В глазах зарябило до слез».
Он приоткрыл окно и полной грудью вдохнул насыщенный травяной горчинкой воздух. Вспомнил, как в детстве бабка выводила в луга за поселком.
Сначала сама проходила вдоль участка, проверяла нет ли глубоких ям. Тщательно выискивала битые стекла и мусор. Убедившись, что безопасно, командовала:
– А теперь, Максимушка, бегай и кричи сколько хочешь!
И он кричал. Сначала односложное «а». Осмелев, разгонялся и несся, несся с оголтелыми воплями. Раскинув руки. Едва касаясь ладонями щекочущих стебельков. Навстречу порывам ветра, сбивавшим волосы со лба. Закрывал глаза и бежал, почти отрываясь от земли, представляя себя парящей птицей. Переполняла уверенность, что стоит разогнаться еще сильнее, и он взлетит.
А потом они шагали по узкой тропке среди шелестящей пшеницы ростом почти с бабку. Максим срывал один за другим тугие колоски. Вышелушивал зернышки, набивал ими рот и держал, пока не разбухали от слюны. И с наслаждением жевал.
Стоило об этом вспомнить, и на языке возник тонкий хлебный вкус с молочным оттенком. Максим с грустью улыбнулся.
При въезде в Москву начались пробки. Садовник искусно лавировал среди машин, избегая столкновений. В след ему сердито гудели клаксоны.
– Не люблю город. В Лондоне так же водят?
Максим представил утреннюю толчею в метро, ощутив деликатные тычки локтей в бока и усмехнулся:
– Я пару раз всего кэбом пользовался – очень дорого и не факт, что вовремя доедешь, – он с интересом глазел на яркие рекламные щиты и набитые людьми маршрутки.
– Хватайте кэб, Ватсон – мы едем на Бейкер-стрит! – засмеялся садовник и свернул во дворы.
Машина запетляла по узким дорожкам.
– Долго еще?
– Приехали, – садовник нашел парковочное место, выровнял машину и ловко втиснулся задним ходом между одинаковыми джипами.
Максим вышел и потянулся. Обвел взглядом просторный двор и увидел, как в арку вбежала Жанна Яковлевна.
«Обалдеть! – он подавил зевок. – На ковре самолете добиралась?»
Садовник нажал на брелок. Автомобиль пиликнул, маякнув фарами.
– Идем. Без десяти.
Нотариальная контора занимала подъезд на первом этаже кирпичной многоэтажки. Массивная дверь с позолоченными ручками сразу внушала уважение к тому, кто находился за ней. «Санин Илья Рудольфович», – уточняла надпись на табличке.
«Просторная прихожая. И обувь почистить можно, – Максим снял куртку. – Стойка для сушки зонтов на паука похожа».
Они прошли в небольшую залу. Стены обиты лакированными деревянными панелями. Мягкие кресла. Одно – массажное.
«Да. Непростого нотариуса выбрала бабка».
– Кабинет там, – садовник указал направо.
Широкий коридор мерила шагами Жанна Яковлевна. Заметив Максима, демонстративно отвернулась. Иван Семенович кивнул в сторону обтянутого бархатистой тканью стула. Максим не успел присесть. Из кабинета вышла моложавая женщина в деловом костюме с пышным жабо, подколотым брошью.
– Стрельцов Максим Федорович? – она обвела цепким взглядом присутствующих.
– Я.
Женщина что-то отметила в папке-планшете.
– Климов Иван Семенович?
– Я, – отозвался садовник.
– Юданова Виолетта Игоревна.
– Должна подойти, – ответил садовник.
Максим хотел было спросить «кто это?», но решил, что потом разберется.
– Пахомова Жанна Яковлевна?
Домработница ткнула Максима в спину:
– Посторонитесь, молодой человек, – и первой зашла в кабинет.
Илья Рудольфович сидел во главе длинного стола, инкрустированного под мрамор. Седые волосы уложены в аккуратную волнистую прическу. Окладистая бородка. Приятное лицо.
«Джузеппе Верди с бабкиного портрета в спальне!»
Нотариус встал, с поразительной для преклонного возраста легкостью обогнул стол и подал руку Максиму:
– Здравствуйте, Максим Федорович. Примите мои соболезнования. – Он степенно кивнул садовнику и домработнице: – Располагайтесь, где вам будет угодно, – указал на стулья, окружавшие стол.
– Благодарю, – Максим осторожно присел на край стула, рюкзак кинул под ноги. Положил руки на стол и тут же убрал:
«Не хватало еще потные следы оставить на полировке», – он поднял голову и сравнил с отражением большую хрустальную люстру на высоком потолке.
Жанна Яковлевна с шумом выдвинула ближайший к креслу Ивана Рудольфовича стул и плюхнулась на него. Садовник опустился на небольшой диванчик при входе.
Секретарша нотариуса скрылась за дверью между застекленными стеллажами с документами и через минуту вернулась с большим серебряным подносом. Ловко выставила на плетеную подставку четыре чашки дымящегося кофе, сахарницу и вазу с пирожными.
– Сливки, карамельный сироп?
– Спасибо, не надо, – дуэтом ответили Максим и садовник.
– Милочка, а ликер у вас есть? – бросила Жанна Яковлевна.
Секретарша принесла и поставила перед домработницей узкий высокий стакан с носиком:
– Прошу вас.
Домработница отхлебнула из чашки. Вылила себе весь алкоголь. Потянулась к вазе, чуть не искупав кружевной воротник в кофе, и взяла два пирожных, успев накрошить на стол.
Илья Рудольфович кому-то позвонил:
– Вы на подходе? Хорошо, – и посмотрел на помощницу, – Ольга.
Секретарша, бесшумно передвигаясь на высоких каблуках, достала конверт из папки на букву «С».
– Будьте добры, ваши паспорта, – она собрала документы и передала нотариусу.
«Целый ритуал», – Максим расслабился и сел поудобнее.
Дверь распахнулась, и кабинет влетела девушка:
– Прошу прощения… – она говорила с придыханием, – мне очень неудобно… так вышло.
«А это еще кто?» – Максим посмотрел на садовника. Тот улыбался незнакомке.
Илья Рудольфович привстал:
– Виолетта Игоревна, прошу, присаживайтесь.
Виолетта стянула с головы розовую вязанную шапку. Размотала шарф. Скинула длинное пальто мышиного цвета. Сунула в сумку перчатки. Секретарша подхватила ее одежду и повесила в шкаф.
«Еще бы Травиатой назвали, – Максим изучал неожиданную гостью, которой, похоже, здесь кое-кто был рад. – Бледная, как стена. Волосы, правда, зачетные. И глаза. Ничего так. Ресницами хлопает, как веером машет. Руки убрала. Тоже боится стол заляпать. Надо Семеныча спросить, что…»
Его размышления прервал нотариус:
– Еще раз приветствую всех.
Домработница доела пирожное, вытерла рот салфеткой и кашлянула. Секретарша села за письменный стол у окна и застучала по клавиатуре компьютера. Садовник выпрямил спину, а Виолетта уставилась на Максима.
«Ого! Смотрит, как на врага!»
Илья Рудольфович встал:
– Зачитывается завещание восемьдесят четыре эн пэ, за номером сто девяносто четыре, семьдесят шесть, тридцать два. Место составления – город Москва, время составления четвертое апреля две тысяча пятнадцатого года, семнадцать ноль…
– А можно покороче как-то? – перебила Жанна Яковлевна.
– Процедура оглашения – стандартная, – нотариус поправил очки и продолжил: – Я, гражданка Стрельцова Алиса Витальевна, десятого октября одна тысяча девятьсот сорок пятого года рождения, паспорт…
Максима не волновало наследство. Он хотел разделаться со всей этой канителью и вернуться к лондонской жизни.
«Раз пригласили, что-то достанется. И насчет учебы бабка наверняка позаботилась».
Закончить академию – дело принципа, чтобы доказать ей, пусть и после смерти, что он добился успеха в современном танце.
– …Завещаю своему внуку, Стрельцову Максиму Федоровичу, седьмого декабря одна тысяча девятьсот девяностого года рождения, паспорт… Все имущество… Кроме флигеля…
«Как кроме? – Максим вслушался в монотонную речь нотариуса.
– Флигель со всем содержимым я завещаю Юдановой Виолетте Игоревне, седьмого августа одна тысяча девятьсот девяносто второго года рождения…
Максим чуть не крикнул:
«Какая, к черту, Юданова? – внутри просыпался вулкан. – И как я дом без флигеля продам? – мысли скакали, как би-бой на танцполе. – О чем вообще бабка думала?»
– …Пожизненное содержание в размере…
«Семенычу перепало», – машинально подумал Максим, и тут же вздрогнул от пронзительного крика домработницы.
– Шкатулка?! – она встала, уронив с грохотом стул. – Вы что такое читаете? Какая шкатулка?! – подскочила к нотариусу, пытаясь вырвать бланк. – Это подлог! Я видела завещание Алисы Витальевны, и в нем мне положено…
– Жанна Яковлевна, попрошу вас, сядьте. Вопросы сможете задать после оглашения.
Илья Рудольфович поднял руку с завещанием и отступил к стене.
«Во бабка дает! – Максим скрестил руки. – Знала значит, что Жаба приворовывает. Мой шантаж – детские забавы по сравнению с ее местью. Браво, Алиса Витальевна!»
Домработница тяжело опустилась на стул и принялась что-то шептать себе под нос. Нотариус дочитывал:
– Личность завещателя установлена. Дееспособность его проверена. Подпись подлинная, – он достал из кармана пиджака платок и вытер лоб.
Первой очнулась домработница:
– Это что сейчас было? – она вскочила и наклонившись вперед, почти легла на стол. – Алиса мне лично показывала завещание! И флигель мне, и деньги, круглая сумма, и…
– Зачитанное завещание единственно подлинное, в чем я удостоверился в присутствии двух свидетелей, – резюмировал нотариус, – а именно…
Жанна Яковлевна перебила:
– Врете вы все! Сговорились, да? И свидетели ваши купленные! – ее лицо побагровело, а рот искривился и дергался. – Я на вас в суд подам! Негодяи! Сорок лет прислуживала, как верный пес, и где благодарность?!
– А вам не кажется, что вы уже получили свое? – встрял садовник.
– На что вы намекаете? – домработница метнула в него колючий взгляд.
– Я не намекаю. Прямо говорю. И нечего тут пыхтеть, как самовар!
Жанна Яковлевна беспомощно хватала воздух ртом. Секретарша принесла стакан воды, но домработница гневно отвела ее руку. Схватила сумку. Выбежала из кабинета, громко топая, и так шарахнула дверью, что закачались стеллажи.
Илья Рудольфович сел в кресло:
– Ольга, позвоните вечером гражданке Пахомовой и напомните, чтобы она взяла ключ от ячейки, где хранится вышеупомянутая шкатулка.
Секретарша быстро сделала запись в блокноте, а нотариус поинтересовался:
– Максим Федорович, вам все понятно в отношении содержания завещания вашей бабушки?
«Ни черта мне не понятно, но спрошу не здесь и не у вас, – Максим посмотрел на садовника: – Он же явно знаком с этой Юдановой! Почему не предупредил о ее существовании?»
Нотариус встал:
– Если что – звоните в любое время.
В прихожей все молчали. Иван Семенович помог Виолетте надеть пальто. Вызвался подержать сумку и перчатки, пока она оборачивала шарф.
«Обхаживает наследницу престола», – Максим презрительно хмыкнул.
– Вас что-то не устраивает? – Виолетта натянула перчатки и уставилась на Максима скептическим взглядом.
«Серая мышь заговорила!» – Максим резко застегнул молнию на куртке, развернулся и вышел на улицу, закрыв дверь ногой.
Виолетта выскочила следом и преградила дорогу:
– Я вам, кажется, вопрос задала?
– А я вам, кажется, на него не ответил.
– Тогда спрошу по-другому, если позволите. Как вам жилось все эти годы, уважаемый Максим Федорович, совесть не мучила?
– А что с моей совестью не так?
– Не ругайтесь, – подошел садовник. – Виолетта, ты в общежитие? Давай подвезем.
– Спасибо, Иван Семенович, я с этим в одну машину не сяду.
– А ничего, что «этот», стоит и все слышит?
– Не нравится, когда на вас не обращают внимания? А бабушке за столько лет ни разу не позвонить – это нормально?! Алиса Витальевна вас любила! Каждый день вспоминала своего «Максимушку»! А вы даже на похороны не удосужились приехать!
– Я…
– Виолетта, не надо ссориться.
– А вы не выгораживайте его, Иван Семенович! Наш «Максимушка» вполне взрослый мальчик. Пусть ответит, если есть что!
– Да ты вообще кто такая, а?! – не выдержал Максим. – Флигель оттяпала и радуйся!
– Перестаньте! – садовник встал между ними.
– Я кто такая? – Виолетта выглянула из-за плеча Ивана Семеновича. – Я та, кто обвиняет тебя, Максим Стрельцов, в смерти Алисы Витальевны…
– Спятила?! – Максим сжал кулаки.
– …если бы ты был рядом, то Алису Витальевну не убили бы! – Виолетта повернулась и побежала прочь.
Максим остолбенел, слово получив удар под дых.
– Как убили? – он перевел взгляд на садовника. Тот развел руками и вздохнул:
– Поехали. По дороге объясню.
Глава 3
До поворота на МКАД Иван Семенович не проронил ни слова. Максим незаметно разглядывал его профиль, не решаясь начать разговор. Нос с горбинкой. Губы плотно сжаты. Тяжелый подбородок выдвинулся вперед, словно ящик с карточками книг в бабкиной библиотеке.
Солнце слепило, выглядывая между домами – пришлось опустить защитный козырек. С трудом встроились в поток спешащих из столицы машин. Ядовитый закат огненной лавой залил частный сектор слева от дороги, придавая затянувшемуся молчанию зловещий оттенок.
«Что там эта ненормальная вопила?» – слова Виолетты давили невыносимыми децибелами на слух, словно злоумышленник врубил на полную мощность невидимую стереосистему и прижал колонки к ушам Максима.
«Обвиняю в смерти! – болезненный звуковой хук справа. – Убили! – попытка атаковать слева. – Если бы ты был рядом!» – громкость зашкалило сразу с двух сторон.
Максим не выдержал:
– Иван Семенович, вы можете объяснить, кто такая Юданова, и с какой стати в киллеры меня записала? – удары сердца пытались обогнать стук колес на ребристой шумовой разметке, обрамляющей пешеходный переход.
Садовник достал из-под сиденья минералку.
– Открой, будь добр.
«Он что, издевается?!» – Максим весь сжался и выпалил:
– Какая к черту минералка? Прямо скажите, что тут произошло, пока я лондонскую ссылку отбывал?
Садовник невозмутимо открутил крышку и сделал пару глотков.
– Сразу всего и не объяснишь…
– А вы постарайтесь!
– …ученица она.
– Какая еще «ученица»?
– …Алисы Витальевны. Пятый год с ней занимается… Занималась.
– Допустим. А флигель тут причем? За какие-такие заслуги бабка… – Максим запнулся. – Бабушка завещала его ей?! – Он еле сдерживался. Ненависть к покойнице затопила нутро: – А, понятно, очередная блажь выжившей из ума старухи!
– Максим! Полегче. Сирота девчонка. Вот и жалела ее Алиса Витальевна.
– Так жалела, что в наследницы записала? – Максима трясло, голос срывался. – Меня всю жизнь чужими людьми пугала, а сама… – Он закашлялся от попавшей в горло слюны. Отдышался и выпалил: – Откуда вдруг такое доверие?!
– Да не в доверии тут дело.
– А в чем?
– Мало ли что у Алисы Витальевны на уме было. Раз Виолетте отписала, значит есть причина. Давай, успокаивайся. Разберемся мы со всем этим, поверь.
Проехали указатель на санаторий «Сосновые просторы». Иван Семенович свернул на грунтовую дорогу и сбавил скорость:
– Прибыли. Выйди, я вплотную к забору припаркуюсь.
Максим выскочил из машины, хлопнув дверцей.
«Хороша старая стерва: меня, значит, вышвырнула, как паршивого котенка, а себе новую игрушку нашла? Малохольную эту пожалела, видите ли! А родного внука не жалко было на край света отправлять в тринадцать лет? – Он достал из рюкзака ключи, трясущимися руками отпер калитку и побежал к крыльцу. – Думал, уеду сразу, как дом продам, а теперь фига с два! Семеныч тоже хорош – скрывал, что у бабки пять лет фаворитка тусуется!»
На кухне Иван Семенович быстро накрыл на стол, достал из буфета водку. Налил себе и Максиму. Сел:
– Алису Витальевну и Софью помянем, – резко выдохнул и опрокинул стопку в рот, – пусть земля им пухом будет.
Максим машинально выпил. Горло обожгло. Он хватанул ртом воздух, глаза заслезились. Иван Семенович протянул маринованный помидор, а сам понюхал кусок черного хлеба и зажмурился. Захрустел зеленым луком.
– Картошку бери. С огорода. Сорт Алиса Витальевна выбирала. Рассыпчатую любила. И укропу, укропу добавь.
Каждый раз, когда Иван Семенович вспоминал бабку, у Максима появлялся неприятный холодок в подвздошье. Сейчас еда казалась безвкусной, хотя аромат зелени, смешанной с растопленным сливочным маслом, вызывал аппетит.