Глава вторая
Домициан по счёту являлся третьим из Флавиев.
А первым, основателем новой династии, стал его отец.
Когда Веспасиан был молодой, никто и не думал, что он так возвысится. Он всегда производил впечатление неотёсанного мужлана. А всё потому, что он происходил из простых крестьян и родился в захолустном местечке Фалакрины, однако милость богов вознесла его на вершину Палатинского холма.
Энергичный, и в тоже время осмотрительный, обладавший от природы трезвым и очень расчётливым умом, Веспасиан выдвинулся прежде всего, как способнейший полководец империи. Он показал себя с очень хорошей стороны и в Британии, и в Иудеи (именно им было подавлено с крайней жестокостью восстание в Иудеи, и его войсками был взят Иерусалим), и лишь потом он одержал победу в гражданской войне над Вителлием и стал принцепсом. Первым в огромном государстве. И первым из династии, сменившей Юлиев-Клавдиев.
Вторым в этой династии стал старший сын Веспасиана – Тит.
Тит, надо сказать, был тоже не бесталанным. Его считали вполне способным правителем. Об этом единодушно утверждали римские авторы.
Но вот вслед умершему от чумы Титу, власть наследовал Домициан- младший из сыновей Веспасиана.
* * *
В отличии от отца и старшего брата, Домициан не выделялся ни расчётливостью, ни смелостью, ни умом. Трусливый, падкий до роскоши и наслаждений, он имел и достойную жёнушку – Домицию Лонгину.
Домиция Лонгина до глубины души была порочна. Она даже открыто хвасталась своими бесчисленными похождениями. И с воинами-гвардейцами, и с рабами, и с актёрами.
Её связь с греческим актёром Парисом приобрела настолько скандальный характер, что Домициан велел Париса схватить и умертвить, а с женой развёлся.
Но то ли родство душ, то ли соблазнительный облик, сладкозвучие в голосе и смирение во взгляде сделали своё дело, и Домициан вскоре вновь сошёлся с Домицией Лонгиной. И якобы по «требованию народа и сената», женился повторно на ней.
Именно от «раскаявшейся» Домиции Лонгины исходила идея заговора, жертвой которого и стал её муженёк, третий и последний из Флавиев.
* * *
Децебал внимательно следил за всем, что происходило в империи. Им успешно была перенята тактика Рима. Высылались под видом купцов и прочих мирных обывателей наблюдатели в стан врага. Немало их развелось в приграничных римских городах. И даже в отдалённых, располагавшихся на берегу Адриатики. От одного из таких доверенных наблюдателей, пробравшихся в Салону (нынешний Сплит), Децебал и узнал: вместо убитого заговорщиками Домициана сенат выбрал из своей среды принцепсом престарелого Марка Кокцея Нерву.
Главный заступник даков, бог Замолксис, вроде бы вновь подарил удачу Децебалу. Стоило лишь выступить против Рима. И предлог благовидный нашёлся. Децебал приносил клятву верности Домициану, а того уже умертвили. Неужели едва передвигавший ноги сенатор Марк Кокцей Нерва сумеет противопоставить что-либо прирождённому воину Децебалу, окончательно возмужавшему и бывшему в самом расцвете сил?
И опять в дела на Балканах вмешалась «третья сила» – сарматы…
* * *
Озлобленные предательством, сарматское племя язигов подговорило родственных им роксоланов, вчерашних союзников даков, напасть на Децебала. Убедительно было и золото, которое прислали из Рима.
Перейдя пограничный Тирас, роксоланы вторглись в земли кельтского племени бастарнов. За бастарнами начиналось Дакийское царство. Кельты проиграли битву кочевникам и вынуждены были присоединиться к победителям. Соединённая кельтско-сарматская армия стояла уже у Пирета (Прута), уже казалось вот-вот бритоголовые роксоланские воины на своих рослых конях переплывут Пирет и начнут опустошать восточные земли царства Децебала… Однако роксоланы внезапно отступили. Видно очередная волна кочевников из бескрайних степей Азии накатилась на земли сарматов и те вынуждены были уйти к себе. Ну а кельты-бастарны не решились в одиночку тревожить Децебала.
Грозные тучи разошлись. Гром так и не прозвучал.
Но время Децебалом было упущено…
Потому что Римскую империю возглавил уже новый принцепс. Марк Ульпий Траян.
* * *
Траян был первым правителем империи, родившемся вне Апеннин. Родился он в маленьком городке Италика, лежавшем в Испании.
Траян обладал огромной силой и невероятной выносливостью. А ещё он был скромен и очень непритязателен. Начиная карьеру простым легионером, уже при первом из Флавиев он дослужился до высокой должности, отличившись в Иудейской войне и в пограничных стычках с парфянами.
Веспасиан обратил внимание на простого, грубоватого военачальника, не обременённого к тому же чрезмерным честолюбием, а Тит и вовсе приблизил его к себе. В правление Домициана Траян возглавлял провинцию Сирия, а затем подавил восстание в Германии. Там же, в Германии, его и застало известие об убийстве Домициана и возвышении Нервы.
Лишь стечение обстоятельств и всеобщая усталость от разнузданной тирании, вознесли Нерву на самую вершину власти, но он был серой и безынициативной личностью и не желал подвергать себя опасности, тем более в Риме вспыхнул мятеж.
Чтобы успокоить возмутившихся преторианцев, Нерва за победы над германцами, наградил триумфом пользовавшегося любовью в легионах Марка Ульпия Траяна и объявил, что тот им усыновляется.
Так Траян стал соправителем Нервы.
Выбор Нервы оказался на редкость удачным (после смерти Траяна, сенат желал правителям, вступавшим на Палатин, всем без исключения, быть «счастливее Августа и лучше Траяна»)
При Марке Ульпии Траяне Римская империя достигла своего наивысшего могущества.
* * *
Ещё вчера готовый начать войну при первой же возможности, Децебал притаился. Теперь начинать войну без союзников было делом крайне опасным. А может быть и почти что безнадёжным.
Но кто мог помочь Децебалу?
С сарматами царь Дакии рассорился. Восставшие германцы были разбиты.
Оставался опаснейший враг Рима на востоке- Парфия.
В Парфию были отправлены послы с предложением заключить антиримский союз. Что бы с двух сторон можно было напасть на империю. Не знал Децебал, что послов его, переправившихся через Боспор Фракийский (пролив Боспор), римляне перехватили в Вифинии. Схваченные послы, под пытками во всём признались. Кстати, об этом Траяна известил никто иной, как легат провинции Вифинии Плиний Младший, впоследствии ставший знаменитым писателем.
Марк Ульпий Траян (к тому времени уже единолично правивший империей), хладнокровно набрасывал удавку на шею Децебала.
Котины и квады отдалялись от даков. На правобережье Истра строились новые дороги. Для флота прорыли даже судоходный канал.
С западных и восточных провинций стягивались непрерывно всё новые легионы и вспомогательные части.
Глава третья
Весной 854 года от основания Рима имперская армия, сопровождаемая флотом и усиленная наёмниками из маркоманов, квадов и… конечно же, язигов (ставших непримиримыми врагами Децебала), собралась в Верхней Мёзии. Там был проведён смотр шестидесятитысячной армии, отдыхавшей три дня у Виминация.
Марк Ульпий Траян остался доволен проведённым смотром.
Две колонны (по тридцать тысяч воинов в каждой) перешли через Истр. Одна во главе с самим принцепсом по составленной из судов переправе у Ледераты, а другая под командованием нового префекта Претория Мания Либерия Максима у Диерны.
Траян намечал, что эти колонны соединятся у Тибиска (ныне река Муреш), от берегов которого всего ничего до Тап, ключевой крепости, прикрывавшей самый удобный горный проход к Сармизегетусе.
Децебал предпринял отвлекающий манёвр. Союзники даков, крупное фракийское племя гетов, неожиданно напали на провинцию Нижняя Мёзия. Гетам удалось сжечь Новиодум, Трёзмис, Диногецию, Дорастор и ещё с десяток крепостей и городков. Они так же разбили несколько отдельных номерных когорт и вексилий, но развить первоначальный успех им так и не удалось. Подошедшие на выручку к легату Нижней Мёзии войска вытеснили гетов за Истр.
У Тап, как и намечал Траян, две римских колонны встретились с основными силами даков.
* * *
В армии Децебала, помимо самих даков, сражались многочисленные перебежчики из империи. Из них формировались целые отряды.
Под Тапами с обеих сторон сошлись до ста тридцати тысяч воинов.
Сражение было упорным и необыкновенно кровопролитным. В некоторых римских легионах, до половины воинов погибло. Траян принял непосредственное участие в этом сражении и по окончанию его распорядился разорвать на бинты даже собственный плащ и сменные одежды, что везли в обозе, и одежды преторианцев-телохранителей.
У легионеров не хватило сил преследовать отступавших даков. Тапы пали. Траян праздновал триумф, но опытный воин, после столь тяжёлой битвы, не решился идти на Сармизегетусу. Туда через некоторое время отправились послы.
В обмен на жизнь и сохранность царской диадемы, Децебалу предложено было срыть стены крепостей, сооружённых с помощью римских ремесленников, разорвать союзные отношения с соседями гетами, распустить большую часть армии и признать верховенство над собой империи.
Децебал отверг эти условия.
* * *
Упорный, привыкший всегда добиваться намеченного, принцепс-полководец предпринял второй штурм «Дакийской скалы».
Летом следующего года снова две крупных римских армии переправились через Истр и двинулись к горным проходам, открывавшим путь к Сармизегетусе. Траян попытался взять её в клещи. Преодолевая всё возрастающее сопротивление (римлянам приходилось брать с боем не только замки, но и даже не защищённые деревни) колонна Мания Либерия Максима уподобилась змее. Скрежещущей, громыхающей железом, со смертельно опасным жалом. Эта змея должна была ужалить- оторвать от союза с Децебалом гетов.
И она ужалила.
Манию Либерию Максиму это сделать удалось.
Вторая колонна, вновь возглавляемая Траяном, продвигалась по земле Дакийского царства. Сколь не безгранична была храбрость даков, сколь не велика была жажда бороться до последней капли крови за свою свободу, дакийские крепости одна за другой переходили в руки римлян. Вернее, римлянам доставались лишь сожжённые, обуглившиеся развалины с трупами дакийских воинов.
И тут уже Децебал прислал к Траяну посольство. Принцепс не пожелал его выслушивать, а потребовал личной встречи с царём даков. Ну а тот по-прежнему ещё уповал на милость Замолксиса, ведь когда-то этот бог не раз проявлял эту самую милость к нему. Царь даков, к тому же, всё ещё надеялся на Парфию. Но он не знал, что послы его были перехвачены римлянами, да и в самой Парфии начались смуты. И причиной их стали происки Рима.
Траян неумолимо приближался к Сармизегетусе. И теперь, учтя прежние битвы, он шёл с севера, где горные хребты были более пологи и доступны.
Вскоре римская армия овладела важнейшей дакийской крепостью Апул. С падением её царство даков расчленялось на две части. И Децебал отрезался от всех северных племён.
В захваченном Апуле римляне нашли осадные машины, оружие и не выданные римские штандарты, включая серебряного орла V легиона Жаворонки (болезненное напоминание о неудачнике Корнелии Фуске).
У стен столь неприступной, столь вожделенной для римлян Сармизегетусы, обе римские колонны, и принцепса и Мания Либерия Максима, встретили наконец-то остатки армии Децебала, те, что вырвались из окружений под Напокой, Апулой, Тапами и Буридавой. Против семидесяти тысяч хорошо обученных и вооружённых римлян встало пятнадцать тысяч смертельно уставших даков. Завязалась последняя битва. Дакам было ясно, что они обречены. И ничего их уже не спасёт. Но осознавая это, даки бились мужественно. Они не просили пощады!
После многочасовой битвы вся армия Децебала полегла под стенами его столицы.
Не склонный к проявлению своих чувств, принцепс Марк Ульпий Траян не мог не поразиться отвагой противостоявших ему даков, и потому пленённого и раненного Децебала он принял в личном шатре.
Децебалу оказали почести как доблестному воину и царю!
* * *
Замолксис отвернулся от Децебала.
На этот раз Децебалу пришлось принять условия. Все! Отныне царь даков объявлялся другом Римского народа, государства и принцепса (признавал своё подчинённое положение). Децебал не имел права предоставлять убежища перебежчикам из империи, враги Траяна становились и его врагами. В важнейшие дакийские крепости вводились римские гарнизоны, стены Сармизегетусы срывались.
По повелению принцепса, уроженец Сирии, инженер и главный архитектор Римской империи, Аполлодор Дамаскин, начал возводить через Истр каменный чудо-мост. Мост, который надёжно связал бы римские гарнизоны в Дакии с империей. Мост Аполлодора.
Марк Ульпий Траян с триумфом вернулся в Рим. Сенат удостоил его титулом «Величайший Дакийский».
Dactcus Maxsumus
Так закончилась Вторая Дакийская война.
Наступил черёд Третьей…
Глава четвёртая
Протяжённая цепь всадников в обычных для римлян доспехах (называвшихся лориками скваматами) и в шлёмах с перьями (эту разновидность шлёмов называли галликами), с трёхдневным съестным запасом в торбах, притороченных к конским крупам, и копьями наперевес, продвигалась по приграничной дороге. Всадники шли по двое. Впереди находился Лузий Квиет. А за ним, немного отстав, двигался один из старших декурионов (десятников). Это был Цельзий- такой же, как и Квиет, темнокожий воин, только не чистокровный негр, а наполовину гетул (гетулы являлись прямыми предками нынешних кочевников пустыни туарегов).
Цельзий, как и многие воины алы, тоже был родом из провинции Мавретании Цезарейской, но только из города Тагисиса.
Когда-то он участвовал в восстании гетулов против римлян, но затем переметнулся на противоположную сторону и завербовался в армию Рима. От долгой и беспрерывной походной жизни его лицо стало обветренным, огрубевшим, а от пристрастия к неразбавленному вину и от неумеренного его возлияния одутловатым и всё к тому же ещё покрылось морщинами, как у семидесятилетнего старца. За глаза воины звали этого старшего декуриона «Дедом» или «Стариной Цельзием». Пагубное пристрастие к вину не раз уже приводило Цельзия к не очень хорошим последствиям, но Лузий в последний момент его жалел, и только благодаря префекту гетула с позором не выгоняли со службы.
Сейчас старший декурион стеганул хлыстом коня и, нагнав префекта, спросил его:
– Как думаешь, Лузий, к вечеру доберёмся?
Лузий Квиет ему не ответил, так как был погружён в свои мысли и ему было не до пустых разговоров. Да и переживать не стоило. На участке от Кастры Мартиссы и до Виминация, на протяжении целых ста пятидесяти миль, где отроги Гема (ныне Балканские горы) встречаются с рекой, на стыке Верхней и Нижней Мёзии, рубежи империи защищены надёжно. Здешний правый берег Истра густо усеян крепостями-кастеллами, так что казалось – находясь на башне одной, непременно добросишь копьё до башни другой. И в каждой кастелле (в каждой, без исключения) находились усиленные гарнизоны.
Граница с даками уже который год считалась неспокойной, и потому охранялась как никакая другая. Даже на Парфянской сейчас находилось меньше легионов, конных вексилий и номерных когорт.