– Слушай! Только сейчас сообразил! У нас на Дону эти звёзды называют «Ковш». Странно! Откуда взялось название «Большая Медведица»? У нас в станице река так и называется – «Медведица». А почему созвездие так назвали, непонятно. Наверное, из других народов пришло.
– Наверное. Но казахи так не говорят.
Чуть помолчав, я спросил:
– А Полярная звезда у казахов есть?
– Конечно! Только называется Темирказык. По ней определяем направление на север!
– Ого! В Туркмении «Демиргазык» и есть «Север»!
– Да все тюркские языки похожи! Если знаешь туркменский, нигде не пропадешь!
Я улыбнулся:
– Знаешь, я тоже казах!
– Да-да! Какой же ты казах? С голубыми глазами, и казах?
И усы твои – как у казака, урядника! И чуб из-под фуражки лезет. Таких усов и чубов у казахов не бывает!
Удивившись проницательности капитана, я по привычке подкрутил свой казачий ус и подтвердил:
– Точно, казах я! Меня в Туркмении вычислили. Послушай вот. Ехал я в поезде из Ашхабада. В купе были пожилые туркменки, дайзы. Я решил потренироваться в туркменском языке. Изучал тогда по словарю. А в словаре этом, сёзлуке, было много загадок. Вот я и начал по-туркменски загадывать. Туркменки смеялись моему акценту, но понимали. И я понимал их. А потом одна и спроси меня: «Сен миллетим ким?»
– А! Кто ты по национальности!
– Точно! Я говорю, что казак, родом с Дона.
Туркменки, поглядев на мои слишком широкие глаза, недоверчиво покачали головами: «Ек! Сен, мегерем, татар!»
– Ты, наверное, татарин! – перевёл мне капитан.
– Так точно! Я сообразил, что «казах» у туркмен читается именно как «Газак». В общем, стал я казахом! Так что я – твой соплеменник!
– А в Казахстане ты был?
– Знаешь, только случайно не попал! После военного училища меня туда направляли, на китайскую границу. Но афганская война помешала. Срочно перебросили в Туркмению, а оттуда – в Афган.
Мамыров печально вздохнул:
– А подполковник Ладыгин служил в Казахстане! По-казахски хорошо говорил! Жалко, погиб! Может, «бойки» его порезали всего!
Мы замолчали, думая о Ладыгине и вообще о странностях военной судьбы. О мерзостях этой судьбы. Ведь подполковник Ладыгин с семьёй ютился в тесной комнатушке общаги в Воронеже, и собственная квартира им не светила.
Как не вспомнить великого Булата Окуджаву с его «Старой солдатской песней»? «Новые солдаты будут получать вечные казённые квартиры…»
Ладыгин тоже получит от благодарного государства такую вечную казённую квартиру…
Мамыров неожиданно спросил:
– У тебя позывной – «Газета»? А почему?
– Долгая это история! – усмехнулся я. – Вообще-то я подполковник. Срезали мне звание, срезали. А сюда отправили в ссылку. Должность у меня была – корреспондент. По всему Северному Кавказу. От Москвы я работал, от консорциума «Граница». Рассказывал о махинациях тыловиков, о расстрелах на границе. Вот и прижали меня, начали шить «уголовку». Донос написал полковник Петровкин, что я хотел их взорвать на хер. «Уголовку шили». Мне и посоветовали вместо «уголовки» понижение в звании и ссылку.
– Прям как Лермонтов! – уважительно сказал Мамыров.
– Эт точно! – согласился я.– Царским генералам правда тоже не нравилась. Прошло двести лет, а правда опять не нравится! Вроде уже не царские, а рабоче-крестьянские енералы! А «мысля» у них всё та же – как спрятать правду! Один генерал очень меня удивил. Это когда я корреспондентом был. Прилетаю к вам на Тусхарой. А здесь – главный «политрабочий» из Москвы. Иду представиться, как положено по Уставу. А он мне: «Как-как фамилия? А, Ильин! Это который плохие статьи о погранвойсках пишет!»
– И в чём это «плохо»? – заинтригованно спросил Мамыров.
– Вот-вот! И я спросил тоже. А генерал отвечает – мол, написал о вшах в Итум-Калинском отряде.
– Так вши на самом деле есть! – удивился капитан.
– Вот и я сказал генералу. Может, спрашиваю, я ложь высказал, или напутал чего? Генерал морщит свой узкий лоб, вспоминает. Потом говорит: мол, всё, конечно, правда. Но писать не надо.
Мы помолчали, вглядываясь в чёрную бездну огромного неба.
Мысли мои перекинулись на Лермонтова.
Точно так же, как мы сейчас, он лежал и смотрел в чёрное небо. И думал о странности бытия. Что там написал поэт о чеченцах, сражающихся с русскими войсками? Ага, вот:
«Нам был обещан бой жестокий.
Из гор Ичкерии далекой
Уже в Чечню на братний зов
Толпы стекались удальцов».
Мамыров, похоже, думал о том же. Чтобы согреться, он встал, помахал руками, сделал несколько приседаний. И задумчиво сказал:
– Ничего здесь не меняется. То одна война, то другая!
– Странно! Я тоже об этом думал! Знаешь, как Лермонтов пишет в своем «Валерике»?
– Не, не помню. А что там?
Тихо, с выражением я продекламировал строки об удальцах. И добавил:
– Сто пятдесят лет прошло! И что изменилось? Опять на братний зов стекаются суровые люди.
– Ну да! – скептически хмыкнул капитан. – Сейчас всё по-другому! Ичкерийский спецназ «Эдельвейс» пришёл! Не с берданками, как у Лермонтова. С огнемётами и гранатомётами!
– И ПэЗээРКа! – усмехнулся я. – Знаешь, что мы нашли у боевиков? Зенитные комплексы! По нашей «вертушке» долбанули. Не попали, правда. Ещё одна странность – у них была карта Генштаба Минобороны РФ с грифом «Секретно»! Откуда карта? Кто-то продал?
– Предатели продали! – возмущенно сказал Мамыров.
– Хорошо что напомнил! – воскликнул я шепотом. – Я ведь писал о таком же предательстве. В Старгополе, штабе пограничного округа, сидел скромный прапорщик-картограф, и скромно продавал топографические карты Чечни, со всеми обозначениями – засад и всего прочего. Продавал секреты прапор, а предателем стал я, рассказавший в «гражданской» газете о предательстве.
– А нам не доводили об этом! – удивленно сказал капитан.
– И моя родная газета, «Граница», тоже не опубликовала! Редактор мой, Личман, наотрез отказался печатать. Мол, позор погранвойскам это. Моральный дух солдат упадет, бл..дь!
Мамыров поцокал языком и начал вглядываться в очертания мрачных холодных чёрных скал:
– Лежат там наши ребята!
Приподнявшись, я стал внимательно, до рези в глазах, вглядываться в место недавнего боя.
– Ладыгин – где-то там. Там же – погибший солдат. Утром забрать надо! – вздохнул я.
И вдруг увидел, что над местом боя поднимаются в чёрное небо, прямо к звёздам, бледные столбы света.
Я протёр глаза: «Что такое?! Привидения?»
Опять всмотрелся.
Белые столбы не исчезали.
– Капитан! – толкнул я Мамырова. – Посмотри! Видишь свет?
– Где? – насторожился Мамыров. – Может, «бойки» идут?
– Да нет! Из земли в небо столбы света видишь? Слабые, но видны? Или нет ничего?
Капитан всмотрелся:
– Точно! Есть! Так! Раз, два, ещё два! А что это?
– Б..дь, мистика! Наверное, души убитых в небо поднимаются!
Мамыров ущипнул себя, затем потёр ладонями лицо:
– Точно! Но почему всё это видно? Так не может быть!
Помолчав с минуту, он грустно сказал:
– Мы с тобой тоже могли там лежать. Слава Аллаху, живы остались. Давай спать! Утром опять бой!
«Вот нервы! Настоящий джигит!» – подумал я уважительно.
А сам по-прежнему не мог уснуть.
Чуть закрою глаза, сразу вижу своего деда Петра в 1942 году. В ровной, как стол, калмыцкой степи на него неумолимо прёт страшная махина танка. Прёт прямо по мелким окопчикам, где молча погибают молодые солдаты. Погибают, даже не думая убегать!
А сейчас я, его внук, тоже участвую в реальных боевых действиях. И смерть точно так же, как в 1942 году, кружит над полем боя, собирая свой страшный урожай.
Странные совпадения!
За что такое нашему народу? Точнее, всем нашим народам. Что за судьба-злодейка наказывает русский люд? Ведь каждое поколение участвует в войне и гибнет непонятно за что.
Но тогда, в 1942 году, фашист наступал. А сейчас чего такое случилось, почему люди опять убивают друг друга?
Да уж! Ещё Лермонтов сто лет назад спрашивал – какого хрена люди убивают себе подобных:
И с грустью тайной и сердечной
Я думал: жалкий человек.
Чего он хочет!.. небо ясно,
Под небом места много всем,
Но беспрестанно и напрасно
Один враждует он – зачем?
«Зачем? Зачем?» – думал я, пытаясь заснуть.
Заснуть мешал жалобно-противный плач шакалов.
Плач этот заставлял вспоминать другие мои боевые действия. В далёком Туркменистане. Перед глазами – раскалённые трещины глубоких ущелий Зюльфагара на стыке трёх границ. Наш «Уаз» разлетается от взрыва. И мы с Иваном Дороховым отстреливаемся от окруживших нас боевиков-афганцев.
– Бл..дь! – тихо матюкнулся я, открывая глаза.
Всмотрелся в матовый чёрно-синий шатер неба, разыскивая ковш Большой Медведицы. И опять матюкнулся.
Заслоняя чёрную синь неба, передо мной возникли мрачные ночные горы Афганистана, Зардевское ущелье.
Там, недалеко от пакистанской границы, 22 ноября 1985 года попала в засаду и погибла панфиловская застава. Меня в составе десантно-штурмовой маневренной группы высадили в это страшное ущелье на следующий день.
Бой был жестокий! Первый мой бой. Тогда я был курсантом военного училища, на стажировке.
– Стажировка, бл..дь! – матюкнулся я, открывая глаза.
– Чё, не спится? – проворчал Мамыров.
– Слушай! – повернулся я. – Только что дошло! Вспомнил Афган и Зюльфагар. Бои были серьезные! Так вот. Афганцы кричали нам «Сдавайся», а вот «Аллах Акбар» – нет. Странно! А «эдельвейсы» сегодня только и кричали, что «Аллах Акбар». Почему?
– Кто его знает! – ответил Мамыров, зевнув. – Некогда думать под пулями. Давай спать. С утра опять воевать придётся!
…Ровно в четыре утра нас разбудил треск автоматных очередей и грохот разрывов. Боевики атаковали группу Кокшина, засевшую под скальным козырьком.
– Есть «двухсотые» – ожила рация. – Нас атакуют с двух сторон!
– Держись, идём на помощь! – выкрикнул Мамыров. И выжидающе посмотрел на меня:
– Ну что, в атаку?
– Поехали!
Повернувшись к солдатам, я крикнул:
– Патроны беречь! Мало патронов! Бить только наверняка!
Мы ринулись вниз по склону, падая и прячась за камни. Автоматные очереди боевиков не подпускали нас к группе Кокшина. Но сами боевики, вынужденные сдерживать нашу группу, не могли атаковать кокшинских солдат.
Помощь пришла сразу с двух сторон.
В небе появились фронтовые бомбардировщики. Отбомбившись, они уходили.
Следом налетели боевые вертолеты «МИ-24». Стремительной каруселью они расстреливали подозрительные склоны. Конечно, стараясь бить подальше от погранцов, чтоб случайно не уничтожить своих же.
Чуть затихла канонада, как снизу, от реки, пошли в атаку бойцы ГРУ Министерства обороны.
Очень кстати оказался их шквальный огонь!
Через час бой стих.
Около скального козырька, где укрывалась группа Кокшина, нашли двух убитых пулемётчиков – Ильнура Батырова и Сергея Смирнова.
Кокшин обнажил голову:
– Спасибо, ребята! Спасли всех! Приняли удар на себя!
Мы обследовали лесистый склон и спустились к реке. И ахнули. Результат боя для боевиков – явно отрицательный!
Убито 24 эдельвейсовца! Ещё четыре были ранены и попали в плен.
Они-то и рассказали, что входили в состав диверсионно-разведывательной группы с кодовым названием «Эдельвейс». Это – особо подготовленный спецназ Гелаева! Численность группы – почти 60 бойцов.
Я пытался выяснить, почему боевики шли открыто, в лоб. Это же нелогично для поведения в любом бою.
Не свидетельствует ли это, что группа их – отвлекающая. А основная банда пошла другим маршрутом. Была ведь информация о готовящемся прорыве крупной банды, штыков так на двести.
Но боевики не знали. Или не хотели говорить.
Они лишь твердили, что к «Эдельвейсу» никого отношения не имеют. Они – простые чабаны, которых заставили тащить груз..
глава 2
ПОГРАНИЧНИКИ БОЕВИКОВ НЕ БОЯТСЯ
Не успел я отлежаться после боя в ущелье, как рано утром в нашу офицерскую палатку ММГ заглянул солдат-посыльный:
– Товарищ майор! Командир части вызывает!
Голова гудела от недосыпа, ночных кошмаров и фашистов в жаркой пыльной Калмыкии.
Отодвинув воспоминания, спросил:
– Чё случилось?
– Не могу знать! – радостно гаркнул солдат.
– Тихо! Голова трещит! Не ори!
Полковник Чуприн, начальник погранотряда, встретил в штабной палатке лукавой подозрительной улыбкой:
– Петро! Котомку с сухарями подготовил? Сегодня убываешь отсюда!
Рука моя невольно потянулась подкрутить казачий ус.
Пока я круглил глаза, силясь понять смысл полковничьих слов, Чуприн улыбнулся:
– Не пужайся! Из Старгополя звонил адвокат. Сражается с твоими лиходеями-полковниками из Москвы. Послезавтра суд. Адвокат клянётся, что восстановит тебе должность корреспондента. А второе заседание – как эти же полковники украли фото. Твои фото. Сегодня можешь лететь. Пока погода дозволяет. «Борты» идут на Гизель. Готов к вылету?
– Так точно!
Полковник улыбнулся:
– Адвоката Петрова знаю. Зу-у-у-бастый малый. Победу всегда обеспечит! Так что заранее поздравляю! Но! Маленький вопросик. Касается одной статьи.
Чуприн покосился на газету, лежащую на столе:
– Вот! Москва прислала Директиву. Приказано тщательно изучить творчество мятежного корреспондента Ильина!
Повернув газету, полковник зачитал:
– «Пограничники боевиков не боятся». Газета «Старгополький меридиан»!
Чуприн вздохнул:
– Там – мои слова там о проблемах отряда.
– И что? Признали клеветой? Что, давят на Вас?
– Нет, не давят. Пробовали было, но факты – вещь упрямая. Но потребовали надавить на тебя! Провести собрания во всех погранотрядах. Видишь, какой ты известный! Давай, почитай ещё раз. И подскажи, где могут придраться. Подскажи, кто может отказаться от своих слов.
Подкручивая в задумчивости ус, я приступил к изучению собственной резкой критической статьи.
Чего не нравится пузанам-тыловикам?
Даже название – чудное:
«Пограничники боевиков не боятся. Но опасаются прихода зимы на неподготовленных к холодной стуже погранзаставы». Правда, название, хоть и гениальное, придумал редактор, друг Володя Шарков. Сказал, что звучит смешно, ярко!
Так, а что статья? Хм! Начало – романтичное:
«Сижу в ночной штабной палатке. Керосиновая „летучая мышь“ гоняет по мрачным углам фронтовой сумрак. Под грозный рёв и визг орудий залпового огня („Ураганов“) разговариваю с начальником погранотряда полковником Чуприным».
Шедеврально описана опасность чеченского приграничья! Ай да Ильин, ай да сукин сын!
Так. Чаво ишо ня нравится москалям?
Вот подзаголовок:
«Офицеры не бреются, потому что нет денег»
Хм! Генералы начали орать и визжать?
Ха! Енералы арбатские деньги, и огромные, получают вовремя! Потому и не понимают окопных офицеров!
Так, читаем дальше. Ага!
«Политика – дама капризная и непредсказуемая. Но пограничники верят, что границу пришли охранять навсегда.
А потому главнейшей задачей считают благоустройство погранзастав, чтобы к зиме вместо палаток жить в крепких надёжных блиндажах.
Комендатура «Мешехи» эту задачу уже выполнила. Бойцы вгрызлись в скальный грунт и окольцевали себя прочными, по правилам военной науки, фортсооружениями.
В хозяйстве коменданта майора Армена Торосяна возведен и банно-прачечный комбинат, и кухня-столовая, и аккуратный автопарк с автозаправкой.
Ну а две семейные пары сделали из блиндажей чуть ли не городские квартирки с видом на сверкающие льдом горные вершины.
Соседкам-комендатурам из-за позднего выставления эту суровую красоту укрепрайона ещё предстоит оборудовать.
Но работы идут с такой интенсивностью, что над грозными ущельями не умолкает визг пил и стук топоров.
Вот, например, комендатура «Шарой».
Пока беседовали с офицерами, рядовой Денис Плотников, оправдывая фамилию и дедовскую профессию, тюкал и тюкал топориком.
Блиндаж возводил солдат в паре с офицером – командиром минометчиков лейтенантом Сергеем Васильевым.