Без гнезда родового. История семьи – история страны - Ирина Антипина 2 стр.


Но вот наконец и Ростов-Дон! Здесь Ефим устроил большой привал. С каким же удовольствием уплетали дети горячий белый хлеб из греческой пекарни! Такого деликатеса в сибирской глуши они не видели и не ели никогда. Но всем уже хотелось поскорее добраться до родины Александры Дмитриевны. Настроение у деда постепенно улучшалось, и дальнейший путь до пристанционного поселка Илларионовский (сейчас это Минеральные Воды – большой современный город) семья преодолела дружно.

Дед поступил на работу в столярную мастерскую железнодорожного депо. Но первое, что он начал делать – строить какое-никакое жилище. Жить нахлебником в доме бабушкиного отца он не желал, свободолюбивый характер не позволял, поэтому главной задачей семьи на данный момент была постройка дома собственного. Дома в поселке в то время строились не из кирпича, а из самана, блоки которого изготавливались примитивным способом. Прежде всего нужно было замесить глину с соломой (здесь пригодились босые детские ноги), уложить смесь в деревянные ящики – формы и затем высушить на солнце. Детям нравилось возиться с глиной, с визгом и смехом они, как могли, помогали взрослым, воспринимая эту работу скорее как развлечение. Однако все знали, что у Ефима не забалуешь, отлынивать от работы, халтурить не получится. Дед был строг и требователен. Может, поэтому и работа по строительству дома спорилась. К осени саман высох, были возведены стены и вскорости – крыша. Но пока семья жила в кое-как сколоченной времянке. В январе 1912 года окна в новом доме были уже застеклены, а весной к продольной стене пристроена большая застекленная веранда и дому наконец-то был присвоен номер. Здесь, в новом просторном доме, родилась еще одна дочь деда Ефима, Зинаида.

Октябрьскую революцию дед принял восторженно. Уже в солидном возрасте в 1918 году он, порвав с эсерами, вступил в ряды ВКП (б). Как известно, годы 1918—1919 стали самыми страшными для городов-курортов Кавказа. Шла Гражданская война. Пятигорск, Минеральные Воды, Моздок переходили из рук в руки. На станции Минеральные Воды большевики создавали крупные отряды Красной гвардии. Дед вступил в один из них, потом пошел служить в милицию, чтобы бороться с контрреволюцией и бандитизмом. Был несколько раз ранен.

В начале 1919 года, когда район Кавказских Минеральных Вод заняли белогвардейские банды Шкуро, деда арестовали. Три месяца он просидел в пятигорской тюрьме, был приговорен к расстрелу, но судьба благоволила ему: красногвардейские отряды, шедшие через Пятигорск в Баку на подавление восстания «Мусавата», освободили Ефима, и он с еще большим рвением продолжил борьбу за Кавказ. В марте 1920-го рабочие поселка Илларионовский и Минераловодского узла подняли восстание против частей Деникина, которые бесчинствовали в этих местах. Они захватили станцию, паровозное депо и здание контрразведки. Ошеломленные неожиданным ударом белоказаки отступили. Утром деникинцы попытались вернуть станцию, однако к этому времени к поселку подоспели нагутские партизаны. Вместе с рабочими железнодорожной станции Минеральные Воды, в числе которых был и мой дед, они разоружили три эшелона казаков, захватили бронепоезд и повернули его против классового врага. 14 марта 1920 года в поселке была окончательно установлена советская власть.

Бабушка все это время жила в постоянном страхе за мужа-кормильца, за малолетних детей, за свою жизнь. Постепенно она смирилась с постоянными отлучками деда, погонями, арестами, с дедовым неуемным характером. Ей нужно было содержать дом в чистоте и порядке, кормить и одевать детей, благо любую старую вещь она могла перешить и перекроить так, чтобы она выглядела новой и добротной. Семья была большая, забот у бабушки хватало.

А дед после освобождения Кавказа продолжил работу в милиции, вместе с другими большевиками, членами ВКП (б), восстанавливал городское хозяйство, санатории. Введение большевиками в 1921 году новой экономической политики (НЭПа) больно ударило по мировоззрению деда Ефима. Его свободолюбивая, мятежная натура не вынесла перемен, он пришел в горком партии и со словами: «Я не за это кровь проливал!» – швырнул на стол свой партийный билет, выбыл из партии и уволился из милиции.

Уйдя со службы, дед занялся постройкой большого деревянного дома. Стройка длилась долго, более пяти лет. Ссоры с женой продолжались, характер деда не располагал к спокойной семейной жизни. После одной затяжной ссоры дед, окончательно разругавшись с бабушкой, оставил ей и детям нажитое хозяйство, полностью обустроенный дом и ушел из семьи. Уехал он в самое большое и богатое село Северной Осетии, Христиановское, знаменитое своими революционными традициями. В 1917 году здесь возникла революционно-демократическая партия крестьянской бедноты «Кермен», а в апреле 1918 года состоялся первый съезд трудящихся Северной Осетии, высказавшийся за установление советской власти на Тереке. После Гражданской войны Деникин в своих воспоминаниях «Очерки русской смуты» назвал это село «гнездом большевизма».

Похоже, переезд деда в Христиановское был связан не только с семейными распрями, в Ефиме все еще бушевал революционный дух, несогласие с новой государственной политикой партии побудило его оставить дом и семью и вновь продолжить революционную борьбу за социальную справедливость и равноправие. Однако продолжения не случилось, время революционных порывов Ефима ушло, и он, обосновавшись на новом месте, стал работать простым плотником. Талант революционера и краснодеревщика иссяк. В 1926 году обезглавленное тело деда нашли односельчане. Поговаривали, что это была то ли месть местного черкеса за обесчещенную сестру, то ли происки врагов советской власти. Деда так и похоронили – без головы.

Из рабфаковца в ученые

С 1911 года мой отец, которому к этому времени уже исполнилось девять лет, начал обучение в церковно-приходской школе. Тогда же у него проявилась тяга к естествознанию и к рисованию. В этих увлечениях наметились даже некоторые успехи, что в дальнейшем и определило его научный и творческий путь.

Летом 1913 года в рамках празднования 300-летия дома Романовых Николай II объезжал страну. Отцу, как и другим ученикам двухклассной церковно-приходской школы поселка Илларионовский, названного так в честь наместника Кавказа графа Иллариона Ивановича Воронцова-Дашкова, предстояло, выстроившись вдоль вокзального перрона в ровненькую шеренгу, приветствовать царя, выказав тем самым свою приверженность самодержавию. Но царю, очевидно, не понравился скромный школьный парад, Николай II ограничился лишь тем, что молча прошел вдоль своего поезда и скрылся в вагоне, не произнеся ни единого слова. Почему-то на школяров царь не произвел никакого впечатления, и они вскоре забыли о нем вовсе и больше не вспоминали, будто и не было никогда ни шеренги школьников вдоль перрона, ни самого царя. И только во взрослой жизни, рассказывая нам с сестрой о том времени, отец часто вспоминал этот школьный парад и проход Николая II вдоль вокзального перрона.

После окончания церковно-приходской школы отец поступил в железнодорожное училище Минеральных Вод, которое готовило специалистов и квалифицированных рабочих низшего звена для железнодорожного транспорта. Училище отличалось хорошей оснащенностью, наглядными пособиями и обширной библиотекой. В рекреации проводились народные чтения, на которые приглашались учащиеся и служащие железной дороги. В училище преподавали арифметику и геометрию, русский язык и русскую историю, географию и естествознание, чистописание и черчение, а также пение и гимнастику. И конечно же – Закон Божий, на уроках которого, по воспоминаниям отца, он постоянно клевал носом, за что и получал указкой учителя по лбу. В 1916 году отец окончил училище и поступил работать в вагонный цех железнодорожного депо. Но ему, как и деду Ефиму, на одном месте не сиделось: он был табельщиком, потом работал на кожевенном заводе, в продовольственной управе. Одно время отец трудился на стекольном заводе и был потрясен тяжелейшим трудом стеклодувов. Свои впечатления он выразил в стихотворении «Песня стеклодува». Это был его первый поэтический опыт. В это же время в газете буржуазно-либерального толка «Терек» было напечатано еще одно стихотворение отца: «О чем гудят поезда».

Надо заметить, что 1915—1916 годы на Кавказских Минеральных Водах стали годами наплыва сюда российской творческой интеллигенции. В связи с Первой мировой войной путь к заграничным курортам был закрыт, поэтому на отечественные курорты появился большой спрос. Для приезжающей сюда курортной публики сдавались внаем десятки домов, казенных и частных гостиниц. Культурная жизнь в Минеральных Водах кипела. Столичные артисты не покидали сценических площадок: здесь давал концерты петербургский симфонический оркестр, на сцене Народного дома выступали писатель А. И. Куприн и артист-трагик М. В. Дальский. Почти все лето жили Ф. И. Шаляпин, С. В. Рахманинов и другие известнейшие личности.

На весь курортный сезон 1916 года в Минеральных Водах обосновались футуристы, вечера которых охотно посещали не только отдыхающие, но и выпускники железнодорожного училища. После работы отец вместе с разношерстной курортной публикой тоже спешил на вечера футуристов, а потом делился своими впечатлениями с Ефимом. Дед Ефим увлечения сына не одобрял, а вот его поэтическое, революционное творчество приветствовал. Газета «Терек», где со стихами и небольшими заметками начинал печататься отец, собирала под своим крылом молодых, революционно настроенных рабочих. В свое время в этой газете работал корректором, редактором и журналистом С. М. Киров, а в 1916 году в качестве репортера «Терека» он приезжал в Пятигорск для встречи с местными большевиками. Да, не только культурная жизнь кипела в это время на Северном Кавказе…

В конце 1916 – начале 1917 года состав «водяного общества» на курортах Минеральных Вод резко изменился. Кроме праздношатающейся курортной публики и творческой интеллигенции во всех курортных городах появились раненые. Война продолжалась, и правительству пришлось обращаться к населению с просьбой предоставить помещения для госпиталей. Вызванная войной хозяйственная разруха не обошла стороной и города-курорты. Население голодало. Не хватало сахара, спичек, керосина, угля и многого другого. Семье деда приходилось туго. Четверых детей надо было кормить и одевать, поэтому и старшая Елизавета, и средний сын Петр начинали трудиться, что называется, с младых ногтей. Елизавета, как и бабушка, хорошо шила, чем и зарабатывала себе и семье на жизнь.


В 1917 году отец служил на городской почте, в телеграфном отделении. Интересуясь работой аппарата Бодо и разглядывая движущуюся ленту, он прочитал однажды только что пришедшее буквенное телеграфное сообщение из Петрограда: «Слетел Николашка, и жена его Сашка, и мать его Машка, и сын Алексей». Это сообщение отец немедленно передал дежурному механику и начальнику почты Орлову. Начальник, собрав подчиненных, обязал их держать язык за зубами и не распространять слухи о том, что произошло в Петрограде, так как подтверждения этому на Кавказе еще ни от кого получено не было. Скрыть от деда Ефима этот секрет отец не мог и дословно процитировал ему текст телеграфного сообщения. Ефим, страстный борец с самодержавием, был счастлив!


Моего будущего отца революционные порывы деда Ефима поначалу мало интересовали: он работал, учился, писал стихи, помогал матери возиться с младшими детьми. Рассчитывать на Ефима, занятого установлением советской власти на Кавказе, борьбой с контрреволюцией и бандитизмом, было нельзя. Однако в 1920 году, после окончательного установления советской власти на Северном Кавказе, отец вступил в ряды комсомола. Комсомольские организации в Минеральных Водах находились тогда в зачаточном состоянии. Знаний было мало, умений – тоже. Из вождей мирового пролетариата комсомольцы знали только Карла Либкнехта и Розу Люксембург, да и то лишь по газетным фотографиям. Работа местных комсомольских организаций сводилась к караульной службе на железнодорожных предприятиях, охране поездов от разграбления, к проведению субботников и воскресников. Но желание помогать старшим товарищам-большевикам строить новое светлое будущее было огромным. Помогали в депо, восстанавливали цеха на стекольном заводе, расчищали от хлама помещения школ и казарм, проводили дезинфекцию.

В те годы на Северном Кавказе свирепствовал тиф, особенно так называемый возвратный. Умер Дмитрий Васильевич, отец моей бабушки. Все ее дети тоже переболели тифом, но выжили, хотя жили тяжело, впроголодь. Со снабжением продуктами в Минводах были большие перебои. Отец часто вспоминал, как на третьем году обучения на кубанском рабфаке, куда он был направлен по комсомольской путевке осенью 1920 года, он с дедом Ефимом поехал добывать муку на ближайшую железнодорожную станцию. Муку решили поменять на гитару, с которой со слезами рассталась старшая сестра отца Лиза. Елизавета увлекалась музыкой, хорошо играла на гитаре и, конечно же, тяжело переживала потерю любимого инструмента. Однако дед был неумолим. Его приказам должны были подчиняться все.

На железнодорожную станцию успешно добрались, муку достали, но на обратном пути отец попал в жуткую историю, которая могла закончиться для него трагически. Во время поездки он сидел, свесив правую ногу, на задней части тендера паровоза. Паровоз дернулся, нога соскочила и оказалась зажатой между вагоном и паровозом. Боль была дикая. Травмированная нога долго не заживала, лечили ее почти год. Благодаря знакомому фельдшеру, ежедневно на протяжении шести месяцев делавшему отцу компрессы и массаж, больную ногу от ампутации спасти удалось, но учеба была прервана, и отца сняли с питания при рабфаке, что грозило ему настоящим голодом. Нередко, когда отец приходил в студенческую столовую к друзьям, ему буквально приходилось попрошайничать. Однажды Александра Дмитриевна привезла бутылку меда, которую он, изголодавшийся, опорожнил тут же, а потом долго мучился от болей в желудке. Ценой больших усилий отец сумел все же догнать в учебе ушедших вперед друзей-студентов и успешно окончить курс на биологическом факультете рабфака.

Воспоминания отца о жизни в краснодарском рабфаковском общежитии вызывают и смех, и слезы. Один из его друзей, студент медицинского факультета, постоянно ходил в шинели, надетой на голое тело. Другой одежды у него просто не было. Так, в шинели, он и спал, и сидел на лекциях, и ходил в столовую. По вечерам студенты, расположившись возле печки-буржуйки, очищали белье и куртки от вшей, смахивая паразитов на горячую печь. Однажды кто-то из студентов-медиков принес из анатомички человеческий череп, его использовали вместо пепельницы. Потом череп выбросили на улицу, чем вызвали панику у жителей Краснодара. Каждый развлекался, как умел. Друзья потом долго вспоминали, как горожане осторожно обходили валяющийся возле дома череп, одни – крестясь, другие – чертыхаясь. Отец по вечерам занимался в художественной студии, как тогда говорили, «по портретной части». Умение писать портреты не раз спасало его потом, особенно в годы Великой Отечественной войны, когда оно буквально помогло выжить.

Учеба на рабфаке пролетела быстро. Каждому выпускнику вместе с документом об окончании рабфака выдали новенький жакет, брюки, ботинки и кепку – помощь из Америки, а также ведро топленого масла и десять килограммов муки. По тем временам – царские подарки! Кроме того, выдали деньги на билет до места жительства. В Краснодаре, когда отец садился на поезд, у него из кармана украли все документы, и ему с большим трудом пришлось потом добиваться их восстановления. Чудом сохранились две путевки, выданные отцу для продолжения обучения: одна – на подготовительные курсы в Петроградскую академию художеств, другая – в сельскохозяйственный институт. Это было время, когда партия решила создать свою, новую советскую интеллигенцию. Вот и посылали на учебу в высшие учебные заведения выходцев из рабочих и крестьянских семей. Отец выбрал вторую путевку, в сельскохозяйственный институт, что и определило его дальнейшую судьбу. Дед Ефим выбор сына не одобрил, считая, что тот должен был выучиться на землемера или врача, так как, по мнению деда, и то и другое было делом доходным.

Назад Дальше