– Ну и что вы узнали?
Я поправил очки на переносице. Они были неудобными, оправа слишком маленькая.
– Почти ничего, если не считать, что у Кадмина не было приказа убивать. Кто-то хотел просто поговорить. Вообще-то я и сам дошёл до этого. Ведь в противном случае Кадмин спалил бы мою память полушарий в вестибюле «Хендрикса». То есть это означает, что кто-то хотел о чем-то со мной договориться в обход Банкрофта.
– Или кто-то хотел допросить вас с пристрастием.
Я покачал головой.
– О чём? Я только что прибыл на Землю. Это не имеет смысла.
– А если это связано с Корпусом чрезвычайных посланников? Какой-нибудь давнишний должок? – Ортега помахивала рукой, словно выдавая различные предположения. – Кто-то имеет на вас зуб?
– Нет. Через это мы прошли, ещё когда орали друг на друга у меня в номере. Есть люди, которые с радостью расправились бы со мной, но никто из них не живёт на Земле. И ни у кого нет такого влияния, чтобы выйти за пределы своей системы. А насчет Корпуса я не могу сказать ничего, чего бы не нашлось в открытых архивах. Это было бы чересчур большим совпадением. Нет, всё дело в Банкрофте. Кто-то хотел принять участие в представлении.
– Тот, кто его убил?
Опустив голову, я посмотрел на Ортегу поверх тёмных стёкол.
– Значит, вы мне верите.
– Не совсем.
– Ну же, бросьте!
Но Ортега меня не слушала.
– Я хочу узнать, – задумчиво промолвила она, – почему Кадмин в конце концов переменил свою линию. Понимаете, с тех пор, как его загрузили в воскресенье вечером, мы мурыжили его раз десять. И он впервые хотя бы косвенно подтвердил, что в тот вечер был в «Хендриксе».
– Кадмин не признался в этом даже своим адвокатам?
– Мы не знаем, о чем он с ними говорил. Его интересы представляют крупные акулы из Улан-Батора и Нью-Йорка. Заоблачные гонорары. Приносят на каждую встречу с клиентом устройство постановки помех. На лентах системы наблюдения один шум.
Я удивлённо поднял брови. На Харлане виртуальные юридические процедуры обязательно отслеживаются. Устройства для помех не разрешается использовать никому, сколько бы денег ни стояло за этим человеком.
– Кстати, раз уж речь зашла об адвокатах Кадмина – они здесь, в Бей-Сити?
– Вы хотите сказать, физически? Да, они занимаются делами округа Марин. Один из партнёров фирмы взял напрокат оболочку. – Ортега презрительно скривила губы. – В наши дни физическая встреча считается показателем класса. Лишь мелкие конторы ведут дела по проводам.
– И как зовут этот «костюм»?
Последовала короткая пауза, она не выдавала имя.
– Сейчас для нас главное – Кадмин. Не уверена, можем ли мы пойти так далеко.
– Ортега, мы пойдем до самого конца. Мы об этом договорились. В противном случае мне придётся вести расследование на свой страх и риск, подставляя прекрасное личико Элиаса под новые удары.
Ортега помолчала.
– Его фамилия Резерфорд, – наконец сказала она. – Вы хотите поговорить с ним?
– В настоящий момент я готов поговорить с кем угодно. Быть может, я выразился недостаточно ясно. Я иду по остывшему следу. Банкрофт тянул полтора месяца, прежде чем нанять частного следователя. Кадмин – всё, что у меня есть.
– Кийт Резерфорд – это пригоршня легкоплавкой смазки. От него вы добьётесь не больше, чем от Кадмина в подвале. К тому же как, чёрт побери, я должна вас представить, Ковач? «Привет, Кийт, это тот самый частный детектив, которого твой клиент пытался замочить в воскресенье. Он хочет задать тебе пару вопросов». Да Резерфорд не скажет ни слова.
Тут она была права. Я помолчал и задумчиво уставился в море.
– Ну хорошо, – наконец медленно произнес я. – Мне нужно поговорить с ним лишь пару минут. А что если вы представите меня Элиасом Райкером, вашим напарником из отдела органических повреждений? В конце концов, я ведь и так почти он.
Сняв линзы, Ортега помолчала.
– Вы шутите?
– Нет. Ищу реальный подход. Резерфорд ведь из Улан-Батора, так?
– Из Нью-Йорка, – натянуто поправила Ортега.
– Ладно, из Нью-Йорка. Так он, скорее всего, до недавнего времени даже не слышал ни про вас, ни про Райкера.
– Весьма вероятно.
– Так в чем же проблема?
– А в том, Ковач, что мне это не нравится.
Опять наступила тишина. Уставившись в пол, я тяжело вздохнул, наполовину деланно, наполовину по-настоящему. Затем, в свою очередь сняв очки, я посмотрел на Ортегу. Её чувства отображались на лице, как на дисплее. Безотчётный страх перезагрузок и всё из него вытекающее; маниакальный материализм, судорожная вера в реальность тела, загнанная в угол.
– Ортега, – тихо произнес я, – я – это не он. Я не пытаюсь быть им…
– Да ты даже близко не можешь с ним сравниться! – отрезала она.
– Мы говорим только о перевоплощении на пару часов.
– И всё?
Она произнесла это голосом, твёрдым как сталь, и быстро надела очки, чтобы я не видел навернувшиеся на глаза слезы.
– Ладно, – кашлянув, заявила Ортега. – Представлю тебя Резерфорду. Не вижу в этом смысла, но я сделаю, как ты сказал. И что дальше?
– Трудно сказать. Мне придется импровизировать.
– Как это ты делал в клинике «Вей»?
Я небрежно пожал плечами.
– Методика чрезвычайных посланников определяется окружающей обстановкой. Я не могу реагировать на событие, пока оно не произошло.
– Ковач, я не хочу новой кровавой бойни. Это портит статистические отчёты нашего управления.
– Если и будет какое-то насилие, начну его не я.
– Гарантия хилая. Ты хоть представляешь, что именно будешь делать?
– Я буду говорить.
– Только говорить? – недоверчиво посмотрела на меня Ортега. – И всё?
Я водрузил на нос неудобные очки.
– Иногда этого достаточно.
Глава восемнадцатая
Первого адвоката я встретил, когда мне исполнилось пятнадцать. Это был тщедушный человечек, специалист по защите несовершеннолетних преступников. Он представлял мои интересы в суде, и весьма неплохо. Против меня выдвинули обвинение в нанесении незначительных органических повреждений сотруднику полиции Ньюпеста. Адвокат с недальновидной терпеливостью добивался условного освобождения и одиннадцати минут принудительного виртуального психиатрического лечения. Когда мы вышли из зала суда, он взглянул на моё, судя по всему, самодовольное и наглое лицо и грустно кивнул, словно получив подтверждение худших опасений насчёт смысла жизни. После чего адвокат развернулся и ушёл, не сказав ни слова. Я сразу же забыл его фамилию.
Вскоре я попал в подростковую банду Ньюпеста, и подобные знакомства были полностью исключены. Члены банд прекрасно разбирались в компьютерной сети и писали собственные программы виртуального взлома или выменивали их у малолеток вдвое моложе на низкосортную виртуальную порнуху, скачанную из «паутины». Поймать их с поличным было непросто, и правоохранительные органы Ньюпеста предпочитали не трогать банды. Междоусобные войны были опутаны множеством строгих ритуалов и исключали участие посторонних. В тех редких случаях, когда разборки выплёскивались за пределы замкнутого мира банд и задевали простых граждан, следовали быстрые и жестокие карательные рейды. После этого парочка главарей оказывалась на хранении, а остальные члены банд получали хорошую взбучку. К счастью, я не успел подняться на вершину преступной иерархии, и меня на хранение не отправляли. Поэтому в следующий раз я попал в зал суда, когда разбиралось «Дело Инненина».
У адвокатов, которых я там увидел, с тем, который защищал меня в пятнадцать лет, общего было столько же, сколько у огня из автоматического оружия с громкими звуками, издаваемыми в туалете. Хладнокровные, профессионалы до мозга костей, они настолько высоко поднялись по служебной лестнице, что, несмотря на военную форму, не подходили к настоящей перестрелке ближе чем на тысячу километров. Они акулами носились по холодному мраморному полу суда, решая единственную проблему: как провести чёткую линию между войной (массовым убийством людей, одетых в мундиры чужой армии), оправданными потерями (массовым убийством собственных солдат с существенной выгодой) и преступной неосторожностью (массовым убийством собственных солдат без ощутимой пользы). Я просидел в зале суда три недели, слушая, как адвокаты перемешивают доводы и факты в салат, и с каждым часом различия, в начале судебного разбирательства казавшиеся чёткими и ясными, становились всё более размытыми. Наверное, это говорит о том, что акулы прекрасно знали своё дело.
После такого слушание простых уголовных дел стало облегчением.
– Тебя что-то беспокоит? – спросила Ортега, искоса взглянув на меня.
Она опустила воздушный аппарат без опознавательных знаков на морскую гальку перед стеклянным фасадом конторы Прендергаста Санчеса, адвоката.
– Да так, просто задумался.
– Попробуй принять холодный душ и выпить спиртного. Мне помогает.
Кивнув, я протянул крохотную металлическую капельку, которую катал пальцами.
– Это законно?
Ортега отобрала капельку.
– Более или менее. Впрочем, жаловаться всё равно никто не будет.
– Замечательно. Теперь, для прикрытия, будет нужна твоя вступительная речь. Дальше я буду действовать сам. Ты говори, а я буду молча слушать. Начнём с этого.
– Отлично. Кстати, Райкер был таким же. Никогда не произносил два слова, если достаточно одного. А с преступниками – так вообще молча смотрел на них.
– Что-то в духе Мики Нозавы, да?
– Кого?
– Не важно.
Ортега перевела двигатели на холостой ход, и грохот гальки о днище затих. Я потянулся в кресле и откинул люк со своей стороны. Выбравшись из машины, я увидел мускулистого верзилу, решительно спускающегося по деревянным ступеням к нам. Он был в перчатках; в кобуре под мышкой болтался пистолет, словно выставленный напоказ. Наверняка это не адвокат.
– Спокойно, – вдруг произнесла Ортега. – Пока что мы действуем в рамках закона. Он нам ничего не сделает.
Спрыгнув с последней ступеньки, верзила мягко приземлился на пружинистые ноги. Ортега показала ему полицейский значок. Лицо верзилы вытянулось от разочарования.
– Полиция Бей-Сити. Мы хотим встретиться с Резерфордом.
– Машину здесь ставить запрещено.
– А я уже поставила, – спокойно ответила Ортега. – Не будем заставлять мистера Резерфорда ждать.
Наступило натянутое молчание, но она правильно оценила верзилу. Недовольно пробурчав что-то под нос, он указал на лестницу и последовал за нами, держась на почтительном расстоянии. Взбираться пришлось довольно высоко, и я с удовлетворением отметил, что Ортега, в отличие от меня, запыхалась. Мы пересекли скромную веранду, отделанную деревом той же породы, что и лестница, и прошли через стеклянные раздвижные двери в приёмную, обставленную, как гостиная. На полу лежали ковры, расшитые теми же узорами, что и моя куртка, а на стенах висели картины эмфатистов. Для посетителей стояло пять кресел.
– Чем могу вам помочь?
А вот это уже адвокат, никаких сомнений. В приёмную вошла ухоженная блондинка в свободной юбке и жакете, вальяжно засунув руки в карманы.
– Полиция Бей-Сити. Где Резерфорд?
Женщина бросила взгляд на нашего сопровождающего и, получив подтверждающий кивок, не стала требовать удостоверений.
– Боюсь, Кийт в настоящий момент занят. Он на виртуальной связи с Нью-Йорком.
– Что ж, придется его побеспокоить, – с обманчивой мягкостью произнесла Ортега. – Передайте, что с ним хочет встретиться детектив, арестовавший его клиента. Не сомневаюсь, он будет заинтересован.
– Вероятно, вам придётся подождать.
– Не придётся.
Женщины на мгновение скрестили взгляды; адвокат отвернулась первой. Она кивнула верзиле; тот с разочарованным видом вышел.
– Я посмотрю, удастся ли мне что-либо сделать, – ледяным тоном произнесла адвокат. – Будьте любезны, подождите здесь.
Мы стали ждать. Ортега подошла к окну от потолка до пола и стала разглядывать пляж; я осмотрел картины. Среди них оказались весьма неплохие. Нас обоих, в разное время и в разных местах, научили, как вести себя там, где есть системы наблюдения. Поэтому за те десять минут, пока Резерфорда извлекали из кабинета виртуальной связи, мы не обмолвились ни словом.
– Добрый день, лейтенант Ортега.
Хорошо поставленный голос напомнил Миллера из клиники «Вей». Отвернувшись от картины, висящей над камином, я увидел, что и оболочки у них чем-то похожи. Быть может, у адвоката она была чуть постарше, чем у Миллера, с более резкими патриархальными чертами лица, призванными моментально пробуждать уважение как у судей, так и у подсудимых. Но в целом то же самое атлетическое телосложение и приятная внешность.
– Чем обязан этому неожиданному визиту? – продолжал Резерфорд. – Надеюсь, вы не собираетесь тратить моё время впустую.
Ортега пропустила замечание мимо ушей.
– Это сержант Элиас Райкер, – сказала она, кивнув на меня. – Мистер Резерфорд, ваш клиент только что признался в попытке насильственного похищения и создал угрозу нанесения органических повреждений первой степени перед монитором. Не желаете взглянуть на ленту?
– Нисколько. А вы не желаете объяснить, почему находитесь здесь?
Резерфорд знал свое дело. Он едва отреагировал на слова лейтенанта, и все же я краем глаза кое-что заметил. Мой разум нырнул в пике.
Ортега облокотилась на спинку кресла.
– Для адвоката, представляющего интересы человека, которому грозит стирание, вы на удивление лишены воображения.
Резерфорд театрально вздохнул.
– Вы оторвали меня от очень важного разговора. Полагаю, у вас есть что-то существенное.
– Вам известно, что такое ретроассоциативное соучастие третьих лиц? – спросил я, не отрывая взгляда от картины.
Обернувшись, я увидел, что полностью завладел вниманием Резерфорда.
– Неизвестно, – натянуто произнес он.
– А жаль, потому что если Кадмин откинется, вы и остальные компаньоны Прендергаста Санчеса окажетесь под огнём. И, разумеется, если такое произойдет, – я пожал плечами, – охота будет разрешена без ограничений. Впрочем, возможно, она уже началась.
– Так, достаточно. – Резерфорд решительно поднёс руку к передатчику, закрепленному на лацкане пиджака, чтобы вызвать наш эскорт. – У меня нет времени, чтобы играть в дурацкие игры. Законодательного акта с таким названием нет, а вы начинаете испытывать моё терпение.
Я повысил голос.
– Я просто хотел узнать, на чьей вы будете стороне, Резерфорд, когда станет жарко. Законодательный акт есть. Преступление, караемое законом Объединённых Наций. В последний раз в суде подобное обвинение рассматривалось 4 мая 2207 года. Можете проверить сами. Мне пришлось долго копать, чтобы его найти, но в конце концов оно завалит вас всех. Кадмин это знает, поэтому и раскололся.
Резерфорд усмехнулся.
– Я так не думаю, детектив.
Я снова пожал плечами.
– И напрасно. Как я уже сказал, можете сами проверить. А потом решите, на чьей вы стороне. Нам понадобится помощь, и мы готовы за это платить. Если вы откажетесь, в Улан-Баторе полно юристов, которые за такую возможность пойдут на что угодно.
Усмешка едва заметно дрогнула.
– Вот и хорошо, подумайте на досуге. – Я кивнул в сторону Ортеги. – Вы найдете меня на Фелл-стрит, там же, где и лейтенанта. Элиас Райкер, связь с другими мирами. Обещаю вам, дело наклёвывается нешуточное, и обратного хода не будет.
Ортега подхватила мой намек так, будто занималась этим всю жизнь. Так подхватила бы его Сара. Оторвавшись от спинки кресла, она направилась к выходу.
– Ещё увидимся, Резерфорд, – лаконично бросила Ортега на прощание.
Мы вышли на веранду. Там нас ждал, скрестив руки на груди, ухмыляющийся верзила.
– А ты даже не думай об этом, – сказала Ортега.
Я ограничился тем, что кинул взгляд – такой, какой бы кинул на моём месте Элиас Райкер, – и стал спускаться следом за ней.
Когда мы вернулись в машину, Ортега включила экран и стала наблюдать за информацией, поступающей от жучка.
– Куда ты его спрятал?
– В картину над камином. В угол рамы.
– Ты же понимаешь, его сразу найдут, – буркнула Ортега. – К тому же суд всё равно не примет это в качестве доказательства.
– Знаю. Ты мне дважды говорила об этом. Главное другое. Если мы спугнули Резерфорда, он отреагирует немедленно.
– А ты полагаешь, мы его спугнули?
– Надеюсь.
– Так. – Ортега подозрительно посмотрела на меня. – А что такое это «ретроассоциативное соучастие третьих лиц», мать его?