– А, не помню пока. Пойдём шавермочки навернём!
Они набили желудки Питерской шавермой и запили её отстойным кофе.
– Ну, что дальше, Стратег Иваныч? Куда кости кинем? Надо бы жильё подыскать, – обратился Стёпка к Семёну.
– Пошли в «Октябрьскую», она здесь недалеко.
В гостинице «Октябрьской» свободных номеров не оказалось.
– На вокзале бабки обычно ходят с табличками «Сдаю жильё», – вспомнил Степан.
Бабки с табличками у вокзала были, но молодёжи жильё сдавать почему-то не хотели. Друзья подходили то к одной, то к другой, но получали отказ с объяснением, что их слишком много. Компания понуро стояла у вокзала, не зная, как поступить дальше. Со стороны за ними наблюдали два молодых парня из патрульно-постовой службы. Один из них быстрой походкой направился к ребятам.
– Жильё что ли ищете? – спросил он.
– Ну, ищем, а что в этом противозаконного, – напрягся Стёпка, увидев форму на парне.
– Пойдёмте со мной, – сказал пэпээсник.
– Чего мы сделали то? – удивился Ромка.
– Пойдём, пойдём, не боись, – махнул им парень.
Все с опаской пошли за полицейским.
– Меня бабушка попросила жильцов приличных найти, – объяснял по дороге парень, – У меня глаз – алмаз. Вижу, вы маетесь, по виду – из провинции, значит, не испорченные. Да я сам приезжий – из Сызрани. Бабка мне десятая вода на киселе родня то. Она одна осталась на старости лет, ну я ей и помогаю, да и служу опять же в культурной столице. Хата у нас – песня: в центре, на Литейном проспекте. Всё рядом – Эрмитаж там, Казанский собор, Адмиралтейство, в общем – всё! Квартира трёхкомнатная: в одной комнате бабка живёт, в другой – я, а третья пустует, ну мы и решили хорошим людям сдавать. Вы надолго в Питер то?
– На недельку, – успокоившись, ответил Стёпка.
– Отлично! Давайте знакомиться, меня Витёк зовут.
Друзья Витьку представились.
Квартира оказалась действительно, приличной, хозяйка – тоже, цена была озвучена символическая.
– Девочка будет в моей комнате спать, – сразу заявила старушка, – у меня как раз лишняя кровать есть.
Витёк ушел на службу, а друзья, оставив вещи, пошли осваивать культурный центр Питера.
– Веди нас, Семечка, к тайнам, – положил руку на плечо Семёну Стёпка.
– Давайте-ка дунем, сначала, по Невскому – в сторону Эрмитажа.
Они «дунули». На каждом шагу Сёма запинался: у всех зданий он рассказывал про архитектурные стили – ампир, классицизм, барокко, на Аничковом мосту принялся описывать художественный замысел Клодта, выраженный в укрощении его знаменитых коней, даже Гостиный Двор не был обойдён исторической справкой. Что уж там говорить про канал Грибоедова, набережные Фонтанки и Мойки.
– Сёмочка! У меня уже голова болит! Такое ощущение, что здесь самоё большое количество исторических мест на квадратный метр во всём мире! – взмолился Степан.
– Я тебе больше скажу – не на один квадратный метр, а на обыкновенный человеческий шаг! – заулыбался Сёма. Вот канал Грибоедова, справа – храм Спаса на Крови, на месте, где Александра второго бомбисты убили, слева – Казанский собор.
– А где Чижик-Пыжик? – спросила Маринка.
– Мы его уже прошли, но возвращаться не будем – рвём в Эрмитаж.
В Эрмитаже Семён, не смотря на сопротивление друзей, игнорировал все залы, кроме русских художников Серова, Брюллова и, конечно, Айвазовского. У «Девятого вала» застыли они надолго – Сёма сам не уходил, и другим не давал.
– Я вижу, господа, что картины великого Айвазяна не оставляют вас равнодушными, – раздался позади юных эстетов голос.
Все дружно обернулись – на них, улыбаясь, смотрел молодой парень лет двадцати.
– Простите мою нескромность, но я уже давно наблюдаю за вашей чудесной компанией – вы вызываете у меня живой интерес…
– Главное, чтобы за словом «живой» не скрывалось слово «нездоровый»… – хмуро заметил Степан.
– Простите меня, пожалуйста – я не представился … Дмитрий, – сказал он, оглядывая с улыбкой всю компанию.
– Мне кажется, что на сегодня мы лимит знакомств исчерпали, – сердито заметил Степан.
– Отчего же, – с интересом посмотрела на парня Марина, – я полагаю, что не может быть лучше знакомств, чем в библиотеках, музеях и картинных галереях, особенно, в Эрмитаже – они на несколько порядков выше, чем знакомства в барах или на дискотеках. Меня зовут Марина, это – Семён, рядом – Рома, а этого буку зовут Степан, – представила она всех.
– Ну вот, без меня меня женили… – скорбно заметил Степан.
Дима естественно и радостно рассмеялся.
– Мне кажется, что я понимаю, чем вызван такой интерес к картинам Айвазовского, – вглядываясь в глаза Марины, заметил Дима.
Марина смутилась.
Дима ходил с друзьями по залам, делая точные замечания по поводу картин и выдавая весьма глубокие познания о художниках. Стремительно и неожиданно для всех, в течение каких-нибудь получаса, он почти завоевал сердца всех участников компании своим юмором и нетривиальным взглядом на мир.
– Ребята, завтра в «Аврора Холл» на Пироговской набережной концерт Аквариума будет. Приглашаю вас всех.
– Аквариум – это вон, для Сёмки – он его слушает, я это блеянье слушать не могу, – сказал Степан, – нет уж, увольте, я – пас. Я лучше по ночному Питеру пошляюсь.
– Я со Стёпкой, наверное, – подумав, сказал Рома.
– А вы, мадемуазель? – обратился Дима к Маринке.
– Я не против, если, конечно, Сёмочка пойдёт, – смущённо ответила Марина.
– Чтобы я концерт Аквариума пропустил?! Нет уж… Пусть Ромка со Стёпкой по городу болтаются, а мы оторвёмся. Отсталые люди, – извинялся за Стёпку с Ромой Семён.
– Решено! А что ты, Семён, ещё из музыки любишь? – спросил Дима.
– Да он вообще двинутый! Пробовал я его музыку слушать, чуть крыша не поехала – тоска полная: Леонард Коэн, Боб Дилан, Том Уэйтс да Ник Кэйв. Тоскляк полнейший!
Дима с интересом посмотрел на Сёму.
– Совершенный респект тебе, Семён. Леонарда Коэна и Боба Дилана можно было бы списать на тягу к соплеменникам, но Уэйтс и Кэйв это опровергают. Похоже, у тебя неплохой вкус.
– Да какой там вкус! Мычание коров – симфония, по сравнению с этим! – не унимался Степан.
– У тебя, Стёпка, просто другой диапазон слуха, поэтому тебе вся нормальная музыка мычанием кажется, – прекратила дискуссию Маринка.
Ромка, судя по всему, жалел, что отказался от концерта, но обратной дороги не было.
Распрощавшись с Димкой, друзья устало поплелись на Литейный. Дойдя до квартиры, они услышали из комнаты Витька песню группы Любэ «Батяня комбат». После разговоров о Леонарде Коэне и Гребенщикове, Любэ вызывало тошноту, но вымотанные длинным, насыщенным днём, все заснули ещё в процессе приземления на кровати…
* * *
Утром решено было посетить Чижика-Пыжика. Михайловский замок, находящийся рядом, впечатлил, а птица разочаровала.
– Какой же это памятник?! Я пивную пробку на спичечный коробок положу, и объявлю, что это памятник! – возмущался Стёпка.
– Ты ничего не понимаешь, мой не сильно продвинутый друг, – смеялся Сёма, – это же концептуальная вещь. Именно, что спичечный коробок, только не ты это придумал, а писатель Андрей Битов, а Резо Габриадзе, кстати, не только скульптор, но и известный сценарист, этот памятник сделал. Давайте лучше желания загадывать!
Сёма стал кидать на Чижика монетки, другие присоединились. Ни у кого не получалось оставить монетку на постаменте, но вдруг, одна из брошенных денежек застыла на краешке камня.
– Чья это, интересно, – задумался Сёма.
– Моя, моя, моя! – захлопала радостно в ладоши Маринка.
– Колись, что загадала, – не слишком вежливо спросил Стёпка.
– Ага, так я и сказала … хотя …большую и светлую любовь загадала! – с вызовом сказала Марина.
– Эх, девчонки, переводят желания на всякую муть! – сокрушался Стёпка.
– Может, и не муть… – улыбнулся Семён, глядя на задумчивую Маринку.
Любители загадывать желания двинулись вдоль Фонтанки обратно к Невскому проспекту.
– Что дальше предложит нам знаток Северной Венеции? – склонив голову на бок, спросила Сёму Маринка.
– Ну, можно в Исаакий сходить, по набережной погулять, потом – на Васильевский остров… да, поесть где-то надо. А больше мы сегодня не осилим – нам с Маринкой вечером на «Аквариум», – сладко зажмурился Сёма.
Исаакиевский собор всех восхитил.
– Между прочим, при золочении куполов в то время использовалась ртуть, и шестьдесят мастеров умерли во время работ при золочении купола Исаакиевского собора, – привёл историческую справку Семён.
– Какой ужас, – прикрыла рот рукой Маринка.
– А я один раз градусник разбил, – ни к селу, ни к городу сказал Ромка.
– Ага, и твои родаки, небось, сразу скорую тебе вызвали и в РДКБ госпитализировали! – съязвил Стёпка.
– Чего ты к моим родителям прицепился?!
– Да потому, что ты маменькин и папенькин сынок!
– То, что я рыбу на складе не разгружаю, не говорит о том, что я маменькин и папенькин сынок! Я вот кровь сдавал, как донор!
– Да твоя голубая кровь не подойдёт нормальному человеку!
– Не пойду я с тобой сегодня по Питеру гулять, я лучше на концерт тоже пойду, – зло сказал Стёпке Рома.
– Ну, и катись!
– Прекратите, немедленно! Как дети малые. Ну чего ты, Стёп, правда, к Ромке привязался? – попыталась затушить разгорающийся скандал Марина.
– А идите вы все… – махнул рукой Стёпка, развернулся и пошёл прочь.
– Стёпа! Подожди, ну чего ты? – пытался остановить Степана Семён.
– Да оставь его – к вечеру отойдёт, – придержала рукой Сёму Марина.
Размолвка испортила всем настроение. Одна была надежда – на вечерний концерт. Троица молча перекусила в кафе, и было решено вернуться на квартиру собираться к концерту.
* * *
К вечеру погода взбесилась, не желая пускать друзей на концерт. Дождь и ветер гнули деревья, ломая ветви. До концертного зала они добежали совершенно мокрые.
Дима, улыбаясь, встретил их внутри.
– Я смотрю нас чуть больше, чем предполагалось, ничего, сейчас решим проблему. Подождите меня здесь немного, – Димка отошёл.
– Ничего, симпатичное местечко, – оглядывалась Марина.
– Я здесь не был, – сказал Сёма, – с родителями на рок концерты не походишь.
Вернулся Дима и повел всех в зал.
– Нам сюда, – повёл ребят он в VIP ложу.
– Ничего себе, вот это пафос! – удивился Ромка, увидев стол с шампанским и закусками.
– Мы что, буржуи какие? Лучше бы просто, на танцполе постояли, – смутился Семён.
– Да успеем мы ещё на танцпол, садитесь, – сделал Димка приглашающий жест.
– Ты, наверное, тайный Рокфеллер? – склонила голову на бок Марина.
– Нет, я студент, учусь в ГИКе.
– Где, где? – переспросила Марина.
– В государственном институте культуры, на странной специальности «социально-культурная деятельность».
– И чем же ты будешь заниматься после учёбы? – поинтересовался Ромка.
– Чем мы будем заниматься после учёбы, никто из нас не знает. У нас в стране это нормально: юристы работают авто слесарями, педагоги начальных классов идут работать в банк, а математики-социологи поют песни на сцене.
– Ну, это, в общем, да. Но для студента VIP ложа – деньги неподъемные, – пытал Диму Ромка.
– Какая вам разница? Я хотел сделать вам приятное, уверяю вас, что мне это ничего не стоило. Закрыли тему, давайте-ка лучше шампаньозы выпьем!
Маринка смотрела на Кришну на заднике сцены, через бокал.
– Кришна в аквариуме… – прошептала она.
Раздался свист и аплодисменты – на сцену вышел Борис Борисович с гитарой и в какой-то шапочке. Он молитвенно сложил руки.
– Здравствуйте, любимые мои, – улыбнувшись, пустил БГ волну света в зал.
Волна, прокатившись по публике, вызвала восторженные крики и свисты. Марина, Сёма и Ромка тоже, прямо на физическом уровне, ощутили эту волну. Не в силах сидеть, они подошли к перилам VIP ложи.
– Танцпол забит до отказа… – расстроено сказал Сёма.
– Ничего, здесь потанцуем, – успокоил Димка.
Боря затянул «Сталь». Сочетание музыки и слов песни показалось Сёме, Марине и Ромке чем-то сродни магии. Через несколько песен, Маринка, оглядев зрителей, заметила несколько человек, находящихся в трансе, похожем на религиозный – они с закрытыми глазами мотали головой в такт музыке и водили из стороны в сторону поднятыми вверх руками. Тут же, она почувствовала на своей макушке тепло от чьего-то взгляда. Марина оглянулась на Димку, тот смущённо отвёл в сторону глаза. «Вот тебе и Чижик-Пыжик…» – промелькнуло у неё в голове.
Под «Аригато» все восторженно скакали, заряжаясь энергией регги. Димка откуда то достал флаг Ямайки с изображённым на нём в центре Бобом Марли, и стал им размахивать.
Борис Борисович, умелый манипулятор, резко менял радость на бездонную грусть и наоборот, изматывая души слушателей запредельными эмоциями. Экстаз зашкаливал.
Когда концерт закончился, у каждого появилось ощущение, что ты – ковёр, который только что прохлопали к новогодним праздникам: было чувство чистоты и опустошённости. Пустота заполнялась чем-то приятным.
– У меня такое чувство, что нас сначала хорошо прочистили, а сейчас меня что-то переполняет, и этому чему-то не хватает места, и оно рвётся наружу, – высказалась за всех о своих ощущениях Марина.
– Может быть, вам это покажется высокопарным и чрезмерным, но я скажу своё мнение. Чувство, которое переполняет вас в данный момент, называется «любовь». Вы только не держите меня за дурака, но Борис Борисович относится к тем немногим, через которых бог разговаривает с людьми.
– Нет, к теософским беседам я не готов, – сказал Ромка, – не умоляю талант Гребенщикова, но, по-моему, это слишком.
– А я и не собираюсь теософствовать. Просто, по моему глубокому убеждению, каждый по-настоящему талантливый человек является посредником между богом и людьми. Я не трогаю церковь, я сейчас о другой стороне. Все гении – Окуджава, Высоцкий, Ахматова, Бродский, упомянутые уже Лернард Коэн с Бобом Диланом, суть – дар божий. Не важно, в чем он выражается. Всё, в чём он проявляется, объединяется одним понятием: талант.
Ветер и дождь за время концерта стихли. Кругом на улице валялись поломанные ветви деревьев.
– Сейчас время белых ночей, но, к сожалению, погода нам этот кайф обломала, – извинялся за погоду Димка, – зато завтра обещают солнечно и жарко. Я вас в такое место свожу! Встречаемся в девять утра на Финляндском вокзале, – безапелляционно сказал он.
Вернувшись в своё обиталище, друзья привычно уже услышали «Батяня комбат» из комнаты Витька и встретили злого Стёпку. Улыбающиеся лица Маринки, Сёмы и Ромки несколько остудили Стёпкину злость.
– Где вы шатаетесь?! Я уже семь раз прослушал про «батяню комбата», это однозначно хуже Гребенщикова!
– Дурачок ты, Стёпка, и уши у тебя холодные, – ласково потрепала друга по волосам Маринка и пошла спать в комнату к старушке.
* * *
Ровно в девять все собрались на Финляндском вокзале. Погода и правда, благоприятствовала путешествию – одарила солнцем, безветрием, предчувствие подсказывало, что будет жарко.
– Куда мы едем то? – нетерпеливо спросил Димку Степан.
– В Выборг, – коротко ответил тот.
Ответ Степана не удовлетворил окончательно, но он подождал, пока были куплены билеты, и все погрузились в электричку.
– Продолжаем разговор, – занудствовал Стёпка, – там что, круче, чем в Гатчине?
– Не сказал бы … в общепринятом смысле, наверное, нет … дело вкуса, как с Гребенщиковым… – смеялся Димка.
– Так, так, так, – насторожился Стёпка, – что там за достопримечательности, на которые мы едем смотреть?
– Парк, – улыбаясь, сказал Димка.
– Так, остановите электричку! Я сойду! Он нас на детских аттракционах покатать решил! – заволновался Степан.
– Да нет там никаких аттракционов!
– А что там есть? – допытывался Стёпка.
– Ничего нет! Природа… – огорошил всех Димка.
– Вот тебе, здрасте! Мы в Питер ехали на природу смотреть, своей то не хватало?! Да ты знаешь, какие у нас леса и озёра?!
– Наверно, красивые, но там природа не такая.
– Какая «не такая»? – передразнивал Степан Димку.
– Блин, увидишь…
Стало тихо. До Выборга электричка телепала долго, но всем, включая Степана, стало интересно, какая там «не такая» природа.