– Раньше завтрашнего утра не сделаю.
– Но вам не обязательно оставлять оригинал у себя?
Он покачал головой:
– Слепок могу сделать сегодня, но ключ будет готов завтра.
Шансов вернуться сюда утром было мало, да и духу могло уже не хватить, но я заставила себя отдать кузнецу отцовский ключ. Кузнец глянул на ключ и взял из каменного корыта комок глины. Вдавил в него ключ и вдруг замер, даже дышать перестал.
Шагнув к нему, я потянулась за ключом и только в этот момент увидела то, что увидел он, – в основании головки ключа, прямо над стержнем, было выбито рельефное изображение феникса.
Когда кузнец посмотрел на меня, его широкое лицо было бледным, как луна.
– Это ключ императора. Кто вы? Откуда он у вас?
Мне следовало схватить ключ и бежать. Я была проворнее кузнеца, могла выхватить у него ключ и выскочить из кузницы, он бы даже глазом моргнуть не успел. И все, что у него было, – это история, в которую никто не поверит.
Но поступи я так, лишилась бы возможности получить копию ключа. И ничего не узнала бы. Я бы застряла там, где была в начале дня, – память затуманена, мне не выудить из нее ответы на вопросы отца; сколько ни стараюсь, они всегда неправильные. А этот кузнец… он хороший человек. Отец научил меня паре приемов, с помощью которых можно разговорить и расположить к себе хорошего, законопослушного человека.
– У вас есть дети? – спросила я, аккуратно подбирая слова.
Цвет лица у кузнеца немного изменился, он уже не был таким мертвенно-бледным.
– Двое. – Он нахмурился, как будто сомневался в том, стоит ли ему говорить со мной.
Я решила выложить все карты на стол:
– Я – Лин, дочь императора. После смерти матери он сильно изменился. Отгородился от всех, оставил совсем мало слуг и перестал встречаться с губернаторами островов. Назревает мятеж. Безосколочные уже захватили Халут, они стремятся расширить свои владения. И еще – Аланга. Кто-то может и не верить в то, что они возвращаются, но это моя семья удерживала их от возвращения. Вы хотите, чтобы по вашим улицам маршировали солдаты? Хотите, чтобы война была у вас на пороге? – Я тронула кузнеца за плечо. – На пороге дома ваших детей?
Кузнец непроизвольно поднял руку к шраму за правым ухом. Такой шрам был у каждого горожанина. Это место, откуда вырезали кусочек кости черепа, а потом их уносили в подвал императорского замка.
– Мой осколок, он усилил конструкцию? – спросил кузнец.
– Не знаю.
Не знаю, не знаю… Как же мало я знала!
– Но если я проберусь в подвалы отца, я поищу ваш осколок и принесу его вам. Не могу ничего обещать. Хотела бы, да не могу. Но я постараюсь.
Кузнец облизнул пересохшие губы.
– Мои дети?
– Посмотрю, что можно сделать.
Больше я ничего не могла сказать – все без исключения должны были участвовать в Празднике десятины.
Лоб кузнеца заблестел от пота.
– Я все сделаю, – сказал он.
Отец уже наверняка просмотрел доклады, отложил их в сторону и взял чашку с чаем. Отпил глоток и смотрит в окно вниз на городские огни.
У меня ручейки пота заструились между лопаток. Надо было вернуть ключ, пока отец меня не застукал.
В полумраке я наблюдала за тем, как кузнец делает слепок ключа. Как только он мне его вручил, я повернулась, чтобы бежать обратно во дворец.
– Лин! – окликнул меня кузнец.
Я обернулась.
– Меня зовут Нумин. Я прошел ритуал в одна тысяча пятьсот восьмом году. Нам нужен император, который нас защитит.
Что было на это сказать? Я просто побежала. Побежала по переулку к окружавшим дворец стенам.
Отец уже наверняка допивал чай и держал еще теплую чашку в ладонях.
Один камень отделился от стены у меня под пальцами. Полетел вниз. Я вся съежилась.
Отец опустил чашку на стол и смотрит на город. Как долго он будет смотреть в окно?
Спускаться быстрее, чем подниматься. Я больше не чувствовала запахов города – только запах собственного дыхания. Я бежала к дворцу, и стены внешних зданий мелькали, как смазанные пятна. Дома для прислуги, зал Вечного мира, зал Земной мудрости, стены вокруг дворцового сада. Повсюду холод, мрак и пустота.
Я воспользовалась входом для прислуги и, перепрыгивая через ступеньку, побежала вверх по лестнице. Узкий проход вел в главный коридор, который огибал весь второй этаж дворца. Спальня моего отца была в противоположной стороне от входа для прислуги.
Как же мне хотелось, чтобы ноги у меня были длиннее… И мозгов побольше.
Я бежала и морщилась каждый раз, когда половицы скрипели у меня под ногами. Наконец оказалась напротив комнаты отца и проскользнула внутрь. Бинг Тай лежал на коврике у кровати. При моем появлении он встал и потянулся, как старый заспанный кот. Чтобы добраться до цепи с ключами, надо было перегнуться через него. От Бинга Тая несло, как от конструкции медведя с примесью затхлости шкафа с побитой молью одеждой.
Повесить ключ обратно на связку удалось только с третьей попытки – пальцы у меня были скользкими и непослушными, как угри.
Вернувшись к двери, я встала на колени, чтобы вытащить щепку, и зажмурилась от света в коридоре. Надо было подумать о том, как завтра вернуться за новым ключом в город. Но я шла к цели, я опустила щепку в сумку на поясе и даже не подозревала, что за мной наблюдают.
– Лин!
Это был Баян.
Мои руки и ноги окоченели. Что он видел? Я встала и посмотрела ему в лицо. Баян нахмурился и сцепил руки за спиной. Я приказала сердцу успокоиться. Мое лицо ничего не выражало.
– Что ты делаешь у комнаты императора?
2
Йовис
Остров Голова Оленя
Я понадеялся, что это была одна из моих мелких ошибок, не больше, и одернул полы камзола. Рукава оказались коротки, в талии камзол был слишком уж свободен, а в плечах широковат. Принюхался к воротнику и чуть не закашлялся от терпкого запаха звездчатого аниса.
– Если хочешь привлечь внимание таким ароматом, прыскай на себя поменьше, – сказал я.
Совет полезный, но солдат, который лежал у моих ног, его не услышал.
Если собеседник в отключке, значит я говорю сам с собой?
Ну да ладно, униформа более-менее впору. В последнее время я только и полагался на «более-менее» и «худо-бедно». У меня в лодке лежало два полных стандартных ящика умных камней. Худо-бедно должно было хватить на то, чтобы рассчитаться с долгами, месяца три более-менее нормально питаться, а заодно переплыть из одного конца Империи Феникса в другой. Но то, что я хотел получить, не терпело неопределенности: или да, или нет.
У пристаней я подслушал, как люди перешептывались о недавнем исчезновении, и, насколько я понял, оно было очень похоже на исчезновение моей Эмалы. Я бы проклинал себя до конца дней, если бы не выяснил что и как.
Выскользнув из переулка, я усилием воли заставил себя больше не одергивать камзол. На улице мне навстречу попалась женщина-солдат; я кивнул, она кивнула в ответ. Я с облегчением выдохнул.
Перед остановкой я не сверялся с расписанием ежегодного Праздника десятины, а так как удача редко выступала на моей стороне, можно было не сомневаться, что Праздник проводится именно здесь.
Остров Голова Оленя был наводнен солдатами. И вот он я – торговец без контракта, который не раз и не два участвовал в стычках с солдатами императора. Я вцепился пальцами в край рукава и, не выпуская его ни на секунду, обследовал улицы острова. После экзамена по навигации мне сделали татуировку на запястье. Кролик. Не самая мужественная татуировка, но зато практичная – по ней всегда могут опознать мое выброшенное на берег раздутое тело. Но теперь я – контрабандист, и эта татуировка могла меня выдать. Татуировка и мое лицо. На листовках с моим изображением подбородок не очень удачно нарисовали и глаза приставили слишком уж близко к переносице. Волосы у меня вьющиеся, но я коротко подстригся. И все-таки должен признать – сходство было. Пришлось заплатить сиротам, которые болтались по сточным канавам, чтобы они сорвали эти листовки, но спустя пять дней я увидел, как эти чертовы конструкции снова развешивают их по стенам.
Очень паршиво было то, что в комплект униформы императорских солдат не входила шляпа. Мне следовало прихватить свои умные камни и бежать, но Эмала, она не отпускала, я попался на крючок, и судьба тянула за лесу. Так, ведомый судьбой, я шел вперед и старался не привлекать к себе внимания.
Мужчина на пристани сказал, что исчезновение было совсем недавно, так что след еще не простыл. Время поджимало. Солдат не видел меня, когда я его вырубил, но у него на камзоле, на левом локте, была заплатка, и он легко мог ее узнать.
Солнечный свет проникал на улицу в узкие проходы между домами. За окнами сушилось белье.
– Не заставляй меня ждать! – кричал кто-то в одном из домов. – Сколько можно надевать пару башмаков?!
Океан был рядом, и к запаху топленого масла и тушеного мяса примешивался запах водорослей. Жители острова снаряжали своих детей на Праздник и заодно готовили еду к их возвращению. Вкусная еда не залечит раны, ни телесные, ни душевные, но приглушит боль. В мой день трепанации мама устроила настоящий пир – жареная утка с корочкой, запеченные овощи, рис с ароматными специями, рыба в еще булькающем соусе. Перед тем как сесть за стол, мне пришлось хорошенько вытереть слезы.
Но для меня все это осталось далеко позади, шрам за правым ухом давным-давно затянулся. Я нырнул под повешенную на веревку еще сырую рубашку и оказался перед трактиром, который описывал мужчина на пристани.
Я толкнул дверь, она со скрипом прочертила дугу по деревянным половицам. Рано утром в трактирах обычно пусто, но в этот раз за столиками в пыльных углах сидели солдаты императора. С потолка свисала сушеная рыба. Я опустил голову, прижал руку к бедру и, держась ближе к стене, прошел в конец зала. Умел бы все планировать заранее, перевязал бы какой-нибудь тряпкой запястье. Да и ладно. Лицо – проблема похлеще руки, а его тряпкой не замотаешь.
За стойкой спиной к залу стояла крепкая широкоплечая женщина. Волосы убраны под завязанную на затылке косынку, несколько прядей выбились и прилипли к шее. Она склонилась над разделочной доской и, ловко работая пальцами, лепила дамплинги.
– Тетушка! – почтительно обратился я к трактирщице.
– Не называй меня так, – не оборачиваясь, сказала она. – Я еще не такая старая, в тетушки гожусь только детям. – Трактирщица отряхнула о фартук испачканные в муке руки и вздохнула. – Что подать?
– Я хочу поговорить.
Трактирщица обернулась и внимательно оглядела мою униформу, а на лицо даже не посмотрела – так мне показалось.
– Я уже послала племянника на площадь. Думаю, переписчики его уже отметили. Ты здесь за этим?
– Вы Данила, да? Я хотел бы расспросить вас о вашей приемной дочери.
– Я доложила обо всем, что мне известно. – Лицо трактирщицы стало непроницаемым.
Я знал, какой прием ей оказали. Такой же, как и родителям Эмалы: пожали плечами, посмотрели как на помеху в важных делах. Молодые женщины иногда убегают, это не новость. И что теперь? Теперь все слуги императора должны броситься на ее поиски?
– Просто оставьте меня в покое, – сказала трактирщица и вернулась к своим дамплингам.
Возможно, солдат из переулка уже идет по улице, потирая ушибленную голову, и на языке у него вертится множество вопросов. Но Эмала… Ее имя звучало у меня в ушах и подталкивало к действиям.
Я обошел прилавок и встал рядом с Данилой у разделочной доски. Не дожидаясь разрешения, взял тесто и начинку и принялся лепить дамплинги. Данила на секунду растерялась, но потом снова принялась за дело.
В зале у нас за спиной два солдата поднимали ставки в карточной игре.
– А ты хорош, – проворчала Данила. – Ловко лепишь и быстро.
– Моя мама… она была… кухаркой…
Я мрачно улыбнулся и попытался припомнить, когда был дома в последний раз. Казалось, что в другой жизни.
– Она готовила лучшие на всех островах дамплинги. Я редко бывал дома, ходил под парусом, учился, чтобы сдать экзамен по мореходству, но мне всегда нравилось помогать ей на кухне. Даже после экзамена.
– Если ты сдал экзамен по мореходству, почему ты – солдат?
Я прикинул варианты. Обманывать я умел мастерски. Таких обманщиков еще поискать. Иначе мне бы уже давно не сносить головы. А эта женщина напомнила мне мою мать – грубоватая, но с добрым сердцем. И мне надо было найти пропавшую жену.
– Я не солдат, – признался я и задрал рукав камзола на руке с татуировкой.
Данила взглянула на кролика, посмотрела мне в лицо, прищурилась, а потом ее глаза округлились.
– Ты – тот контрабандист, – прошептала она. – Йовис.
– Я бы предпочел, чтобы меня называли самым удачливым контрабандистом за последние сто лет, но, если вам угодно, пусть будет просто «тот контрабандист».
– Зависит от того, что называть удачей, – хмыкнула Данила. – Что-то мне подсказывает, твоя мать так бы это не назвала.
– Возможно, вы правы, – легко согласился я.
Данила бы расстроилась, если бы узнала, до чего я докатился, но теперь она расслабилась, лицо ее уже не было таким суровым. Мы стояли, прикасаясь друг к другу плечами. Я был уверен, что она меня не выдаст. Такие, как она, не выдают.
– Мне надо поговорить о вашей приемной дочери. Как она исчезла?
– Не о чем особо рассказывать. Вот она здесь, а на следующий день ее уже нет. Только девятнадцать серебряных монет на покрывале. По одному серебряному фениксу за каждый год ее жизни. Это было два дня назад. Мне все еще кажется, что вот сейчас я оглянусь – и она войдет в дверь.
Но она не войдет. Я знал, что не войдет, потому что сам ждал этого целый год. Я все еще видел кровать Эмалы с разбросанными по покрывалу девятнадцатью серебряными монетами. Мог почувствовать, как у меня заколотилось сердце и свело живот, когда я понял, что она ушла, и одновременно не мог в это поверить.
– Соши была смышленой и расторопной. – Голос у Данилы дрогнул, она смахнула слезы, не дав им потечь по щекам. – Ее мать погибла во время происшествия на шахте, своего отца она не знала. Я никогда не была замужем и детей не имела, вот я ее и взяла. Мне требовалась помощница.
– Она… – Слова застряли в горле, и я так и не смог задать вопрос.
Данила взяла очередной кружок теста и посмотрела мне в глаза:
– Может, я не так стара, чтобы быть твоей тетушкой, но для меня ты еще мальчишка. Если Империя имеет отношение к исчезновению Соши, девочка уже мертва.
Я никогда не был влюблен. Мы не встретились в детстве и не подружились. Я не рискнул и не поцеловал ее. Я не возвращался с Императорского острова.
Я упорно обманывал себя. Но все без толку. Я видел, как она улыбается, насмешливо смотрит на меня и закатывает глаза, пока я рассказываю ей очередную выдуманную мной глупую историю. Как она после трудного дня кладет голову мне на плечо и вздыхает. Но мне надо было верить в собственный обман, потому что при одной только мысли, что всю оставшуюся жизнь я проживу без Эмалы, меня охватывала паника и я начинал задыхаться.
– Вы искали ее? – тяжело сглотнув, спросил я. – Нашли хоть какой-то след?
– Конечно, я ее искала. Спрашивала всех в округе. Один рыбак сказал, что видел в тот день, рано утром, лодку. Но она уплывала не от пристаней, а из ближайшей бухты. Маленькая лодка, темная, с синими парусами. Ушла на восток. Это все, что я знаю.
Такую лодку я видел в то утро, когда исчезла Эмала. Лодка огибала остров, но густой туман не позволял мне быть уверенным, что я вообще ее видел. Это был самый лучший след за все семь лет поисков, теперь главное было за него ухватиться и не отпускать.
Какой-то солдат в трактире расхохотался, а второй застонал и, судя по звуку, с размаху бросил карты на стол. Заскрежетали ножки стульев по полу.
– Хорошая была игра.
Кто-то из них открыл дверь, и я почувствовал тепло от солнечного луча у себя на шее.
– Эй, идешь с нами? Капитан башку тебе откусит, если опоздаешь.
Никто не ответил, и тут я вспомнил, что на мне мундир солдата. Вопрос был обращен ко мне.