– Понятия не имею. Я сам придумал.
Она удивлённо подняла брови.
– Не врешь?
– А ты клюнула, да? Знаешь, если бы меня, когда я это говорил, подключили к детектору лжи, я бы и его обманул. Метод посланников. Разумеется, Резерфорд быстро поймет, что его провели, но своё дело маленькая хитрость уже сделала.
– И какое же?
– Обеспечила поле деятельности. Ложь выводит противника из равновесия. Вынуждает действовать в непривычной обстановке. Резерфорд испугался, но когда я сказал о том, что Кадмин начнет говорить, он улыбнулся. – Я посмотрел через лобовое стекло машины на особняк, пытаясь сформулировать словами сигналы интуиции. – Услышав мои слова, Резерфорд испытал огромное облегчение. Вряд ли при обычном раскладе он бы это показал, но блеф сбил его с толку. А то обстоятельство, что ему известно нечто такое, чего не знаю я, явилось лучом стабильности. Это значит, что Резерфорду известно другое объяснение того, что Кадмин якобы сменил свою линию поведения. Ему известна истинная причина.
Ортега одобрительно хмыкнула.
– Весьма неплохо, Ковач. Тебе следовало бы работать в полиции. Ты обратил внимание на реакцию Резерфорда, когда я сообщила новости о поступке Кадмина? Он нисколько не удивился.
– Да. Он ждал этого. Или чего-то подобного.
– Да. – Ортега помолчала. – И вот этим ты зарабатываешь себе на жизнь?
– Время от времени. Дипломатические миссии, выполнение тайных поручений. На самом деле…
Я умолк, получив локтем в ребро. На экране монитора, подобно клубку огненно-голубых змей, раскрывались шифрованные сообщения.
– А вот и то, что нам нужно. Сеанс одновременной связи. Вероятно, Резерфорд общается с друзьями в виртуальном режиме, чтобы сэкономить время. Один, два, три – это в Нью-Йорк. Наверное, чтобы доложить своему руководству… Оп!
Экран, вспыхнув, погас.
– Кажется, наш жучок обнаружили, – заметил я.
– Ты прав. Вероятно, линия в Нью-Йорке с датчиком, проверяет жучков на том конце.
– Или та, что в Нью-Йорке, или какая-то из двух других.
– Да. – Побегав пальцами по кнопкам, Ортега вывела на экран коды вызовов. – Все три линии установлены через закрытые каналы. Потребуется какое-то время, чтобы выяснить адресатов. Не желаешь перекусить?
Ветерану Корпуса чрезвычайных посланников не подобает жаловаться на тоску по дому. Если её не выжгло обучение, с ней давно должны были расправиться долгие годы пересылки и загрузок по всему Протекторату. Чрезвычайные посланники являются гражданами призрачного государства Здесь-и-Сейчас, не терпящего двойного гражданства. Прошлое имеет значение как информация, которая может оказаться полезной.
Но я ощутил именно тоску по дому, когда мы вошли в ресторан «Летучая рыбка», и аромат соусов, которые я в последний раз пробовал в Миллспорте, опутал меня дружескими щупальцами. Терияки, поджаренный темпура и тонкий привкус мисо. Я застыл на пороге, вспоминая тот раз. Забегаловка на берегу, в которой мы с Сарой отсиживались и пережидали, пока уляжется шум от налета на биокорпорацию «Джемини». Мы не отрывали глаз от экранов с выпусками новостей и видеофона в углу, который должен был позвонить с минуты на минуту. Окна запотели, общество – молчаливые миллспортские рыбаки.
А задолго до этого были изъеденные молью бумажные фонарики у дверей заведения Ватанабе в Ньюпесте. Моя кожа скользкая и липкая от пота – из-за ветра, дующего с юга, со стороны джунглей, – а из больших зеркал на меня смотрят глаза, блестящие от тетрамета. И разговоры, более дешёвые, чем миска риса, – о былых стычках, о связях с бандами якудза, о билетах на север и дальше, о новых оболочках и новых мирах. Старик Ватанабе сидел на крыльце вместе с нами, слушая и никогда не вмешиваясь, покуривая трубку и время от времени разглядывая в зеркале своё европейское лицо – как мне казалось, всегда с некоторым удивлением.
Он никогда не рассказывал, откуда у него эта оболочка. Как и не отрицал, но и не подтверждал слухи о его похождениях в морской пехоте, в куэллистской мемориальной бригаде, в Корпусе чрезвычайных посланников. Один из взрослых членов банды утверждал, что видел, будто Ватанабе, вооруженный одной лишь трубкой, уложил на пол целую толпу Семипроцентных Ангелов. Другой, паренёк из городов на болоте, однажды притащил замусоленный обрывок ролика новостей якобы времён Войны поселений. Ролик был двумерный, поспешно снятый перед началом наступления, но сержанта, у которого корреспондент брал интервью, звали Й. Ватанабе. По тому, как он склонял голову набок, отвечая на вопросы, мы сразу решили, что это и есть наш знакомый. С другой стороны, фамилия Ватанабе распространена… К тому же парень, который рассказывал об уложенных на пол Ангелах, также утверждал, что переспал с наследницей семейства Харланов, когда та в поисках острых ощущений гуляла по трущобам. А уж в это-то точно никто не верил.
Однажды, в редкий вечер, когда я сидел у Ватанабе один и трезвый, я, сглотнув отроческую гордость, спросил у старика совета. Я несколько недель читал и перечитывал рекламные листовки вооружённых сил ООН, и мне был нужен толчок в какую-нибудь сторону.
Выслушав меня, Ватанабе усмехнулся, посасывая трубочку.
– И я должен дать тебе совет? – спросил он. – Поделиться с тобой мудростью, приведшей вот к этому?
Мы оба обвели взглядом крошечное заведение и расстилавшиеся за ним поля.
– Ну… да.
– Ну… нет, – решительно ответил старик, снова принимаясь за трубочку.
– Ковач?
Я моргнул и увидел перед собой Ортегу, она с любопытством смотрела мне в глаза.
– Ты собираешься что-то рассказать?
Печально улыбнувшись, я посмотрел на сияющие хромированной сталью столики.
– Наверное, нет.
– Кухня здесь хорошая, – заверила она, неправильно истолковав мой взгляд.
– Что ж, тогда давай поедим.
Ортега провела меня по коридорам на мостик. По её словам, «Летучая рыбка» была списанным воздушным тральщиком, купленным впоследствии каким-то океанографическим институтом. Затем институт или закрылся, или переехал на новое место, комплекс на набережной разорили, но кому-то пришла в голову мысль переоборудовать «Летучую рыбку» под ресторан и подвесить её в воздухе на высоте пятисот метров над заброшенными зданиями института. Время от времени воздушное судно аккуратно опускалось на землю, чтобы исторгнуть из чрева насытившихся посетителей и взять новых. Длинная очередь желающих выстроилась вдоль двух стен ангара, но Ортега помахала полицейским значком и, когда бывший тральщик в очередной раз опустился в ангар через открытую крышу, мы поднялись на борт первыми.
Я уселся за столик, закреплённый на полу на металлической ножке, и подобрал под себя ноги. Мостик окружало слабое мерцание силового поля, которое поддерживало температуру на терпимом уровне и укрощало шквалистый ветер до приятного бриза. Стены, выложенные шестиугольными прозрачными плитками, открывали вид на раскинувшееся внизу море. Я неуютно поёжился. От высоты у меня всегда кружилась голова.
– На нём следили за перемещениями китов, – заметила Ортега, указывая на корпус. – В те времена, когда такие учреждения ещё не могли позволить себе спутники. Разумеется, после Дня понимания всем сразу же захотелось говорить с китами. Представляешь, киты рассказали о марсианах больше, чем четыреста лет раскопок на Марсе! Господи, киты помнят, как те высадились на Землю! Так называемая «видовая память».
Ортега помолчала.
– Я родилась в День понимания, – вдруг ни с того ни с сего сказала она.
– Правда?
– Да. Девятого января. Меня назвали Кристиной в честь учёной из Австралии, специалиста по китам, работавшей в группе переводчиков.
– Здорово.
И вдруг до Ортеги дошло, с кем она разговаривает. Она небрежно пожала плечами.
– В детстве на такие вещи смотришь по-другому. Если честно, я хотела, чтобы меня назвали Марией.
– Часто сюда заглядываешь?
– Не очень. Но я решила: выходцу с Харлана тут понравится.
– Ты не ошиблась.
Подошедший официант голографическим фонариком высветил над столиком меню. Быстро пробежав взглядом перечень блюд, я выбрал наугад что-то вегетарианское.
– Ты не разочаруешься, – одобрила мой выбор Ортега. Она повернулась к официанту: – Мне того же самого. И сок. А что будешь пить?
– Воду.
Выбранные блюда на мгновение вспыхнули розовым цветом, и меню исчезло. Убрав ловким движением голографический фонарик в нагрудный карман, официант удалился. Ортега огляделась, ища нейтральную тему для разговора.
– Значит, у вас… м-м-м… на Миллспорте есть подобные заведения?
– Да, но только на земле. С летательными аппаратами у нас негусто.
– Вот как? – Она вежливо подняла бровь. – Миллспорт это ведь архипелаг, разве не так? Я полагала, воздушные корабли…
– Очевидный выход, если мало недвижимости? Конечно, в этом что-то есть, но, по-моему, ты кое-что забыла. – Я многозначительно поднял взгляд вверх. – Мы не одни.
Ортега поняла.
– Орбитальные станции? Они враждебно настроены?
– Хм… Скажем так: они капризные. Сбивают любой летательный аппарат больше вертолета. Никому не удалось ни забраться внутрь, ни приблизиться к ним, так что нет и возможности узнать, какие параметры в них запрограммированы. В общем, мы предпочитаем не рисковать и без особой необходимости в воздух не поднимаемся.
– Это значительно усложняет межпланетные перелеты.
Я кивнул.
– Ну да. Вот только межпланетных перелетов как таковых у нас нет. Других обитаемых планет в системе не существует, а мы ещё слишком поглощены изучением своего мира, чтобы заниматься освоением соседних. Правда, есть разведывательные зонды и обслуживающие челноки, летающие к орбитальным платформам. На них занимаются добычей редких элементов. К вечеру появляются два окна для запуска на экваторе, а на рассвете одна щель в районе полюса. Судя по всему, несколько станций сошли с орбиты и сгорели в атмосфере. Вот и образовались дыры. – Я помолчал. – А может быть, их кто-то сбил.
– Кто-то? Ты хочешь сказать, не марсиане?
Я развел руками.
– А почему бы и нет? Всё, найденное на Марсе, или разрушено до основания, или погребено под землёй. Или так искусно замаскировано, что мы десятилетиями смотрели и только не видели. То же самое можно сказать про большинство заселённых миров. Всё свидетельствует о том, что был какой-то конфликт.
– Но археологи утверждают, что это была гражданская война или колониальный захват.
– Да, верно. – Сложив руки на груди, я сел на место. – Археологи говорят то, что им приказывает Протекторат. В настоящий момент считается модным оплакивать трагедию марсианской цивилизации, развалившейся на части, скатившейся в варварство и полностью вымершей. Многозначительное предостережение наследникам. Ради блага всей цивилизации, не выступай против своих правителей.
Ортега беспокойно оглянулась по сторонам. Разговоры за соседними столиками затихли. Я продемонстрировал наблюдавшим лучезарную улыбку.
– Ты не против, если мы сменим тему разговора? – сухо спросила Ортега.
– Абсолютно ничего. Расскажи мне о Райкере.
Дискомфорт растворился в ледяном отчуждении. Положив руки на стол ладонями вниз, Ортега уставилась на них.
– Нет, лучше не надо, – помолчав, сказала она.
– Справедливо. – Некоторое время я не отрывал взгляда от туч, мечущихся по небу за силовым экраном, стараясь не смотреть на море под нами. – И всё же, кажется, что ты хочешь поговорить о нём.
– Как это по-мужски.
Подали заказ, и мы молча принялись за еду. Автокухня «Хендрикса» предлагала прекрасно сбалансированное питание, и несмотря на это я обнаружил, что проголодался как волк. Еда пробудила чувство голода, превышающее потребности желудка. Я выскреб содержимое тарелки до дна, когда Ортега не успела расправиться и с половиной.
– Еда ничего? – насмешливо спросила она после того, как я откинулся на спинку стула.
Я кивнул, стараясь прогнать воспоминания, связанные с блюдами из морепродуктов, но не желая пробуждать подготовку посланников – дабы не испортить ощущение сытости. Сидя здесь, глядя на чистые металлические поверхности бывшего тральщика и небо над головой, я ощущал нечто близкое к полному удовлетворению. Похожее чувство я испытал, когда Мириам Банкрофт оставила меня в полном истощении в номере «Хендрикса».
Пронзительно зазвонил телефон Ортеги. Достав аппарат из кармана, она ответила, поспешно дожевывая.
– Да? Угу. Угу, хорошо. Нет, мы пойдем. Вот как? Нет, оставь и его тоже. Так будет лучше. Да, спасибо, Зак. Я перед тобой в долгу.
Убрав телефон, Ортега вернулась к еде.
– Хорошие известия?
– Это зависит от того, с какой стороны смотреть. Наши ребята проследили два местных звонка. Один из них был сделан на ринг, здесь, в Ричмонде. Я знаю это место. Сейчас мы туда съездим.
– А другой?
Оторвав взгляд от тарелки, Ортега тщательно прожевала то, что было у неё во рту, и проглотила, запив соком.
– Второй звонок сделан домой Банкрофту. На виллу «Закат». Что скажешь по этому поводу?
Глава девятнадцатая
Ринг, про который говорила Ортега, находился на старом контейнеровозе, поставленном на прикол в северной части залива, напротив бесконечных рядов заброшенных пакгаузов. Судно имело не менее полукилометра в длину и было разделено на шесть хорошо различимых грузовых отсеков. Тот, что ближе к корме, похоже, был открыт. С воздуха корпус казался однотонно оранжевым, и я решил, что это ржавчина.
– Не верь глазам своим, – проворчала Ортега, когда мы делали круг, заходя на посадку. – Корпус покрыт слоем полимеров толщиной четверть метра. Теперь, чтобы утопить эту посудину, потребуется направленный взрыв.
– Каких же денег это стоило?!
Она пожала плечами.
– Нашлось кому помочь.
Мы приземлились на причал. Заглушив двигатели, Ортега навалилась на меня, осматривая палубу контейнеровоза, казавшуюся на первый взгляд пустынной. Я как мог подался назад, чувствуя себя неуютно и от прикосновения гибкого женского тела, и от переполненного желудка. Почувствовав моё движение, Ортега вдруг осознала, что сделала, и резко выпрямилась.
– Никого нет дома, – смущённо сказала она.
– Похоже на то. Быть может, всё же стоит зайти и взглянуть?
Мы вышли из машины, и на нас набросился ветер с залива, визитная карточка Бей-Сити. Мы поспешили к крытому алюминиевому трапу, ведущему на нос судна. Место было неуютно открытым, и я шёл, беспокойно оглядывая палубу и мостик корабля. Никакого движения. Я чуть прижал левую руку к бедру, удостоверившись, что фибергриповая кобура не соскользнула вниз, как это нередко происходит с дешёвыми моделями после двух дней носки. Нащупав «Немекс», я немного успокоился. Есть надежда, что если в нас начнут стрелять, я смогу ответить.
К счастью, не потребовалось. Мы без препятствий подошли к трапу. Вход перегораживала тонкая цепочка с прикреплённым объявлением от руки:
«РОЗА ПАНАМЫ»
БОЙ СЕГОДНЯ ВЕЧЕРОМ – 22.00
ПЛАТА ЗА ВХОД ДВОЙНАЯ
Подняв прямоугольник из тонкого металла, я с сомнением посмотрел на грубо выведенные буквы.
– Ты уверена, что Резерфорд звонил именно сюда?
– Как я уже говорила, не верь глазам своим, – сказала Ортега, снимая цепочку. – В настоящее время это особый шик. Чем проще, тем лучше. В прошлом сезоне здесь была неоновая вывеска, но сейчас и этого недостаточно. Таких крутых заведений всего три или четыре на планете. На ринге запрещено снимать – ни голосъемок, ни даже телевидения. Ну как, ты идешь?
– Странно.
Я последовал за Ортегой по трапу, вспоминая схватки, на которые ходил в молодости. На Харлане бои обязательно транслировались. Из всех развлекательных программ у них была самая большая аудитория.