей потер глаза. Ох, отвык он работать. Полчаса интенсивности мозга, и он уже начал уставать. Идеи буксовали, интерес к сюжету улетучивался. Ну, пришел мужик к бабе, а она чистит. Вот и все. И это «чистит» – единственное, что удерживало его от того, чтобы забыть этот нелепый сон, как и все предыдущие.
…Так. Блин… Чистит. Она-то пусть чистит, сон-то не о том. Они там всю ночь о чем-то спорили. В эмоциональных красках. Краски помню, о чем спорили – ни рожна не помню… Он обвинял и требовал, а она устало отбрыкивалась. С гробовой, прям скажем, усталостью – ей вообще, по ходу, все пофигу было – и он, и зона эта, и даже ее чистки…
Алексей убрал посуду в раковину, прошел в комнату, включил компьютер и лег на кровать, закрыв глаза. Внутренне осмеяв надежду что-то вспомнить в этой позе, он глубоко вздохнул и стал слушать шум кулера. Просто захотелось прилечь на пару минут. После еды, видать. В эти пару минут о сюжете он не думал. Интернет – великая штука, может чего и удастся нарыть. Хотя что он собрался рыть, Алексей и сам пока не понимал.
Через полчаса бесполезных поисков он понял одно – нужно вспомнить сон. Или махнуть на все рукой и ехать бомбить дальше – третьего не дано. И тут он вспомнил о своем пассажире – во, точно! Он все это заварил, он теперь пусть этот сон и выковыривает. Из великих глубин подсознания. В век интернета найти автора книжки, название которой еще, по счастью, не забылось, было делом пяти секунд.
…Так-с. Першин Сергей Маркович. Ага, похож. Здесь он, правда, помоложе. Ну и ладно. Маркыч, как ты меня забодал своим «молодым человеком» – еще не хватало эдакого интеллигентного «да-с»… Препод, небось, и презануднейший…
Но на сайтах ничего про преподавательскую деятельность Маркыча не было, более того – информация была, в общем-то о книге, а про ее автора – ни биографии, ни библиографии, ни званий, ни профессии – лишь фамилия-имя-отчество, да ссылка на почту. Ну и отлично, и то хлеб.
Под вечер заявился комендант.
Причем, впервые на памяти Грейс, он заявился к ней домой. Сначала, ясно дело, в комнату влетела Миа, и в позе своего любимого ритуального поклона пыталась что-то сказать, но от волнения или испуга не могла связать и двух слов. Грейс вышла посмотреть, что ее так напугало, и увидела коменданта. В одной руке у него была бутылка кашасы, а в другой то и дело мелькали четки из маленьких раковин каури. Высокий и худой, как палка, он стоял перед домом и разглядывал Террейру, что находилась тут же, во дворе. Камни алтаря, которые во время ритуальных праздников чем только ни поливали, тускло блестели в сумерках.
На улице было свежо – дуло с побережья, и Грейс поплотнее закуталась в накинутую на плечи шаль, молча испепеляя взглядом непрошеного гостя. Комендант обернулся и увидел жрицу.
– Что-то часто вы стали игнорировать мои вызовы, госпожа Холли, и я решил сам нанести вам визит, – звучно произнес он и качнул принесенной в руке бутылкой. – Это вам, выпейте как-нибудь на досуге со своими духами.
– Благодарю, господин комендант, – медленно кивнула хозяйка, – и от себя, и от своих духов.
– Мы давно с вами работаем, а по-приятельски так до сих пор и не болтали… – расплылся в улыбке гость. Улыбка его походила на оскал аллигатора – видно было, что ей он пользовался крайне редко. – Пригласите в дом?
Давать от ворот поворот гостю, принесшему дары и духам, и их жрице было немыслимо, да хоть это будет сам Омулу. Лоа такого не прощают.
– Проходите, господин комендант, – посторонилась Мамбо в некоем смятении, не веря собственным ушам и с трудом представляя себе – как с этим человеком можно болтать по-приятельски. Солдафон до мозга костей, легко срывающийся на крик – на уме лишь отчеты и дисциплина, никаких неуставных взаимоотношений с подчиненными… Либо его зазомбировала наконец какая-то добрая душа, либо она все еще так и не удосужилась получше узнать своего начальника….
Еще раз оскалившись, гость прошел в комнату, откуда с писком вылетела Миа. Следом зашла жрица и приглашающим жестом указала на кресло. Сама села в другое, по ту сторону маленького столика с фруктами. Комендант сдвинул кобуру, сел и охнул, увидев стену напротив. Она вся была увешана алтарями, масками, ритуальными инструментами, и прочим инвентарем. Бубны, барабаны, трубки, бусы, засушенные ветки и букеты, кинжалы и ассегаи в едином ансамбле создавали потрясающий эффект.
– Гордость Миа, – с полуулыбкой произнесла Грейс, удовлетворенная реакцией гостя. – Если вы без моего разрешения дотронетесь до любой ворсинки на той стене, она перегрызет вам горло, и я не шучу.
– Что, правда? – расхохотался комендант и встал с кресла. – А посмотреть можно?
– Посмотреть можно.
Комендант прошел к стене и, не доходя пару шагов, остановился. Засунув руки сзади за портупею, он стал разглядывать стену, не двигаясь с места. Его предусмотрительность позабавила Грейс, и она подумала, что пару минут в обществе коменданта выдержать можно.
– Шикарно! – объявил комендант, оборачиваясь. Он без суеты вытащил руки, сдвинул кобуру на место и одернул китель. Странно еще, что волосы не пригладил, мимоходом подумалось Грейс – вот что-что, а безукоризненности его внешнего вида всегда можно было только позавидовать. Правда, пока он не начинал строить из себя генералиссимуса…
– Но я к вам, надо сказать, по делу, – продолжил меж тем комендант и его глаза льдисто блеснули. – Сегодня у нас пропал труп Хуаниты Эстер. А это ваша зона ответственности. Я мог бы вызвать сюда наряд и саму вас отправить под суд – но, как видите, я проявляю максимум доброй воли и уважения – надеясь пока, что это просто недоразумение. Итак, госпожа Холли – куда вы его дели?
– Объяснитесь. Вы хотите сказать, что я или мои духи поглотили человека?
У коменданта тут же заходили желваки на скулах. Его игривость таяла на глазах, и жрица про себя удовлетворенно усмехнулась – вот такого коменданта она и привыкла всегда лицезреть в кабинетах и тюремных коридорах: без мишуры и напускных любезностей. Стало ясно, что лицемерить с ней он больше не собирается.
– Я хочу сказать, что, когда труп выносили из часовни, – в голосе коменданта привычно прорезалась сталь, – где вы его там камлали, он еще был; а через два часа его уже нигде не было. И я давно подозревал, что от ваших плясок рано или поздно жди какой-нибудь каверзы.
Грейс встала, глаза ее сузились.
– Вот я не понимаю, дурак вы или прикидываетесь. Привозите мне забитого насмерть человека, женщину – живого места на ней нет, ключица сломана, внутренности отбиты, гематомы головы и шеи, несовместимые с жизнью, что там с ней делали по дороге ваши люди, я и думать не хочу – она полдня лежит в нашем пекле бездыханная, а я, значит, незнамо зачем ее оживляю и отпускаю восвояси? Вы в своем уме?